Пион не выходит на связь

Он посмотрел на капитана и, заметив на его лице недовольство, тихо произнес.

– Это не просьба, Нойман, это мой приказ. Я не хочу больше конфликтовать со штандартенфюрером. Мы с ним в разных силовых категориях. Нас спасет с вами лишь одно, если группа Тарасова по-прежнему будет двигаться лесом и не совершит диверсионных актов у нас в тылу.

– Я все понял, господин полковник. План внедрения я представлю вам сегодня вечером. Сейчас я сделаю все, чтобы каким-то образом задержать движение группы Тарасова.

– Действуйте, капитан. От этой операции зависит ваша карьера. Надеюсь, что маршевая рота вас не устраивает.

Капитан выбросил правую руку вперед и, развернувшись, вышел из кабинета полковника.

***

Проценко нервно ходил по комнате Зои и изредка бросал на нее свой взгляд. Он был взбешен текстом полученной из Абвера шифровки. Судя по тексту, немцев не устраивала совершенная его группой акция, и они требовали от него более реальных результатов.

«Может, они в чем-то и правы, – подумал он. – Ведь нам не удалось уничтожить ни сам завод, ни остановить его работу хотя бы на несколько суток».

– Ты знаешь, я с ними согласен, – неожиданно произнес он. – Если отбросить все эти эмоции, то я и сам рассчитывал на больший эффект этой акции. Сейчас мы с тобой знаем, что завод не только не остановил выпуск своей продукции, но и увеличил. Поэтому я считаю, что нам нужно сделать правильные выводы из всего того, что произошло.

– Иван! Может, ты все-таки сядешь? У меня уже в глазах рябит от твоего хождения.

– Что ты мне указываешь, что мне делать? – снова психанул он. – Ты знаешь, что казанский пороховой завод, это единственный завод Советской России, который сейчас работает на полную мощь? Все другие заводы уже под немцами, поэтому Абвер так хотел, чтобы мы его уничтожили. Ясно тебе?

– Ну не вышло в этот раз, выйдет в другой. Как говорят умные люди – еще не вечер…

– Ты меня не заводи, Зоя. Неужели твой еврей не мог положить взрывчатку поближе к сушильному цеху? Почему он не сделал то, о чем я его просил? – выкрикнул Проценко ей в лицо.

Он замолчал и, достав из кармана пиджака пачку папирос, начал ее трясти. Пачка оказалась пустой, и это его еще больше распалило.

– Никому нельзя доверять. Каждый так и пытается тебя обмануть!

– Вот он сейчас придет сюда, ты его об этом и спросишь. Лучше подумай, как мне теперь выходить на связь? Шубин погиб при задержании, а из города выходить очень опасно, они могут быстро вычислить место выхода.

– Ничего страшного. Выйдешь один раз из города, а там придумаем что-нибудь.

Проценко замолчал, так как услышал шаги за входной дверью. В дверь осторожно постучали. Он взглянул на Зою, и та, встав со стула, направилась к двери.

– Кто там? – произнесла она своим певучим голосом. – Это ты, Борис?

Дождавшись ответа, она открыла дверь и отошла в сторону. В комнату вошел Эстеркин. Лицо его было красным и потным, от него за версту несло перегаром. Он достал из кармана платок и вытер им лицо.

– Ну и жара, – вместо приветствия произнес он и, подойдя к столу, налил себе в стакан воду. – У нас на базе снова появились сотрудники НКВД. Что или кого они ищут, я не знаю. Меня сегодня полдня допрашивали об убитом водителе.

– Не переживайте, Эстеркин, вам нечего волноваться, в конечном итоге не вы же его убили? Кстати, кроме этого, больше они никаких вопросов вам не задавали?

– Вам легко это говорить, – с сарказмом в голосе ответил Борис Львович. – Вас бы на мое место, я бы посмотрел на вас.

– А вы меня не ставьте на свое место. Не нужно. Мы каждый на своем месте. Я тоже, как и вы, хожу под топором, однако, как видите, спокоен и не паникую по пустякам. Единственное, что губит нас, это излишняя нервозность, неверие в свои силы и еще, я думаю, алкоголь. Советую вам ограничить количество потребляемого спиртного, если не хотите оказаться там, я имею в виду – на «Черном озере».

Он сделал паузу и посмотрел на Зою. Та, молча, поднялась со стула и тихо направилась на кухню. Когда за ней закрылась дверь, Проценко подошел к Борису Львовичу и усадил его на стул.

