Гроза Византии

VII. Любовь

Словно сладкая греза, словно видение Валгаллы промелькнула пред Аскольдом эта женщина. Князь сам не свой вернулся в свою гридницу. Голос Зои все еще звучал в его ушах, ее образ был пред его глазами. Он заслонил собой все, и из-за него Аскольд ничего не видал вокруг себя…

«Кто она, откуда она? Неужели это – славянка? Неужели в Византии женщины все таковы? Ах, если бы она только осталась здесь в Киеве!» – такие думы волновали Аскольда, когда он остался один в своей гриднице.

Теперь он с нетерпением ждал Всеслава. Ведь, от него он мог что-нибудь узнать новое об его сестре. Ах, ведь, он думал встретить такую же, как и все в его Киеве, но эта Зоя…Аскольд помнил женщин своей родины, помнил рыжеволосых стройных бритонок, изящных женщин страны франков, но всем им было далеко до одной этой женщины, которая с первого же взгляда заставила так сильно забиться его сердце… бедное измучившееся его сердце…

Давно это сердце ждало такого светлого радостного видения, давно в пылу битв и в тиши опочивальни так и рисовалось оно в его мечтах, в его воображении, сердце стремилось к нему, но мечты оставались мечтами, грезы грезами, и ни одна из тех женщин, которых Аскольд когда-нибудь видел в течение своей жизни, не подходила под созданный его воображением образ…

Вдруг сердце мечтательного норманна болезненно сжалось под влиянием новой гнетущей мысли…

Свободна ли она? Нет ли его любви какого-нибудь препятствия? Может быть, она уже любит кого-нибудь?..

Горе тому…

Он найдет соперника, хотя бы в морской глубине, хотя бы в самой Валгалле, хотя бы под защитой самого светлого Одина…

Он сотрет его с лица земли, уничтожит даже самую память о нем!..

Но кто же может стать ему таким соперником?

Может быть, он остался В Византии?

Тогда он сотрет с лица земли всю Византию,а вместе с нею и его.

Россы и его варяги достаточно храбры для этого.

А если он здесь?..

Здесь его теперь быть не может.. Но это теперь, а кто знает будущее?..

Только кого бы могла избрать, кроме него, здесь, на берегах Днепра, в Киеве, властелином своего сердца эта красавица?

Варяги грубы, славяне полудики…

А если Дир, его названный брат?

Ужас объял Аскольда.

Га! Он сотрет с лица земли и Дира…

Эта мысль успокоила так неожиданно влюбившегося скандинава, и он снова погрузился в сладкие мечты, так погрузился, что не слыхал даже, как вошел к нему Всеслав.

– Княже! – воскликнул тот.

Аскольд вздрогнул и быстро обернулся на этот зов.

– Это ты – Всеслав? Что она?

– Кто?

– Твоя сестра!

– Она прислала меня благодарить тебя за твою ласку к ней…

– Стало быть, ты устроил ее хорошо? Ты не жалей, Всеслав, ничего для нее… Слышишь, чтобы все, что ни пожелает она, было у нее… Я так хочу.

Всеслав с удивлением глядел на своего князя. Таким возбужденным он еще никогда не видал его и теперь не понимал даже, что такое вдруг могло приключиться с Аскольдом.

– Что с тобой, княже? – не скрывая своего удивления, спросил он его.

– Что?

– Ты какой-то особенный! Таким я тебя никогда еще не видал… Здоров ли ты?..

– Да, да, здоров… Расскажи мне о ней, о твоей сестре. Кто у ней остался там в Византии?

– Да что же я тебе могу сказать? Это бы нам самим посмотреть надо!

– Самим?

– Конечно же! Струги готовы, рать славянская и варяжская собраны, запасов хватит – вот, и пошли бы мы туда посмотреть…

– Ах, ты опять о том же! Да, ведь, это – дело решенное!..

– Решенное-то – решенное, а по нашей славянской пословице – отклад нейдет на лад… Мы все собираемся, а в путь дорогу не двигаемся…

– Тебе-то что?

– Как что? А знаешь ли ты, князь, византийцы убили так, из-за ничего, моего отца… они держат в позорном плену мою дочь и сына…

– Как, Изока?

– Сестра сообщила мне, что и сын мой, и дочь томятся в самых страшных подземельях проклятой Византии [39].

– Я ничего не понимаю…

– Ты верь моим словам только…

– Я глубоко сочувствую тебе, Всеслав. Ты знаешь, как я и Дир тебя любим!..

Тогда помогите мне вызволить моих кровных! Помни князь, что вся дружина желает этого, только ты противишься этому…

– Хорошо! Хорошо! Я поговорю обо всем этом с твоей сестрой.

