Луллубейство – феномен древней истории (монография)

В одной древневавилонской хронике упоминаются воинственные жители горных регионов к северу от Месопотамии, характерной особенностью внешности которых был «вороний» (вероятно, все же «орлиный», воспринятый, как «вороний») нос и одеяние, украшенное птичьими перьями (в хронике говорится буквально о «птичьих телах») [7].

Тут нельзя не вспомнить о свойственных шумерам и аккадцам очевидной птеранофобии (т. е. боязни птичьих перьев). Описывая жалкое состояние мертвеца, довольно живо излагая ужасы разложения (легкие его полны пылью и т. п.) шумерская поэма сообщает характерную деталь: «одежда его (мертвеца) из птичьих перьев». У шумеров души умерших, находящиеся в царстве подземных богов, были одеты в птичьи перья. Возможно, одетых в птичьи перья луллубеев шумеры считали своего рода «живыми мертвецами», восставшими из ада – слишком уж напрашивается такая парралель при сопоставлении двух вышеуказанных фактов.

Путешественник, привыкший к плоским раскаленным равнинам и великим рекам Месопотамии, встречал в предгорных прогибах Загроса мощную толщу моласс (песчаники, глины, конгломераты), которая достигает порой до 3500 м. У подножий Загроса ей соответствуют бахтиарские и фарсидские нефтеносные толщи, в которых сосредоточено до 20% запасов нефти Ближнего Востока. Могли быть возжигания и самовозгорания, увеличивавшие суеверный ужас древнего человека перед этой загадочной и страшной землёй.

Внутренние плоскогорья Луллубеи принадлежат крупной природной области пустынь и полупустынь центральных частей Иранского нагорья. Годовая амплитуда абсолютных температур воздуха в краях основного расселения луллубеев достигает 90°С (от -40° до +50°С)! Здесь – то в арктическом холоде, то в раскаленной жаре протянулись перед зрителем плоские котловины. Наиболее глубокие их части заняты пересыхающими солеными озерами, солончаками и такырами – символами неумолимой смерти, переполенными костями путников и караванов.

Вообще следует отметить, что луллубеев судьба сделала «народом солончаков». Ведь солончаками занято до 1/3 равнин того нагорья, на котором гнездились луллубеи. Значительная часть равнин занята подвижными и закрепленными песками и щебнистыми пустынями. Одна из наиболее безводных пустынь нагорья Деште-Лут, пониженная часть которой лежит на высоте 200 м над у. м., имеет концентрическое строение: центральный солончак опоясывают глинистые и щебнистые пустынные ландшафты, по периферии располагаются подвижные барханно-грядовые пески.

Земля луллубеев настолько отличается от привычной для шумеров обстановки, что действительно могла показаться им иным миром, адом, как показалась древним евреем адом своеобразная геенская равнина…

Корни луллубейства.

Как мы уже отмечали выше, около 2200 – 2100 историками фиксируется государство (или квазигосударственное образование) луллубеев в Западном Иране. Дошло до нас два луллубейских царских имени Сидур (ри) и Аннубанини (ок. 2200 гг.).

Археология Луллубеи доказывает тесное родство материальной культуры луллубеев с Шумером. «Металлургия Луристана в III тыс. до н. э. практически не отличалась от шумерской» [8] – писал знаток вопроса Б. Мойшезон. Правда, он в той же работе оговаривался: «Кстати сказать, у Луристанских изделий из металла прослеживается целый ряд схождений с традицией Гассул-Беэр-Шевской культуры».

Дело в том, что данная культура выступает памятником арийского присутствия на переднем востоке. Вторжения арийцев с Армянского нагорья двумя рукавами – на юго-запад, в Палестину, и на юго-восток – в Иран, оставили и тянущийся за этими походами шлейф археологических находок.