– Почему вы не выполнили мой приказ? Почему вы положили заряд не в ту вагонетку? – с металлом в голосе спросил он у Эстеркина. – Вам же четко было сказано, чтобы вы положили свой заряд в вагонетку под номером два. Почему положили его в другую вагонетку?

Лицо майора снова стало красным и потным. Он попытался подняться со стула, но Проценко наступил ногой на полу его шинели, не давая ему возможности встать на ноги.

– Я вас еще раз спрашиваю, почему вы не выполнили мой приказ?

– А вы сами проникли бы на этот завод и положили бы бомбу в нужную вагонетку. Вы что, думаете, у меня там было время рассматривать номера вагонеток? Я откуда мог знать, что данная вагонетка оказалась в нерабочем состоянии? Вы мне об этом говорили?

Проценко заскрипел зубами от охватившего его приступа злости, но он сдержал себя и, глубоко вздохнув, продолжил.

– Хорошо. Мы оба виноваты в этом срыве. Давайте забудем наш разговор. Вы правы, но ошибку нужно будет исправить.

– Что? – вырвалось у Эстеркина. – Вы думаете, что я сумасшедший? Сейчас, когда охрана просто сошла с ума, проверяя всех и все, когда весь завод наводнен чекистами…

Он не договорил. От волнения и возмущения у него перехватило дыхание.

– Не напрягайтесь, Эстеркин. Я просто пошутил.

Из кухни потянуло запахом жареной на сале картошки. Эстеркин сглотнул слюну и посмотрел на Ивана. Тот убрал сапог с полы его шинели, давая возможность Борису Львовичу подняться со стула. Он подошел к тумбочке и достал из нее бутылку водки. Подкинув в воздух, он ловко поймал ее и поставил на стол.

– Вот что, Борис! Срочно нужна машина. Ты сможешь достать транспорт?

– Я что, сказочник? У меня нет персональной машины.

Это было сказано таким голосом, что Проценко мгновенно понял, что тот не станет ничего предпринимать для того, чтобы достать им автомобиль.

– Да хватит, Борис, дуться на меня. Ты что, шуток не понимаешь? Скажу тебе по секрету: Зоя считает тебя настоящим мужчиной. Сделать то, что сделал ты, способен не каждый. А машина нам нужна буквально наполовину дня. Просто нужно сгонять с Зоей за город и вернуться обратно.

Он замолчал и посмотрел на майора.

– Я же сказал, Иван, что у меня нет машины. Неужели ты думаешь, что если бы у меня была машина, то я не помог тебе.

Проценко ловким ударом вышиб пробку из бутылки и налил водку в два стакана.

– Ну что, вздрогнем, Боря, – произнес он и поднял стакан. – Давай, выпьем за нашу дружбу, за мою сестру Зою…

Эстеркин взял стакан в руки и, не чокаясь с Проценко, выпил.

***

Романов Павел, не моргая, смотрел на ствол пистолета, который был направлен ему в лоб. Он не понимал, чем он не угодил капитану Нойману. Полученное им накануне задание по выявлению офицеров, бывших политработников и евреев среди военнопленных, он успешно выполнил. По его доносу, сегодня были расстреляны семь человек из того списка, который он передал капитану еще утром. В какой-то момент он понял, что стоявшему перед ним немецкому офицеру ничего не стоит нажать на спусковой крючок пистолета, и от этой мысли ему стало ужасно страшно. Перед глазами медленно проплыла вся его жизнь. Он закрыл глаза, чтобы не видеть это отверстие в стволе, из которого должна была вылететь смерть. Ноги Павла стали ватными, и он почувствовал, что они уже не в состоянии держать его тяжелое тело.

– Ну что, Романов? – произнес капитан Ганс Нойман на чисто русском языке. – Испугался? Я вижу, что ты очень хочешь жить. Но жизнь нужно заслужить, а не выпрашивать у более сильного человека. Не буду скрывать, мне понравилось, как ты сработал в этот раз. По твоим сведениям мы сегодня расстреляли несколько человек, завтра расстреляем еще. Но этого мало, Романов. Сейчас сюда приведут капитана Мифтахова. Он твой земляк, он, как и ты, из Казани.

Павел облегченно вздохнул и преданными глазами посмотрел на гитлеровца.

– Что я должен сделать, господин капитан, чтобы заслужить ваше доверие?

