Суицид лезвием книги. Монологи Пальтиеля

Но и счастью есть место

Не всему должно быть горько. За первыми главами могло показаться, что я и секунды не улыбался, но это откровенно не так. И как бы ни смешно звучало, но я иногда мог забываться, даже вполне себе. В Сером городе у меня много товарищей, тех, кто действительно рад бы был меня видеть, да и я их тоже, что уж там. А потому некоторые дни я проводил в их компании, посещая различные бары, рестораны. Мне вполне комфортно находить себя там, лишь бы это были места без пафосного привкуса, с бессмысленным чувством возвышенности над реальностью. А за частыми такими походами не может не лежать привкус приключения, который я всегда любил и относился с трепетом, как к новым туфлям или к старой любимой рубашке. А еще выход в такие места – это всегда возможность надеть костюм-тройку или просто брюки с жилеткой, ведь в моем гардеробе насчитывалось как минимум десять таковых. Это вообще интересно, у меня всего два стиля, один является интеллигентным, включая рубашку под запонки, а осенью классическое пальто, в купе с зонтом-тростью. Ничего нового, но мне нравится этот вид, как с точки зрения внешних факторов, так и со стороны внутренних чувств. Но есть и абсолютно противоположный вариант – это высокие кеды, рваные джинсы, сомнительная рубашка. Еще любил рубашки бирюзового цвета, они уже были более классические. Но и под этот образ я обычно сверху натягивал жилетку. Никогда не носил головных уборов, как и не любил очки. Все это я подвожу к одному классному дню, когда мой друг позвал меня отдыхать на туристическую базу за пределы города, а это, на секундочку, мой самый любимый вид отдыха. Ведь только в таких местах мне удавалось полностью прочувствовать обаяние природы, силу чистого воздуха, просто глупо улыбаться, играть в футбол, теннис, что угодно. Ну и конечно, жарить шашлык, прикусывая спиртными, элегантными напитками, в особенности, водкой. Так было и в этот раз, но изначально мы собрались возле гипермаркета, чтобы хорошенько закупиться, составив перед этим список, которому, конечно же, не будем следовать. Ведь его составляли мужчины, а значит, из овощей в этом списке были только огурец и помидор, ибо других овощей мы и не знаем. Но дамы сразу внесли коррективы, набирая кинзы, листья салата, и еще что-то странное, ну и конечно же, рыбу, ведь треть из них мясо вообще не ест. Кстати, было нас тринадцать человек, с перевесом на одного мужчину. Знал я из всех только Максима, с которым поддерживали на тот момент прекрасные отношения. Как и почему познакомились, не является важным, но дружба наша была на основе приятных разговоров, похожего отношения к хорошему и плохому, пользованием логики, хотя во многом мы абсолютно разные, ведь он фанат порядка и чистоты, а я люблю хаос. А еще он картавый. Р-р-р-р. Еще я встречался пару раз с его другом Генри, и единожды видел Наташу и Наташу. Остальные были чужды, но забавны. Вернемся в магазин. Когда я увидел десять бутылок водки в тележке, то почесал голову, представляя, что с нами будет. Потом несколько бутылок виски в объеме одного литра и шесть флаконов вина, из расчета один к одному на девушку. Больше тут говорить, кажется, и нечего, мы здесь сами себе палачи, как говорила моя мама, лучше, чем ты сам, тебя никто убить не может. Обычно я с этим не соглашался, но тут уж точно за.