Палестина – страна, бывшая одним из ведущих центров «эпохи творческой активности» IV тыс. до Р. Х. В V тыс. до Р. Х. поразительная металлургия Гассул-Беэр-Шевской культуры обнаруживается именно там. Однако мы находим эту же культуру и перемещенной в Западный Иран (т. н. «кланы кузнецов»).

А после, во времена, названные у археологов «Средним бронзовым веком I» эти «кузнецы» из Ирана снова появляются на территории Палестины в качестве кочевых групп, что предстает, как «возвращение из Западного Ирана «кланов кузнецов», сохранивших память о Палестине» (Мойшезон) или, возможно, как просто родство двух рукавов одного ам-арийского потока («ам (ям)» – это арийское «юг», южная сторона света), отраженного в именах царства Амуру (Сирия) и царства амореев (Иран) [9]. Таким образом, металлургия буферного Луристана (Луллубеи) вполне естественно, содержала в себе черты и приемы двух своих великих соседей – арийцев севера и шумеро-семитов юга.

«Один из интереснейших иранских археологических комплексов – „луристанские бронзы“. Это происходящие в основном из хищнических раскопок многочисленные изделия своеобразного, иногда вычурного, „роскошного“ стиля, характеризующегося особой выразительностью, смесью реализма и фантастики в изображении людей или божеств, животных, сверхъестественных существ» [10]. Так, с большим разнообразием приемов металлургического и ювелирного производства изготовлялись ритуальные и бытовые предметы, вооружение, художественно выполненные удила с псалиями и т. д.

«Луристанские бронзы» ранее датировали от III тысячелетия до середины I тысячелетия до Р. Х.., различна и их этническая атрибуция. Лишь недавно в результате научных исследований могильников Луристана установлено, что, хотя металлургия в Луристане достигла большого совершенства уже в III тысячелетии до Р. Х.., своеобразный комплекс собственно «луристанских бронз» относится к концу II – первым векам I тысячелетия до Р. Х.., а преимущественно к VIII—VII вв. до Р. Х..

«Луристанские бронзы» обычно считали оставленными кочевниками, а Луристан того времени – населенным главным образом номадами. Но это мнение основано прежде всего на аналогии с положением в Луристане в более поздние эпохи (до новейшего времени), а не на характере самих этих изделий, отнюдь не указывающих на кочевой быт. А недавние археологические разведки и раскопки мест поселений показали, что в конце II – первых веках I тысячелетия до Р. Х.. в Луристане существовали многочисленные оседлые поселения.

Если вместе с большинством современных ученых принять версию о том, что луллубеи были родственны упоминаемыми Геродотом «париканиям», «азиатским эфиопам», которые населяли два округа будущего арийского Персидского царства во времена до нашествия арийской орды, то тогда они будут очевидно родственны и индийским дравидам, до-арийскому населению Индии. В таком случае луллубеи – часть огромного до-арийского этнического единства Средней Азии.

Современные археологи на большом фактическом материале артефактов утверждают, что темнокожее дравидическое население Индии отнюдь не коренное.

По утверждению таких авторитетных авторов, как Пейрос и Шнирельман [11], дравиды пришли в Азию с юго-запада, прошли через Двуречье Тигра и Ефрата, гонимые более сильными племенами на Восток, после чего оказались в Иране (луллубеи, эламиты?), и лишь затем – на Индостане.

В этой связи интересно отметить, что с расширением наших представлений о миграциях луллубеев можно считать не простым, случайным совпадением обнаружение в XIX веке неких негроидов-лулубу в составе центрально-суданской группы шари-нилъеких племен, которые распространены на юге Судана, в прилегающих районах Заира и Уганды (т. н. языки «мору-мади»). Лулуба живут среди южной группы языковой семьи мору-мади («мади» – слово в центральной Африке так же означает «пришельцев, посланцев»), где и отмечен их особый диалект [12].