В этот момент открылась дверь, и в комнату втолкнули раненого военнопленного.

– Ты спрашивал меня, что тебе нужно сделать, чтобы доказать свою лояльность новому режиму? Все просто, Романов. Возьми пистолет и застрели этого человека.

Нойман протянул ему пистолет. Павел какую-то долю секунды размышлял, брать в руки оружие или нет, а затем, словно испугавшись своей нерешительности, вырвал из рук капитана пистолет и выстрелил Мифтахову в грудь. Тот закачался, из раны обильно потекла кровь на пол. Романов испуганно посмотрел на немца и снова выстрелил в раненого земляка. В этот раз выстрел оказался более точным. У капитана подкосились ноги, и он, молча, упал у ног Романова. Нойман забрал из трясущихся рук Павла пистолет и сунул его в кобуру.

– Молодец! Теперь я верю тебе.

– Так точно, господин капитан, – невнятно произнес Павел, почувствовав вкус металла у себя во рту, словно только что проглотил ту пулю, которую он вогнал в грудь своего земляка. – Жизнь – хорошая штука, господин офицер, и я бы хотел еще немного пожить, если вы это мне позволите. Чем еще могу служить, господин капитан?

Романов провел сухим языком по губам и преданно посмотрел в глаза капитану. Тот улыбнулся ему, как старому и доброму другу. Он похлопал Павла по плечу и, сев за стол, протянул ему сигарету.

– Курите, Романов, курите. У меня для вас есть хорошая новость. Мы вас хотим обратно вернуть в группу вашего земляка. Его отряд по-прежнему находится у нас в тылу.

– Господин капитан! Он же меня расстреляет за дезертирство, – не скрывая страха, произнес Павел. – Оставьте меня здесь, разве я плохо работаю?

– Не переживайте, не расстреляет. Вы вольетесь в его группу в составе другого маленького отряда, который подберет вас в лесу. Вы будете раненым, и у вас будут реальные шансы вернуться обратно в свой любимый город Казань.

– Как раненым? Я не хочу быть раненым, господин капитан!

– Прекратите, Романов, не будьте бабой! Здесь я решаю, а не вы. Если вам это не нравится, то можете рассказать своим бывшим друзьям, как вы выдали свыше тридцати комиссаров и командиров Красной Армии, как вы только что застрелили своего земляка. Сейчас вас проинструктирует лейтенант Гальдер, и вперед. Все должно быть реальным – и ранение, полученное в бою, и ваш внешний вид. Так что вам придется немного потерпеть, Романов. Сколько суток вы не видели Тарасова?

– Около двух недель, господин капитан.

– Вот и хорошо. Я думаю, что он обрадуется этой встрече. Да и вы, наверняка, тоже. Только не переигрывайте, вы – плохой артист, и излишние старания могут погубить вас.

Капитан нажал на кнопку. Дверь отворилась, и в кабинет вошел офицер.

– Гальдер! Заберите у меня господина Романова. Проинструктируйте его, что от него требуется. Пусть выучит пароли и явки в Казани. Завтра утром он должен быть в лесу. Задача ясна?

Офицер, молча, кивнул. Нойман еще раз взглянул на Романова и дружески улыбнулся ему.

– Не переживайте, Романов, все будет хорошо. Наши люди найдут вас в Казани.

Романов попытался улыбнуться, но у него ничего не получилось. Гримаса страха, словно маска, застыла на лице. Он развернулся и направился вслед за офицером. Весь остаток дня он проходил инструктаж. Когда наступил вечер, его накормили и снова завели в знакомый кабинет, где он проходил инструктаж. Не успела за ним закрыться дверь, как находившийся в кабинете немецкий офицер сильным ударом в лицо заставил его сначала упасть на пол, а затем начал методически избивать ногами. Очнулся Романов в кузове грузовой машины. Кругом было темно, и он никак не мог понять, что с ним и где он. Он попытался привстать в кузове, но не смог. От сильной боли он потерял сознание.

***

Романов открыл глаза. Над ним, наклонившись, стоял человек, одетый в красноармейскую гимнастерку. Он держал в руке винтовку с примкнутым к ней штыком.

– Николай! Ты только посмотри, а он оказывается живой! – крикнул красноармеец кому-то из товарищей.

Павел повернул голову и увидел небольшую группу солдат, стоявших в стороне и наблюдавших за ним. К нему подошел солдат и, сняв с головы выгоревшую на солнце пилотку, нагнулся над ним.