Ну а пока мы таскались по магазину, я выслушивал допросы про свою бесконечную память, как и всегда, ведь Максим подготовил публику. Но я к этому относился с юмором, тем более, как и говорил ранее, в целом к вниманию я отношусь положительно, но только в те моменты, когда я настроен на людей вообще. Ну да, конечно же, несколько дам мне понравились. Я тоже бываю падок на короткие шортики, топы. Особенно, если это сочетается с загаром. Ну что, оплатив, значит, все мы двинулись в наш микроавтобус, который заказали заранее. Я эту часть тоже очень люблю в поездке, уже пришел этот сладкий вкус отдыха, включается музыка, все уже смеются, выдают шутки, кричат, светятся. Я даже сейчас улыбаюсь, когда пишу об этом. И день жаркий, и настроение. Я конечно же не растерялся в обстановке, и пусть много незнакомцев, сразу начал орать песни, подкалывать Максима за картавость, что-то выдавать в адрес девушек. Да, хорошо. Ехали мы минут так тридцать до нашего места, и увиденное мне понравилось. Стояло четыре двухэтажных домика, а мы занимали один целый. На каждый дом была выделена беседка, мы же разместились прямо близ небольшого прудика, не самого чистого, но я никогда и не любил воду, мне скорее нравилось, что есть деревянный пирс, квадратов так в двадцать пять. Справа от нашего дома находилось футбольное поле, сделанное из резинного покрытия, а ворота стояли хоккейные. А еще можно было повесить посередине сетку, играть в волейбол, например. Еще были дартс, стол для настольного тенниса. А внутри нашего дома пять комнат, три из которых на первом этаже, а две на втором. Были как трехместные, так и двух-, мы с Максимом остановились в двухместном на верхнем этаже, нам не привыкать пьяными мордами засыпать рядом. Сам дом был в пластиковой обшивке снаружи, а внутри из деревянной вагонки. В нем был душ на каждом этаже, микроволновая печь, холодильник, а также тапочки для каждого. В номерах еще стояли небольшие телевизоры. Расположившись, мы мигом перешли в беседку, где девочки резали свои овощи, ну а мы с Максом занялись мангалом, подготовкой мяса. Все люди разбились по группам, каждый обсуждал что-то свое, а мы же вспоминали какие-то общие смешные моменты, каких-то общих знакомых. Мы еще успеем по душам поговорить. В какой-то момент к нам подошла одна из Наташ, молча смотрела на меня и явно хотела что-то хитрое сказать. И сказала, точнее, даже спросила, переключив лицо в режим серьезности: «Саша, ну-ка скажи, в какой очередности стояли все наши тапочки в доме?» И через несколько секунд в голос засмеялась, ну и мы тоже. Но каково ее недоумение было, когда я все четко изложил. Но она сама не помнила, как они располагались. Она вообще в течение времени частенько меня проверяла. Аттракцион. Но вообще мне кажется, все то, что я сейчас пишу, не очень интересно, кому какое дело, каких размеров тут пирс? И все же, резкий переход сделать я не мог, а эта глава не о об этом рассказе-то, а о том, что за душевными терзаниями есть живой я. И он вот такой, легкий, даже в каком-то смысле ветреный. А потому читайте давайте, разговоры про Ализ и книгу вы ещё получите. Так вот, понятное дело, что все мы начали упиваться быстро, кто-то сразу начал плыть, кто-то позже, музыка встречалась подпеванием, а с каждой рюмкой можно было заметить, как песни все чаще играют по заказу, объединяя наши голоса. Кто-то спорил о разном, кто-то делился историями, а другие шептались. Странно то, что мы вообще одни оказались на этой базе, а потому заняли все достопримечательности, поиграли в футбол, под алкоголем-то самое оно. Ну а потом наступил вечер, стемнело, здесь уже, как и на каждой подобной вечеринке, можно заметить отстраненную стаю людей, которые говорят о любви и философии. И в этот раз я ее возглавил. Со мной сидел Макс, две Наташи, и девочка Лиза. Последняя говорила о том, что не любит своего мужа, потому что он зануда и посредственный. Ее мужа, кстати, с нами не было. А я уже говорил, что пьяный теряю навык своей памяти? Вот потому весь тот разговор я дословно и не изложу. Но точно помню, как Наташа говорила про Фрейда, почему-то на алкогольных вечерах все Наташи говорят про Фрейда. Это их либидо? Ну ладно, еще спустя какое-то время, я заметно начал пьянеть, это проявлялось в чуть упавших глазах, и язык был не так хорош, потому мы с пьяным Максом пошли к пирсу, украв бутылку вина у женщин, там я и рассказал ему, что пишу сейчас книгу. Но не стал говорить, о чем. Пока что. Ну, не в такой день, да и не в такой обстановке. Но он сильно обрадовался этому, считая, что мне есть что сказать. Он вообще был одним из первых, кто читал мой блог в Сером городе, и что-то его цепляло. Мы бы, наверно, сидели так еще долго, но только к нам снова подошла Наташа, сказав, что кто-то там уже отрубился в сон, а я такой возможности упустить не мог. Включив режим ребенка, загоревшись идеей, я позвал всех к этому спящему господину, попросив о помощи, а по пути к нему рассказал о своей идее. Это вызвало у большинства дикий смех, а у некоторых опасение. И все же мы сделали это, обмотали этого парня в простыню, завязали сверху очень крепко, чтобы он был полностью в замкнутом пространстве без возможности выбраться. И в таком виде, перебив его храп, понесли на улицу, несколько раз ударив ногами о дверь. Было тяжело даже не нести его тело, а шепотом смеяться, когда уже слезы текут. Так мы и поднесли его к пруду, тот, кстати, был глубиной метра так полтора, не более. Кто-то вновь спросил обеспокоено: «Может, не стоит?» Конечно, стоит. Ну, мы и бросили его в этой простыне прямо в воду, вновь заплыв в хохоте. Но конечно, по задумке мы должны были вытащить его через 10 секунд. Оно так и было. Почти. Просто мы не учли, что человека в мокрой одежде и простыне вытащить не так легко, а потому на подмогу нам с Максом спустился еще один из находившихся. Но было все равно не очень удобно, потому что лежачий товарищ брыкался, а потому нам пришлось, как пакет с мусором, швырять его на пирс. Но паники не было. У нас. Мы продолжали смеяться, развязывая попутно полотно, и какое же испуганное, моментально протрезвевшее лицо мы увидели, он вообще не понимал, что происходит, ничего не мог сказать, да еще и воды наглотался. А нам смеяться было уже больно. Все закончилось хорошо, но уже следующим днем я начал задумываться о его состоянии в этот момент. Ты обездвижен, в воде, в слабоумном пьянстве, в закрытом пространстве. И это не ванна, какой же приступ паники должен быть? Я бы точно не хотел такое проверить на себе, где-то даже сожалея об этом поступке, а где-то нет. Потому что тот даже был счастлив этому. Он запомнил нас навсегда, потому что начал заикаться. Вы бы слышали его утренний разговор с мамой, когда та просила дать трубку его настоящему сыну, а в ответ слышала «Д-д-д-да э-э-это я, м-м-мам». Но теперь это нужно было принять. Тем более, менеджеру по продажам.