Что же касается племен луллубу в горах Восточного Ирака и Западного Ирана, то их можно характеризовать, как горцев-кочевников, подвергшимися культурному воздействию со стороны шумерийских и аккадских племён. Обычно их рассматривали как коренной народ, обитающий в данных местах со времен неолита, но работы Пейроса и Шнирельмана о дравидидийских миграциях поставила этот взгляд под сомнение.

Около Сарпула, между Багдадом и Хамаданом, был найден ряд памятников луллубейской культуры. На одном из рельефов изображён царь Анубанини, попирающий ногами пленника. Судя по аккадским надписям и художественному стилю изображений, этот памятник относится ко времени Нарам-Суэна (Нарамсина) (XXIII в. до Р. Х.). Луллубейские памятники были найдены далее между Персеполем и Сузами. Эти памятники выдержаны в своеобразном художественном стиле древних горных племён, поклонявшихся священным змеям и водам горных потоков, но в то же время сохранили следы шумерийского культурного влияния.

Известнейший советский востоковед И. М. Дьяконов [13] утверждал: «К северу от Элама, в горах Загроса в III—II тысячелетиях до н. э. жили… луллубеи… Есть мнение о близком родстве их языков с эламским, но… это предположение остается недоказанным». Дьяконов, как известно, исходил из того предположения, что языки луллубеев, касситов и кутиев (т. е. всех «драконов гор») – близкородственные диалекты. Однако в наше время больше факторов говорит против этого предположения, хотя есть и подтверждающие его косвенные факторы.

Исходя из чередования предполагавшихся этнических прозвищ – акк. lullu, nullu, lullub/p-um, lullume, хурр. и хетт. lul (l) a-he/i (ср. ур. lulu «враг», «чужак»), Дьяконов озвучивает предположение, что -b/p и -me являлись луллубейскими суффиксами множественного числа, сопоставимыми с эламскими суффиксами множественного числа -р и -mе, но на этом основании не делает вывод, что луллубейский язык был близок эламскому. Он предполагает, что lullu – во всех случаях ареальное слово со значением «чужак» (в форме lullu-p-, lullu-me- прошедшее через эламское посредство).

Таким образом, особого луллубейского этноса, пишет Дьяконов, не существовало. Единственной гипотезой, в пользу которой можно привести достаточно показательные факты, является гипотеза эламо-дравидского родства. Общий характер морфологического строя луллубейского языка не противоречит увязке его с дравидийским.

На основе характерного морфологического признака у луллубеев выделяют агглютинативную [14] форму языка, при котором доминирующим типом словоизменения является «приклеивание» суффиксов и префиксов, причем каждый из них несет только одно значение.

Полагают, что в луллубейском языке лицо, время и падеж выражались отдельным аффиксом. В этом отличие лулубейского от большинства современных (фузиональных) языков, которые объединяют различные грамматические категории в одном аффиксе, или же, в процессе своего развития разные аффиксы обединяются в один. Важно, что при этом отдельные морфемы не влияют друг на друга.

Кроме языка луллуби к агглютинативным языкам относятся так же современные баскский, турецкий, чеченский, дравидские языки, финский, эстонский, венгеский, суахили, малазийский, эсперанто. Также к ним относят такие древние ближневосточные языки, как эламитский, хурритский, урартский, касситский, шумерский.

В урартском языке «лулу» означало «враг-чужеземец». А за ними, возможно, арийское слово «лулу» трансформировалось в «люпус» (означающее волка (животное вида сanis alpinus) у римлян), «лалу» – (волк у современных французов) и т. п. Формирование первой из указанных фонем представляется достаточно очевидным. Люпус (lupus) = Лулуб +ос [15]. Попробуйте несколько раз быстро произнести фонему «лулуб+ос» и слово «люпус» сложится в ваших устах само собой. Французское «лалу» -«волк» пишется как loup (во французском языке форма записи более архаична, чем произношение), что тоже недвусмысленно указывает нам на исходную фонему, восходящую к вражде ариев с лулубеями.