– Ты кто такой? Из какой части? Как оказался здесь в лесу?

– Рядовой сто шестьдесят седьмого стрелкового полка Романов Павел. Я отстал от своей группы, которая пробивается к линии фронта. Вот попытался ее догнать, но в лесу сначала наткнулся на немцев, а затем на солдат из батальона «Роланд», пришлось вступить с ними в бой. Кое-как ушел, если не ночь…. А вы кто? – прошептал он, с трудом ворочая разбитыми губами.

– Мы тоже, брат, пытаемся вырваться из окружения. Идем уже вторую неделю. А у вас – большая группа?

– Была человек в тридцать, все из разных частей. Сейчас уже не знаю. Я отстал от них дней десять назад.

Подошедший к ним солдат снял с ноги Павла ботинок и, размотав обмотки, стал осматривать рану.

– Как же ты мог с такой раной так долго идти? У тебя же кость перебита. Видишь, края торчат из раны?

– Жить захочешь, не то, что пойдешь, – поползешь. Если бы они меня поймали, то точно бы повесили на первом же суку.

Солдат, как потом узнал Павел, был санитаром. Он умело обработал рану раствором марганцовки, а затем, достав бинт из своей сумки с красным крестом, быстро перевязал рану и отошел в сторону. Бойцы помогли Романову перебраться на самодельные носилки и подняли их.

– Спасибо, братцы! Если останусь живым, всю жизнь буду помнить вас, – прошептал Павел.

Бойцы сделали несколько шагов и остановились, так как он потерял сознание от болевого шока. К носилкам подошел командир группы и положил руку на его лоб.

– Похоже, у него жар, – произнес он. – Вы, братишки, осторожнее с ним, слышали же, у него кость перебита.

Романов очнулся минут через двадцать и никак не мог понять, где он находится и что с ним. Открыв глаза, он понял, что лежит на самодельных носилках и его несут на плечах четыре солдата. Он повернул голову в сторону и увидел Николая, который шел недалеко от него. Он махнул ему рукой, и тот, заметив это, подошел к нему.

– Командир! Я уже, похоже, бывал в этих краях, я хорошо помню эту сосну без кроны. Как я сейчас понял, я просто крутился по этому лесу, поэтому так и не смог догнать свою группу. Вам нужно уйти с этой тропы. Впереди будет деревня, туда идти не стоит, там большой немецкий гарнизон.

Сказав это, он снова потерял сознание. Николай остановил свой отряд и, подозвав одного из бойцов, приказал ему проверить, нет ли впереди немецких частей. Отдав команду на привал, он снова подошел к Павлу.

– Ну, как ты? Ты сам-то откуда? Я вот из Омска, а ты?

– Я из Казани. Ты слышал об этом городе? Чувствую я себя паршиво, сильно болит нога, – прошептал Павел. – Как мне сказал санитар, задета кость. Вы уж меня простите, что навязался на вашу голову.

– За что прощать-то? Почему ты решил, что стал для нас обузой? Ничего, Романов, потерпи немного. Вот выйдем к своим войскам, там тебе обязательно помогут. Мы еще потанцуем на твоей свадьбе.

Николай отошел от него и присел на поваленное дерево. Он посмотрел на уставшие лица своих бойцов. Стрелковый батальон, в котором служил он, был сформирован в Омске. Недалеко от старой границы он практически был уничтожен на марше. Еще не вступив в бой, подразделение потеряло почти сорок процентов личного состава. Он надолго запомнил этот налет вражеской авиации, который застал их на открытой местности. Вскоре остатки батальона влили в один из стрелковых полков, который удерживал небольшую высотку. У подножия ее, словно змея, извивалась проселочная дорога.

Мимо Николая прошел боец из его взвода, заставив снова вспомнить этот бой у высоты, эти бесконечные немецкие атаки, которые накатывались одна за другой в течение всего дня. Когда на дороге появились немецкие танки, остатки батальона стали спешно отходить в сторону ближайшего леса. Вскоре этот отход превратился в настоящее бегство. Они бежали по полю, словно зайцы, петляя и падая среди высокой ржи. За ними, расстреливая их на ходу, мчались немецкие мотоциклисты. Ему и еще десятку, таких как он счастливчиков сильно повезло, им удалось добежать до леса, где они укрылись в глубоком, заросшем кустарником овраге.