Все после этого стало еще душевнее. Музыка стала грустнее, улыбки спокойнее, даже с легкой усталостью, счастливой усталостью. Так бы, наверно, все и закончилось, если бы Макс не сказал, что тут есть склад с лыжами, потому что зимой это горнолыжный курорт. А я, дурак, в шутку предложил устроить гонки на лыжах по асфальту. Но кто-то воспринял это не за шутку. Потому уже через 10 минут мы взламывали склад с лыжами, хотя это было несложно, ведь он открыт. Свет мы там не включали, а в темноте только было слышно: «Тихо, тихо, тише». Светя фонариками телефонов, мы взяли 4 пары лыж и 8 палок, что уже вызывало безумное счастье, а потом вышли за пределы базы, потому что там была более широкая асфальтированная дорога. В забеге участвовали я, Макс и еще двое. Нам казалось, что делалось это все тихо. Но нам именно казалось. И все же старт был дан, и мы помчали. Ну, как помчали, я упал сразу и просто начал больно смеяться, действительно, щеки уже похудели, и так было со всеми, хотя кто-то даже неплохо катил. Но как я и говорил, нам только казалось, что все это достаточно тихо, потому что лицо сторожа с фонариком я не забуду никогда. Он что-то кричал и смешно бежал, почему-то за мной. Какая же бессмысленная идея была убегать от него, ведь все вещи все равно в доме, но я бежал, все мы в какой-то момент с испуганным смехом оказались на территории, около своего дома. Мы поняли, что нет смысла, потому надо сдаваться. Сторож пришел, орал на нас, грозил полицией. Но прежде позвонил ответственной за это место. Мы уже смеялись тише, где-то шептались и захотели спать, но минут так через двадцать пришла женщина, которая передавала нам ключи. После нее приехала полиция. Веселье чуть нарушилось, нам высказывали о никчемности поколения, а эти разговоры меня всегда выводили из себя. Но меня успокаивал Максим, и все же в перепалки словесные я вступал. Не грубо, логично, но повышенным тоном. Полицейские продолжали смотреть на нас свысока, а позже забрали с собой, но только тех, кто катался на лыжах. Нас поместили в такой грузовичок, в котором сзади стояли две лавочки, на них мы и сели. Все равно пытались улыбаться, но сил особо не было, мы точно не винили друг друга, знали, что это вспомнится с улыбкой. Мы просто договорились возместить ущерб за лыжи. Когда нас привезли в участок города, то сняли с каждого шнурки, ремни, сказали сдать телефоны. Время было уже ближе к пяти утра, и перед тем, как отдать свой мобильный, я написал сообщение Ализ.

