Будем жить по-новому! Хозяйственник. Книга 5

– Меня не Баба-Яга зовут, а Надежда Васильевна Мохова, и работаю я библиотекарем в Центральной городской библиотеке им. А. С. Пушкина, которая организована еще в 1899 году. Вы что-то почитать хотели?

– А еще есть в городе библиотеки?

– Увы, сейчас нет.

– Меня зовут Кольцов Александр Павлович.

– Кольцов! Простите, а вы Александра Мохова не знали, воевал в штурмовой бригаде?

– Был у нас Сашка Мохов, сейчас дослуживает в Китае в Порт-Артуре до дембеля своего.

– Ой, точно он, он о вас тоже писал в своих письмах, а я его мама.

– Тесен мир, Надежда Васильевна, и я рад, что встретив вас, могу сказать, что ваш сын жив и воевал, как герой, став настоящим боевым орденоносцем. А хотел я почитать об истории города немного, так как буду служить у вас в городе и командовать военнопленными.

– Ой, их, конечно, надо расстрелять всех за их злодеяния, но скажу откровенно, что тяжело им приходится тут: голодные, мокрые, вечно простуженные. Если только у кого-то из местных жителей сделают что, печку сложат или починят чего, то наши люди, хоть покормят их или заплатят, а те что–то купят и поедят.

– Ну, наши люди тоже голодают, так что кормить их надо в первую очередь, а потом уже немцев. Но то, как они тут работают, навевает грустные мысли о том, что здания они разберут этак к году 1950-му, а то, и позже, а их еще и восстанавливать надо. Такое положение дел меня не устраивает. Будем искать на них методы. Ладно, отвлеклись мы, Надежда Васильевна, давайте что-нибудь посмотрим по истории города.

Библиотекарь дала мне книжку, углубившись в которую я вычитал. Первые населённые пункты, вошедшие в последующем в территорию города, возникли в 1805 году, как три хутора Поповский, Власов, Грушевский по фамилиям донских казаков-хозяев. Город расположен на юго-восточных склонах  Донецкого кряжа. Слегка холмистая равнина с небольшими лесопосадками и рощицами прорезана балками и долинами рек  Тузлов, впадающей в Дон, Грушевки, Аюты и Кадамовки. На территории города имеется более двадцати различных водоёмов. Крупнейший из них – Артёмовское водохранилище длиной более двух километров, созданное для охлаждения турбин Шахтинской ГРЭС имени Артёма, построенной еще по плану ГОЭРЛО в 1929 году. В это время город был центром угольной промышленности Восточного Донбасса РСФСР. Точнее сказать, города в привычном понимании этого слова не было. Официально он был разделён на шесть территориальных районов, с входящими в них разбросанными посёлками и шахтами: Центральный, естественно, включающий в себя центр города, Западный, Неждановский, Октябрьский, Артёмовский с шахтой Комсомольской правды и Артёма, где располагался мой лагерь и ГРЭС, и Восточный. Жило в городе в 1940 году почти 135 тысяч жителей, а сейчас немногим больше половины.

Была в городе и больница скорой медицинской помощи им. Ленина, построенная в 1927 году, и даже упомянутая в первом издании Большой советской энциклопедии. В 1929 году в городе создан Шахтинский рабочий театр.

– Работает-то театр?

– Шутить изволите.

– А больница?

– Больница? Да, почитай, что и нет, врачей практически нет, за войну все запущено, ремонта требует, никакого оборудования нет.

А как вообще в городе сейчас, кто работает, что из предприятий работает?

– Мало мужчин, все на женских руках держится. Хотя, конечно, после фронта и госпиталей возвращаются мужики, все легче стало. Кирпичный завод кое-как работает, шахт несколько восстановили, ну и так по мелочи кустари, да артели.

– Это хорошо, значит, придется поработать. В общем, спасибо, немного познакомился с историей и структурой города, пойду знакомиться с начальством лагеря.

– Это вам надо в Октябрьский район в поселок Артем.