Николай поднял голову и увидел бойца, вернувшегося из разведки.

– Командир, впереди нас немцы.

– Сколько их? Ты можешь толком доложить, сколько их, что они делают?

– Могу.

– Вот и докладывай все по порядку.

Боец перевел дыхание и начал говорить. Из его доклада следовало, что впереди них находится небольшая деревенька, домов в сорок, в которой квартирует немецкая часть, общей численностью около двух рот.

«Все сходится с рассказом подобранного нами раненого Романова. Впереди действительно деревня и немцы. Значит, нужно менять направление и обойти эту деревню стороной», – подумал он.

По команде, группа снялась с места и, приняв влево, двинулась вперед.

***

Капитан Нойман сидел за столом и делал отметки на разложенной перед ним карте. Буквально полчаса назад он получил доклад от армейской разведки, которая заметила в лесу группу русских солдат, общей численностью около двадцати человек.

«Это хорошо. Все идет по плану. Эта та самая группа, которая должна была подобрать его агента Романова, – подумал он, откладывая записку в сторону. – Сейчас можно доложить полковникам Кобе и Шенгарду об успешном внедрении агента в русскую группу красноармейцев».

Отметив на карте направление движения группы русских, он не без явного удовольствия для себя отметил, что расстояние между группами Тарасова и этой группой красноармейцев значительно сократилось и, если все пойдет по намеченному плану, то они должны будут встретиться буквально через сутки. Чтобы ускорить эту встречу, он снял телефонную трубку и приказал роте немецких егерей, которая находилась на отдыхе, начать преследование этой маленькой группы отступающих и деморализованных русских солдат.

– Капитан Гюнтер! Я надеюсь, что вы отдохнули? Мимо вас прошла небольшая группа красноармейцев. Предлагаю вам немного поохотиться за ними. Напугайте и гоните их, как зайцев, но в боевое столкновение с ними не вступайте. Просто сидите у них на хвосте и не более.

– Все ясно. Разрешите начать преследование?

– Разрешаю, – коротко приказал Нойман.

Идущие впереди группы двое разведчиков вовремя заметили гитлеровцев, которые, выпрыгивая из машин, быстро развертывались в цепь. Это известие заставило Николая и его бойцов резко изменить направление движения группы. Чтобы не попасть под немецкую зачистку, они направились не на восток, а на север, стараясь обойти стороной немецкую цепь. Однако немцы, словно, догадавшись об их маневре, тоже изменили свое движение и направились вслед за ними. Немцы шли в полный рост, изредка постреливая из автоматов по кустам, заставляя красноармейцев сначала ускорить шаг, а затем побежать. В какой-то момент Николай понял, что не сможет оторваться от немцев, так как раненый Романов сковывал движение группы, однако бросить его в лесу он не решился. Словно прочитав его мысли, немцы вдруг резко замедлили свое движение, а затем и совсем остановились.

«Что это? – с испугом подумал командир. – Почему они остановились? А может, впереди их ждет засада, и немцы, зная об этом, не решились их преследовать, опасаясь попасть под огонь своих же солдат».

Он послал вперед двух разведчиков. Те вернулись минут через тридцать и доложили ему, что впереди немцев нет.

«Что-то здесь не так. Если они обнаружили нашу группу, то почему прекратили свое движение и не пытаются заблокировать и уничтожить нас?», – подумал он.

Для большей убедительности он снова послал уже других бойцов перепроверить это сообщение. Он никак не мог понять, что случилось и что заставило немцев прекратить преследование его группы. Вскоре вернулась и эта разведгруппа и доложила, что впереди все чисто. Николай махнул рукой, и солдаты снова двинулись вперед.

Капитан Нойман был доволен полученным донесением от командира роты егерей. Он снова нагнулся над картой и сделал на ней несколько отметок. Судя по его расчетам, всего лишь несколько километров отделяли эти две группы друг от друга. Он встал из-за стола и налил себе в рюмку французского коньяка. Посмотрев жидкость на свет, он медленно выпил содержимое, чувствуя, как оно приятно обжигает горло. Закусив выпитый коньяк долькой лимона, он снял трубку и попросил связиста, чтобы тот связал его с полковником Кобе.

– Господин полковник! Наша с вами операция по внедрению вышла на завершающую прямую линию. Я считаю, что сейчас самое главное – пропустить их через наши боевые порядки. Я, как никогда, почему-то уверен в ее успешном завершении.