Я соскучился.

Как писалась книга. Часть 2

Эта тема не была закончена, потому стоит рассказать, как все продолжалось. И вообще я хочу напомнить, что самое главное событие во всем рассказе – это как раз то, что повлеклось за той самой книгой. Что случилось после ее написания. И сейчас мне кажется, я достаточно подготовил вас для продолжения. Истина уже где-то рядом. Знаете, мне действительно тяжело давалась та книга. Не только в плане написания, но и психологически. Ведь все то пережитое и без того из меня никогда не уходило, а здесь я решил разложить себя на общее обозрение, оголить прямо перед всеми. При этом, перенося все на бумагу, снова втыкал в себя иголки. И так было почти до самого конца. Но все же, забегая вперед, после полного написания книги мне стало значительно легче. Еще в пору, когда писал блог, он для того и создавался, чтобы отпустить что-то негативное, чтобы не сходить с ума, и это была рабочая авантюра, пусть и на несколько граммов, но все же. Такой эффект был и по окончании книги.

Как я и сказал где-то выше, книга писалась уже значительно быстрее, чем в самом начале. И вот, спустя месяц моего прибывания было изложено приблизительно семьдесят процентов от общего объема. Изначально я планировал справиться за две недели. Из родного города я получал ежедневные звонки от Вероники, она скучала, спрашивала про процесс, хвалила меня и ругалась, и все это могло уместиться в одном диалоге. За эти тридцать дней я четырежды не ночевал дома, однажды уснул на ступеньках набережной, посрамленный выпиванием безграничных напитков. Целовался с двумя дамами, не дрался. Семь раз разлагался от боли в желудке, которая усиливалась с каждым выпитым стаканом. Наверно, та пища, что я употреблял, не очень сочеталась с алкоголем, потому я даже попробовал пересмотреть рацион. Но знаете, там, проснувшись на ступеньках, мне писалось лучше всего. Это был бесконечный поток искренних идей, слова выдавались танцем, просто кружились, и получалось правильно, технично. Даже несмотря на то, что писалось в телефон. Это то состояние, когда ты проснулся практически в один момент с городом, не в плане людей, а с самим городом, как с тем, что можно пощупать. Я тогда сходил за бутылочкой пива и породил состояние восхищения, сидя под утренним солнцем, которое напекало, увозя меня быстрее в опьянение. И мир в этот момент будто сделан из фотографий, такой плавный, и успеваешь все разглядеть. Именно поэтому строки там были сильные. Я выкуривал сигарету за сигаретой, черт, да я даже сейчас закурил, потому что снова улыбаюсь тому дню. Я помню, как ближе к восьми утра скинул всю эту писанину Ализ, и та спустя двадцать минут написала, что, по ее мнению, это самое искреннее, что я писал. И она была права. Самое обидное, что после этого возвышенного состояния наступает тоска. А во времена тоски я думал о Ней. Не об Ализ. О Ней. Мне всегда казалось, что если сейчас я выбегу на улицу, то найду Ее, встречу, и все придет к своим местам, и книгу эту писать мне уже не нужно будет. Но сколько бы раз я ни представлял нашу встречу, в реальности этого так и не происходило. Да и что я сказал бы Ей? Мы в прошлой жизни были с Тобой вместе, любили друг друга, и вот в один день погибли в автомобильной катастрофе, потому что я чуток срукожопил, и эврика! Я нашел Тебя! Так? Серьезно? Это похоже на пикап-хренап-херарап, или как там, пыкмыкпкк. Ага. Интересно, как они это будут переводить на английский?

– Саша, что значит пыкмыкпкк, как это перевести?

– Хм, попробуйте – pykmykpkk.

– Ого, глубоко.

Ну, как-то так. Я же, черт возьми, не переводчик. Хотя на китайском было бы, наверно, интереснее. Ладно, вернемся к Ней. Конечно, я в тот день на набережной написал очередное письмо. Где рассказал о своих скитаниях, как продолжаю ждать, скучать и во что-то верить. И как говорил ранее, не знаю, во что мне лучше верить. Но книга во многом была посвящена именно Ей. После этого письма я получил очередное сообщение от Ализ, в котором она утверждала, что я вновь пьяный. А я не пьяный, я тоскливо счастливый. Был в тот момент. А позже я уснул. Крепко и до самой ночи, продолжая сбивать режим, которого у меня не было. Так в целом и проходили мои дни, писал я и ночью, и днем, когда приходилось, тогда и писал.