Всеслав усмехнулся.

– Видно, женщина, князь, тебе ближе и дороже, чем испытанный верный слуга и друг.

Аскольд весь вспыхнул, но все-таки поборол свой гнев и сдержался.

Ведь, это был ее брат!..

VIII. Опасность

Аскольд переживал первую весну своей любви.

Он был счастлив, чувствовал это, и все его страхи куда-то далеко-далеко ушли от него, а их место заняла лучезарная радость.

Дир не оправдал его подозрений.

Он, как и все другие в Киеве, преклонился пред чудной красотой Зои, но сердце его молчало при виде этой красоты. Аскольд понял это чувством влюбленного ревнивца и успокоился. Дир ни в чем не изменил своего образа жизни. Он был ласков и предупредителен с Зоей, но ее общество вовсе не думал предпочитать пирам и охотам и на первых, от которых теперь удалялся Аскольд, предпочитая им беседы с Зоей, он с большим, чем его названный брат, успехом занимал первое место.

Дружина же роптала.

Для всех – и норманнов, и славян, стало очевидным, что их князь сохнет и сходит с ума по дочери старого Улеба.

– Когда же на Византию? Все готово! – горланил старый Руар.

Из-за бабы все позабыл!

– Вот, принесло ее на беду к нам!..

– И чего это Всеслав смотрит? Ведь, всем известно, что его дети томятся у проклятых византийцев.

Всеслав и сам сперва думал, что дело очень неладно. Он начинал уже косо поглядывать на сестру.

«Я ожидал, что она поможет мне», – с тоской думал он, – «а она – ничего… Эх, придется на Ильмень посылать, не по нас такие князья!»

Однако, ему скоро пришлось переменить свое мнение о Зое.

Она сама вывела его из заблуждения.

Молодая женщина уже давно замечала, что брат ее хмурится. Она смутно догадывалась о причинах этого, но пока не разубеждала брата. Дело в том, что и в любви Аскольд оказывался таким же нерешительным, как и в ратных делах.

Зоя видела, что князь влюблен в нее. От ее женского внимания не могло это укрыться. Мало этого, она сама чувствовала, что Аскольд все большее и большее место завоевывает в ее сердце, и с нетерпением ждала объяснения со стороны влюбленного нее скандинава. Но этого объяснения все не было, Аскольд не решался на него, а какая же женщина, да еще славянская, решилась бы первая идти к мужчине и говорить ему о своей любви?

Наконец, она почувствовала, что им нужно объясниться.

Но как?

Тогда ей пришло в голову воспользоваться недовольством брата.

– Что не весел, Всеслав? – спросила она его, улучив время, когда брат зашел к ней в опочивальню как он всегда делал в последнее время, перед отходом ко сну.

– Отчего же мне быть веселым? – угрюмо ответил тот.

– Скажи мне, что у тебя на душе?

– Точно ты сама не понимаешь! Эх, видно, придется посылать на Ильмень! Там – действительные воины, а здесь, у нас, какие-то трусливые бабы…

– Ты говоришь про ваших князей?

– Про кого же больше? Про них!..

– Хорошо! Ты пошлешь на Ильмень, что же будет дальше?

– Что? Придет Рурик, а не он сам, так пришлет к нам Олега; вот, мы тогда и посмотрим, что тут будет…

– Да, ведь, это грозит смертью Аскольду и Диру.

– Туда им и дорога!..

Зоя вздрогнула вся.

– Умоляю тебя, Всеслав, погоди делать это…

– Тебе-то что? – удивился брат.

– Как что? Хочешь, я тебе скажу? Я люблю Аскольда.

– Ну, а я люблю своих детей и каждую минуту страдаю за них!..

– Ты помнишь, что я говорила тебе в первую после разлуки нашей встречу?

– Что?

– Я пришла сюда ради мести за отца!

– А, между тем, из-за тебя Аскольд все откладывает и откладывает поход.

– Он не будет больше делать этого.

– Уж не ты ли его заставишь?

– Я!

Всеслав презрительно усмехнулся.

– Оставим об этом говорить, – сурово вымолвил он, – скажу тебе одно, что я, пожалуй, и не рад теперь твоему возвращению в Киев.

– Когда ты узнаешь все, ты будешь обрадован.

– Вряд ли!

– Поверь мне…

Брат и сестра несколько времени помолчали.

– Только еще раз, молю тебя, Всеслав, погоди посылать на Ильмень!.. Клянусь тебе, Аскольд поведет вас…

– Сказал он тебе, что ли?