– Не нужно предсказывать события, Нойман. Давайте, капитан, подождем, когда группа сержанта Тарасова перейдет линию фронта. Кстати, вы доложили своему непосредственному шефу об этом?

– Пока нет, господин полковник.

– Тогда доложите. Я не хочу этого делать за вас. Думаю, что он будет рад этой информации.

– Хорошо, господин полковник, я все понял. Просто я хотел лично сам проконтролировать ее переход через линию фронта, а уж затем докладывать полковнику Шенгарду.

– Удачи вам, капитан.

Нойман положил трубку и, взяв в руку бутылку с коньяком, снова налил его в хрустальную рюмку.

***

Зоя быстро свернула рацию и, сложив ее в чемодан, укрыла сверху своим старым платьем. Встав с колен, она сунула чемодан между стропил крыши и забросала его разным барахлом, которое годами скапливалось на чердаке. Убедившись, что его не видно, она отряхнула с одежды пыль и, осторожно ступая по шатким ступенькам, спустилась с чердака.

– Зоя? Ты что делала на чердаке? – поинтересовался у нее пьяный сосед, схватив ее за локоть. – Может, зайдем ко мне? У меня есть вино, посидим, поговорим о жизни?

– Тебе, Гришка, выпить не с кем? Да у тебя дружков полный двор, а ты меня приглашаешь.

– Зачем мне друзья, Зоя, если у меня есть такая соседка. Что, не подхожу? Тебе все со шпалами в петлицах подавай?

– Ты прав, Гриша, я люблю военных. Мне нравится форма, и при виде офицеров я просто схожу с ума.

Она вырвалась из его рук и, специально виляя бедрами, проследовала по коридору в сторону своей двери.

– Сучка! – тихо произнес Григорий и стал подниматься по лестнице, ведущей на чердак.

Ему вдруг стало интересно посмотреть, что там могла делать его соседка. Поднявшись на несколько ступенек, он неожиданно рухнул вниз, так как одна из ступенек, не выдержав его веса, сломалась, и он, потеряв равновесие, упал, сильно ударившись головой о стену дома. Выругавшись матом, он направился во двор, откуда доносились голоса его дружков.

Зоя вошла в комнату и обессилено опустилась на стул. Только сейчас она по – настоящему осознала, что сильно рисковала с этим выходом в эфир из собственного дома. Однако переданная ею информация в Абвер была столь важной, что не оставляла ей другого выхода, как пойти на этот риск. Она проинформировала немецкую разведку о том, что Казанский пороховой завод начал промышленный выпуск пороха, который использовался Красной Армией в новом секретном оружии под ласковым и красивым названием «Катюша».

Поправив на себе платье, она открыла дверь «черного входа» и, осторожно ступая, стала спускаться по старой скрипучей лестнице. Толкнув рукой дверь, она оказалась во дворе разрушенного временем дома. Оглядевшись по сторонам, она вышла на улицу. Около соседнего дома сидел на лавочке Проценко. Кепка на его голове наполовину закрывала лицо, и поэтому со стороны казалось, что человек задремал. Заметив Зою, он встал со скамейки и направился к ней.

– Ну, как? – коротко поинтересовался он.

– Плохо. Кое-как передала, похоже, сели батареи. Что будем делать?

Проценко задумался. Сейчас, когда ему удалось, наконец, сформировать надежную агентурную сеть в городе, эта новость явно не могла его обрадовать. Он посмотрел на Зою и тихо произнес:

– Надо что-то предпринимать. Без связи нам нельзя.

Она взяла его под руку, и они неторопливым шагом направились вдоль улицы. Они гуляли недолго и, обговорив все нюансы следующей встречи, направились обратно.

***

Проценко, тяжело шагая в гору, направлялся к Лабутину Павлу, который проживал на Зилантовой горе .

– Как живешь, Павлуша? – тяжело дыша, поинтересовался он у хозяина дома.

Лабутин оторвал взгляд от стола и посмотрел на вошедшего в дом гостя. Судя по лицу, он явно был не рад этой встрече. На столе перед Павлом стояла початая бутылка водки.

– Чего приперся? Какого хрена надо?– спросил он полупьяным голосом. – Деньги принес?

– Какие деньги, Паша? – удивленно произнес Проценко. – Деньги, Паша, нужно зарабатывать, а не клянчить. Ты же знаешь, я нищим не подаю.