Но наступал момент, которого я и боялся, конец написания был все ближе, и каждое слово становилось более трепетным, а мне еще нужно было «подогнать» под нужное количество авторских листов. Мне был необходим очередной заряд эмоций, чтобы хватило на концовку, но и выдвигаться куда-то совсем не хотелось, вот я и пригласил Ализ выпить несколько стаканов вина. Она, как всегда, сначала набивала себе цену, говоря, что это неправильно, не очень красиво. И прочее. Обычная история перед тем, как увидеться. Но конечно, она приехала. Как и было обещано, мы наполовину пили вино. Наполовину, потому что пила его она, а я коньяк. Чего я ожидал от этой встречи? Я просто хотел продолжать на нее смотреть и чувствовать, что она рядом. Это вызывало у меня тепло и какой-то трепет. Все как и прежде. Она пришла в коротких шортах и в топе с торчащим пупком. Боже. Мы включили на фон фильм, а сами разговаривали, так и не найдя способа обходить тему нашего прошлого.

– Саш, я, конечно, думала о нашем том разговоре. У меня еще осталось несколько вопросов.

– Да, очередной легкий разговор. Спрашивай.

– Вот давай не включай опять этот свой саркастический режим, делай это со своими девочками, хорошо? – ох, как же грозно она это сказала, вновь показывая, что выросла.

– Ализ, ты слишком много внимания уделяешь не тем деталям, ты потому и сидишь всегда со мной напряженная, пытаясь обороняться там, где атаки нет. Ты не думала, что это и является проблемой? Мне это абсолютно не нравится, – но конечно, она со мной не согласится.

– Да ты постоянно вставляешь свои колкости, знаешь ли, не все то, что не является атакой для тебя, не является атакой для других. Может, ты за своей возвышенностью это поймешь?

– Может, ты за своими хорошими, красноречивыми мозгами, заметишь очевидное? Я уверен, скажи тебе это кто-то другой, ты бы точно не обратила на это внимания. Убери этот очевидный комплекс!

– Да какой комплекс? Мне просто не нравится, что любой разговор сопровождается твоим сарказмом!

– Вот не надо сейчас, а. Наши разговоры всегда были полны сарказма, и если ты вспомнишь диалоги старые, то так и было. А все потому что ты тогда видела главное, чувствовала главное. У тебя даже не было времени думать об обороне, мы просто говорили бесконечно, и даже сложные разговоры, давались легко.

– Ты идиот? Ты тогда еще не разбил меня! Я не знала, что ты сделаешь так!

– Я больше не разобью тебя, Ализ! Успокойся уже. Последнее, что я хотел бы сделать, так это тебя обидеть.

И прошла нотка тишины, которая перебилась тихим:

– Почему?

– Потому что.

– Ты опять? Ты накосячил! У тебя вообще нет сейчас прав, не отвечать на мои вопросы, кретин! – ну, это она уже говорила с улыбкой, в образе недоумения.

– Хорошо. Но я уже говорил тебе, а сейчас ты просто напрашиваешься на теплые слова.

– Саша!

– Да все, все. Потому что ты мне близка, Ализ. Я сказал, что хотел сберечь твое сердце, это чистая правда. Моя ошибка в том, что я вижу покалеченное сердце, и всегда уверен, что я и только я смогу его собрать. И какое-то время получается, а потом – ты сама все знаешь. Не хочу я, чтобы ты играла в циничную дамочку. Не твое это. Я действительно думаю, что ты мой человек, и если бы мне стерли память, то поговорив с тобой всего один раз, я бы тебя больше не отпустил… И конечно, в голове много раз представлял, как это могло бы быть. И это великолепно. Тогда мы бы улыбались чаще, ну, уж точно я. Я встречал бы тебя с латте после работы, читал свои записки, писал бы письма. И точно любил бы. Это тоже проблема, в моей голове все складывается в нашей идиллии. И конечно, мне и сейчас приходит мысль, практически каждый день, чтобы тебя украсть. И снова же, будь на твоем месте кто-то другой, я бы непременно это и сделал. Но с тобой слишком большой риск, если я облажаюсь, то ты превратишься в демона и из-за меня обозлишься на весь мир. Так что я пытаюсь с тобой выключить ребенка, которому все можно, безрассудство, да и прочее. Довольна?