– Скажет!

– Когда?

– Скоро, очень скоро…

Тон ее голоса был так уверен, что Всеслав вдруг почувствовал себя убежденным.

– Хорошо, сестра, я повременю немного, только так, очень немного, иначе, если не я, так другие пошлют за Руриком. Все скучают этим бездействием, а тут, вот, получены вести, что к нам византийские купцы лезут, да на этот раз не просто так, а с дарами от самого византийского императора… Ох, уж эти дары!.. Примут их князья, отложат поход – вот, и полетит весть на Ильмень…

Зоя внимательно слушала слова брата.

«Медлить нечего!» – с тоской думала Зоя, – «если я не заставлю его идти на Византию, ему же придется плохо»…

IX. Чары любви

Едва только наступил вечер, Зоя вся укутанная с ног до головы, вышла из покоев.

Перед палатами князей, где она жила вместе со своим братом Всеславом, была обширная поляна, на которой Аскольд и Дир давали пиры киевским людинам, а со всех других сторон раскинулся густой плодовый сад.

Конечно, норманны и жители Киева развели сад с самыми прозаическими целями – иметь всегда плоды и ягоды для княжьего стола, но Зоя решила воспользоваться им для своих целей.

Она знала, что окно покоев Аскольда выходят в этот сад, и что в этот вечер Аскольд, по своему обыкновению последнего времени, был дома.

Вечер был чудный, какие могут бывать только на юге в начале осени. Полная луна с высоты небес заливала весь сад своим ярким светом. Кругом все было тихо. Киев давно уже спал. Плодовые деревья и гряды с ягодами струили свой аромат…

Молодая женщина осторожно обошла князевы палаты и взглянула в сторону окон.

Окно в покое Аскольда было раскрыто настежь.

Зоя улыбнулась, потом тихо, тихо, как бы про себя запела:

По дружке тоскует горлица По дружке, по ясном соколе; Не летит в ее он гнездышко, Позабыл свою подруженьку. Истомилась грудь высокая, Истерзалось сердце бедное По желанном друге-соколе, По его по ласкам искренним.

При лунном свете она заметила, что у окна показалась статная фигура Аскольда.

Тогда Зоя, как бы не замечая его, выступила из тени и пошла мимо икон, делая вид, что не замечает вовсе князя.

Для тебя ли ненаглядного У окна – окна косящета, Не одну глухую ноченьку Я сидела, сна не знаючи. Ты лети ж, лети, соколик мой, Приходи же, мил желанный друг,

Успокой мое сердечушко, Что из белой груди рвется вон.

Так продолжала петь она.

– Зоя! – громко воскликнул Аскольд, – ты ли это?

Молодая женщина остановилась и приняла испуганный вид.

– Это ты, князь? Прости, прости меня! Я побеспокоила тебя, я прервала твой покой своей глупой песнью.

Нет, нет, Зоя, это ничего, ничего, я еще не спал, – взволнованно говорил Аскольд, – но ты здесь, ночью…

–Да, вечер так хорош! Мне стало душно в моей горнице, и я вышла по привычке в сад. В Византии я всегда гуляла, там много садов… А здесь я осмелилась впервые… все спят, вечер так хорош… в покоях так душно…

– Ты права, права, как всегда, Зоя, и мне душно… Погоди, прошу тебя, погоди, и я хочу вместе с тобой подышать этим воздухом… Прошу тебя, погоди!..

– О, князь! – воскликнула Зоя, но тут она заметила, что Аскольда уже не было у окна.

Она снова улыбнулась.

«Кажется, на этот раз мне будет удача!» – подумала она и, тихо тронувшись вперед, снова запела:

Где же, где же ты, желанный мой? Жду тебя, и нет мне силушки Поджидать тебя, нет моченьки! Истоскуюсь, горемычная… Где же, где же ты, желанный мой!

– Зоя, здесь я, здесь, я около тебя, – услышала молодая женщина за собой страстный шепот.

Она быстро обернулась.

Позади ее стоял Аскольд.

Он был сам не свой, глаза его искрились страстью, грудь высоко вздымалась.

– Это ты, князь?

– Я, я, любая моя! – страстно прошептал Аскольд, простирая к Зое свои объятия.

Но та отстранилась.

– Князь, что ты? Подумай, кто ты и кто я! – проговорила она.

– Кто я?..я… не знаю, – почти что хрипел влюбленный до безумия Аскольд, – а ты… ты для меня все…Слышишь ли? Все! Ты все у меня взяла: и ум, и сердце… Ты звала меня, под моим окном… или, может быть кого-нибудь другого? Горе ему!.. Нет, ты пела для меня…Зоя, Зоя! перестань меня мучить!..

