– Государь очень рад будет увидеть вас в восемь часов за своим интимным чаем, а пока пойдем немного прогуляемся по Невскому проспекту и у Доминика в биллиард поиграем.
Ровно в восемь поднялись мы по роскошным мраморным лестницам в верхние, уютные, лишенные всякой официальности, домашние палаты молодых государя и государыни. Когда я сделал низкий придворный поклон, Александр Павлович любезно протянул мне руку. Я хотел ее облобызать, но царь не дозволил этого и сказал:
– Ручку ты поцелуешь у моей жены. Вот, Лизанька, мой друг из Наровчата. Прошу любить да жаловать. Ах, если бы ты знала, с каким отменным пафосом он танцует старинный гросфатер.
Я приложился к прекрасной маленькой ручке государыниной, и ее величество ласково сказать соизволила:
– Очень рада сделать знакомство с вами. Позвольте предложить вам чаю.
А государь говорит:
– Чего хочешь, брат Хохряков? Чаю или кофею?
– С позволения вашего императорского величества, попросил бы чаю.
– А с чем предпочитаешь чай, брат Хохряков? Со сладким печеньем или с марципаном?
– Как угодно вашему величеству.
– А что, брат Хохряков, а не разбавить ли нам чай китайский настоящим ямайским ромом?
– Думаю, что не повредит, ваше величество.
И тут государь обращается к своей порфироносной супруге:
– Не знаешь ли, Лизанька, остался ли у нас еще в погребе этот отличный ямайский ром?
– Кажется, остался.
– И чудесно, – говорит государь. – Ну-ка, полковник, – обращается он к юному флигель-адъютанту, – идите-ка в погреб. Поищите там рому покрепче и подушистее.
Тот мигом сорвался с места и исчез. Не прошло и четверти часа, как он вернулся с кувшином бемского граненого хрусталя, наполненным амброзией и нектаром. Понимаете ли? Ром из царских погребов! Высочайшая во всем мире марка! У нас в Пензе лучшие знатоки вина определяли достоинство хорошего рома по мере того, насколько сильно он пахнул клопом. Но императорский ром – дело совсем другого рода: он благоухал и портвейном, и хересом, и малагой, и доппелькюмелем, и мадерой, и опопонаксом, и резедой, и имел он крепость необычайную. Я с трудом, через силу, выпил рюмки четыре, а больше не мог, натура не позволила. Вежливо, но отказался. В голове зашумело. Помню, как адъютант подал мне глазами знак уходить. Я низко раскланялся, а государь, смеясь, спросил меня:
– А скажи, брат Хохряков, починили ли в Наровчате тот мост, на котором я чуть-чуть не сломал себе ногу?
Мне стыдно и страшно было ответить, и я решился на маленькую ложь.
– Государь, – сказал я, – уезжая из Наровчата, я успел заметить лихорадочную работу над возведением отличного каменного моста через эту несчастную речку. Но в скорости он будет закончен.
Государь и государыня милостиво простились со мною. Флигель-адъютант проводил меня пешком до моей гостиницы и по дороге все спрашивал меня, весело смеясь:
– Что, брат Хохряков? Вкусным я тебя ромом попотчевал?
Так мое путешествие в Петербург и прошло благополучно. Но только, господа дворяне, вы уж меня перед моим обожаемым царем не подведите. Постройте хороший мост через Безымянку.
И все Благородное собрание ответило громом рукоплесканий и самыми горячими обещаниями.
С того времени прошло сто лет с небольшим. До сего дня в Наровчате есть старинная поговорка: «Чего, брат Хохряков, хочешь? Чаю или сахару? С пирожными или с марципанами?»
Но мост через Безымянку так и остался в прежнем ветхом состоянии, и по весне на нем неизменно калечатся люди и лошади.
notes
Примечания
1
Аристократического общества (от франц. beau monde).
2
Почетные, именитые лица (от франц. notable).