За последней чертой

Он снова попытался вспомнить, о чем они тогда говорили с ним. Откуда-то из глубины его головного мозга всплыла одна из встреч, которую тогда проводил Тухачевский. . Тогда он приехал из-за границы и маршал попросил его рассказывал о немецкой армии, приводил цифры, а вернее называл тактико-технические параметры немецких танков и самолетов.

– Вот видите товарищи, что немецкие танки более боеспособны, чем наши и в случае войны нам придется нелегко бороться с этими машинами. Григорий Иванович, что скажешь? Ты же артиллерист, вот и ответь, сможем мы их остановить или нет?

– Имеющими сейчас средствами, едва ли, – ответил он на вопрос Тухачевского. – Надо создавать новые орудия и новые боеприпасы.

– Вот и я так считаю, – как-то буднично ответил тот.

«А если они уже знают об этом выступлении и разговоре? – снова подумал Кулик. – Выходит, что я не верю в боеспособность нашей Красной Армии. Если об этом донесли Сталину? Что тогда?»

Кулик лег, а затем снова встал с кровати и прошел на кухню. Достав из буфета рюмку, он наполнил ее армянским коньяком и опрокинул ее в рот. Жидкость обожгла горло и медленно потекла по пищеводу в желудок. Услышав скрип двери, он резко обернулся. В дверях стояла Кира.

– Ты что не спишь Гриша?

– Что-то не спится, милая. Иди, ложись, я сейчас приду.

Супруга повернулась и направилась в спальню. Кулик проводил ее взглядом и, взяв в руки бутылку, снова налил в рюмку коньяк.

«Нужно срочно написать письмо Сталину, – решил он. – Нужно опередить чекистов, а иначе будет поздно. Если окажешься на Лубянке, оттуда уже не напишешь».

Он выпил коньяк и, достав из тумбы чистый лист бумаги, он направился в зал. Включив настольную лампу, он сел за стол и начал писать:

«Товарищ Сталин, со второй половины 1937 года на меня пытаются навесить клеймо «врага народа. Я точно знаю, что командиров, которых выпустили из тюрем, заставляли давать на меня показания, что я преступник. Я знаю, что меня даже хотели сделать немцем, что я не красный командир Кулик, а немец, окончил немецкую военную школу и послан в СССР шпионом…».

Закончив писать, он сунул письмо в конверт и, заклеив его, написал на нем крупными буквами – «Лично товарищу Сталину». Выпив еще одну рюмку коньяка, Кулик направился спать.

***

– Вы знаете, Григорий Иванович, тогда от ареста вас, как вы лично считаете, спас лично товарищ Сталин.

– Да. Мне тогда удалось передать ему свое письмо, – тихо ответил Кулик. – Мне удалось убедить его в своей лояльности. Сталин понял, что я не враг ему.

– Все правильно, – произнес Костин. – Сталин хорошо знал, что политика это не ваше дело и что вы никогда не присоединитесь к каким-либо заговорам. Ваша преданность вождю оценивалась намного выше, чем все оперативно- стратегические способности полководцев.

Кулик улыбнулся. Костин взял в руки папку и начал ее листать. Наконец он остановился и взглянул на Кулика.

– Вот интересный документ, Григорий Иванович. 13 марта 1938 года Постановлением ЦК ВКП (б) и СНК СССР был создан Главный Военный Совет Советского Союза. Вы, наверное, хорошо запомнили этот день. В Совет вошли Ворошилов, Буденный, Мехлис, Шапошников и другие, в том числе и вы, гражданин Кулик. Это было знаковое для вас событие. Тогда вам присвоили звание Героя Советского Союза.

Кулик снова улыбнулся. Он посмотрел на подполковника. В его глазах вновь загорелся огонек надежды.

– Да, я хорошо помню этот день, – тихо ответил Кулик. – Меня еще выбрали в члены ЦК ВКП (б).

– Вот видите, Григорий Иванович, что для вас сделал товарищ Сталин.

Кулик, молча, кивнул.

– Скажите, гражданин подполковник, почему вы меня об этом спрашиваете?

– Знаете, Григорий Иванович, я просто хочу разобраться в вашем деле. Хочу понять и дать оценку вашим действиям. Скажите, чем было вызвано подобное покровительства к вам со стороны товарища Сталина? Если вам сложно об этом говорить, можете не отвечать.

Кулик хорошо помнил тот день. В большом зале столичного ресторана звучало танго. Ноги плохо слушались Григория, и он то и дело наступал на ноги Киры.

– Прости, – произнес он, после того, как его сапог наступил ей на ногу.

Она капризно надула губы и, вырвавшись из его крепких рук, села за стол. Григорий присел рядом и, взяв ее руку в свои огромные ладони, попросил у нее извинения.

– Ну, прости меня Кира, я не хотел сделать тебе больно. Я немного выпил…

– Пить нужно меньше, Гриша, – произнесла она, стараясь вырвать свою руку из его ладони. – Может, домой поедим? Мне здесь надоело. Не ресторан, а какой-то генштаб.

– Не могу, Кира, – зашептал он. – Что обо мне подумают мои друзья? Как-то не совсем хорошо получится.

– Не хорошо, не хорошо. Тогда поменьше пей. Я тебя на себе таскать не подписывалась.

Весь вечер она просидела молча. Все попытки офицеров развеселить женщину разбивались о ее не преступность. Наконец вечер закончился, и они поехали домой.

– Ты не рада моим новым назначениям? – спросил ее Кулик. – Вижу, что не рада.

– Ты и так дома практически не бываешь, а теперь и вовсе будешь пропадать.

– Странно, Кира, но ты вечно чем-то недовольна, – возразил Григорий. – Я иногда думаю, что я тебе абсолютно безразличен. Конечно, кто я? Простой крестьянин, а ты дворянка, голубая кровь.

– Причем все это, Гриша! Просто мне немного нездоровится. Сегодня много говорили о тебе, хвалили, восхищались. Тебе не кажется, что кто-то из этих твоих друзей сегодня написал на тебя очередной донос в НКВД?

– А мне плевать на всех их! Я член ЦК, член Главного Военного Совета Советского Союза. Это я к чему? А вот к чему, сейчас я многим не по зубам! Ты поняла!

Кира посмотрела на раскрасневшееся лицо мужа и улыбнулась его наивности. Еще два месяца назад он не спал ночами, выглядывал в окно, а сегодня просто-напросто, словно петух распустил свой хвост и готов ринуться в драку.

– Глупый ты, Гриша. В нашей стране лишь только один неприкасаемый, это Сталин. Все остальные – пыль на его сапогах.

Кулик услышал эти слова и неожиданно вздрогнул. Он осмотрелся по сторонам, словно ища посторонних людей в спальне.

– Прекрати, Кира! Больше никогда не произноси имя этого человека у нас в доме. Я не хочу неприятностей!

Она снова усмехнулась и выключила электрический свет. Отвернувшись лицом к стенке, она тихо заплакала.

***

На столе Костина зазвонил телефон.

– Костин, – представился Александр.

– Здравствуй, Саша. Это я, Яковлева Зоя. Ты можешь говорить?

– Да, я слушаю, тебя.

– Саша, ты знаешь, сегодня у нас на работе давали билеты в Большой театр. Мне повезло, досталось два. Давай, сходим….

– Хорошо, – немного подумав, ответил Костин. – Будь дома, я заеду за тобой.