Попрощавшись с библиотекарем, я отправился в этот поселок. Пройдя километров шесть по проспекту Ленинского комсомола, представляющего собой разбитую грунтовую дорогу, я притопал в поселок Артем, который был вместе с поселком энергетиков центром Октябрьского района. По подсказке местных аборигенов нашел здание бывшей школы, в котором был организован лагерь для военнопленных немцев, а на футбольном поле было построено четыре больших деревянных барака.

Зайдя на территорию объекта, был остановлен часовым, представившимся по форме и сообщившим, что это режимный объект и посторонним вход воспрещен.

– Я ваш новый комендант, прошу вызвать дежурного или самому проводить меня к начальству.

– Так это, начальства нету, дома оно у себя, то есть, где снимает комнату у жинки, хозяйки, то есть…

– Ну и хрен с ним, пошли смотреть ваше хозяйство. Да не дергайся ты – никому он не нужен, ваш режимный объект.

Часовой метался в поисках компромисса – оставить пост или подчиниться приказу будущего начальника.

– Не суетись, рядовой, исполняй приказ командира.

Часовой, мысленно плюнув на инструкции, повел меня показывать объект.

«Да-а-а, запихнуть сюда пять тысяч солдат, а вначале было еще больше, молодцы, уплотнили здорово!» – присвистнул я.

В казармах было сыро и холодно, гулял сквознячок, но в уборке и чистоте был немецкий «Ordnung», как говорится «порядок, прежде всего».

– Почему не топят?

– Угля нет.

– Почему, выделяют же?

Солдат задергался, не зная, что ответить.

– Ладно, пойдем смотреть дальше.

В помещении, определенном под кухню, десяток немцев кашеварило. Еще несколько заходили и уходили во двор, занося дрова, воду и вынося отходы производства. На улице «кочегарило» несколько полевых кухонь, возле которых варили какую-то бурду из перловки и редкой картошки немецкие повара.

– Не густо у вас тут кормят, хотя, если вспомнить, как кормили наших военнопленных в немецких лагерях, то у вас шикарный обед получается. Почему кормите не по норме – воруете?

– Никак нет, товарищ гвардии полковник, мало выделяют.

– Я в управлении тыла проверю, сколько вам выделяют и, если что не так, то кто-то поедет лес валить на Колыму. Ясно? Сколько у вас охраны?

– Четыре отделения и майор – комендант лагеря.

– Ладно, пора мне домой.

Возвращаясь в центр, смотрел на знакомые мне с детства отвалы горных пород – терриконы, являющиеся характерной деталью городского пейзажа всего Донбасса.

– Что ж, это, конечно, не Порт-Артур или Вена, но и тут жить можно.

За эту неделю я и мои товарищи из тех, кто собрался придерживаться нашего коллектива, решали свои задачи, определенные нами на собрании каждому из участников «концессии». С гостиницы я съехал, оставив вещи дома у Жени Киричева, как и многие из ребят, кто решил остаться, но не имел своего жилья, разместились у боевых товарищей.

В общем, дела шли своим чередом у каждого, а я направился к месту службы. Сопровождали меня Лосев, сразу примкнувший ко мне, Конышев, Светлана Снежкова, остановившаяся у своих родственников, и Филиппов, как гражданские лица, но в военной форме с орденскими планками. Каждый был взят, как специалист по своему направлению. Прибыв на базу, я пошел принимать дела, а остальные помочь мне принять то, что мне будет передавать предыдущий начальник. Встретил меня майор, построивший личный состав военнопленных, так и красноармейцев из охраны и интендантской службы лагеря.

– Товарищ полковник, личный состав вверенного мне взвода администрации и охраны лагеря в количестве 26 человек, находящихся в лагере и вызванных из дома после смены, и военнопленные, дежурные по лагерю и больные, в количестве 150 человек, построены. Контингент военнопленных численностью 4900 человек и отделение охраны в количестве 10 человек находятся на работах в городе. Комендант лагеря, майор Хацапетов.

– Вольно, майор, разойдись.

– Лагерь, вольно, разойдись!

Народ стал куда-то мигрировать по территории лагеря, а мы направились в кабинет начальства.

Нам подносили ведомости, гроссбухи, что-то еще.