– Чего ты хочешь от меня, князь?

– Чего? Разве ты не видишь – чего? Тебя хочу, любви твоей хочу, а ты… спрашиваешь… Полюби меня!..

– Женщины любят героев…

– Героев, ты сказала? А я?

– Я ничего не знаю о тебе,князь. Вот, уже сколько времени я живу с вами, видела, как ты пируешь, видела, как ты охотишься, видела, что ты добр, но все это – не геройство…

– Чего ты хочешь?

– Женщины любят героев, – повторила снова свою фразу Зоя.

– Ты хочешь от меня геройских подвигов? Они известны.

– В прошлом?

– Да.

– А в настоящем?

Аскольд был сражен этим вопросом.

– Я слышала от вашего скальда Зигфрида песенку. Он поет:

С войною слава неразлучна, Нет в мире лучше дел войны.

– Ах, что мне Зигфрид! – перебил ее князь, – скажи, что нужно сделать, чтобы ты полюбила меня? Хочешь, я завоюю для тебя весь мир?!

–Слишком много, князь, завоюй мне одну только Византию!

– И ты! Хорошо! Ты полюбишь меня?

– Героя – да!

– Я сделаю! Завтра же будут окончены все сборы, и мы уйдем!

– Я с тобой!

– Но помни, если и тогда ты не будешь моей, горе тебе!..

– Ты грозишь? – усмехнулась Зоя, мне грозишь? Что ты мне сделаешь?

– Убью!

– Я не боюсь смерти…

– Возьму тебя!

– Попробуй!

– Не истощай моего терпения… Помни, я здесь – все!

– Каждый волен над собой!

– Я волен здесь над всем.

– Но не надо мной!

– Посмотрим! – не помня уже себя от охваченного его порыва бешенства, закричал Аскольд.

Ослепленный страстью он кинулся к Зое, но та ловким движением выскользнула у него из-под руки и очутилась от него в нескольких шагах.

– Ты хотел взять меня силой? – чуть не закричала она, – если так – смотри! Ты возьмешь мой труп, а не меня.

Аскольд в ужасе увидал, что она, озаренная лунным светом, стоит перед ним с высоко поднятым над своей грудью кинжалом.

– Еще один шаг, и я опущу это лезвие в свое сердце… Ты хочешь этого? – крикнула она ему.

– Зоя, Зоя! – повалился на траву Аскольд, – остановись!.. Я – раб твой, я у твоих ног… Молю тебя… прости мне!..

Он дополз на коленях до молодой женщины.

– Я все… все… Византию, мир… тебя… один поцелуй, Зоя… только один…

Зоя наклонилась над ним.

– На Византию? – тихо спросила она.

– На Византию, – пролепетал влюбленный князь.

– Клянешься своими богами?

– Клянусь…

Как бы в ответ на эту клятву и в подтверждение ее, в ночной тиши прозвучал поцелуй…

X. На Византию

Таким одушевленным, таким возбужденным давно с самого похода на козар, никто не запомнил Аскольда. Все, даже Дир, удивлялись ему и не узнавали его.

Лишь только забрезжило утро, Аскольд уже был на ногах. Дружинники его только еще просыпались, когда на поляне перед княжескими хоромами раздались призывные звуки рога.

Встревоженные, не понимая, в чем дело, сходились скандинавы и вожди славян на эти звуки. Дир, только что вернувшийся с охоты, тоже поспешил явиться на крыльцо.

– Что случилось, Аскольд? – тревожно спросил он своего названного брата.

– Погоди! Ты сейчас узнаешь.

Полянка быстро наполнялась народом.

– Что случилось? Зачем нас звали? Какое дело? – раздавалось со всех сторон.

Руар, Ингелот, Фарлав, Всеслав поместились в первых рядах. Возбужденный вид князя дивил их. Они с нетерпением ждали, что он скажет.

– Товарищи и друзья! – громко заговорил Аскольд, когда вокруг него собрались все. – Не один уже раз вы говорили мне, что хотите идти на Византию; вы упрекали меня, что я не веду вас. Верьте мне, я хотел, чтобы отдохнули вы; но теперь вижу, что все вы достаточно готовы для похода: славяне обучились в полной мере ратному делу и будут сражаться с храбростью достойных сынов Одина. Норманны покажут им достойный пример. Я уверен теперь в удаче. На Византию, на Византию! Я и Дир поведем вас… Кто будет убит, того ждет светлая Валгалла, оставшиеся в живых возвратятся обремененные добычей… Итак, оканчивайте сборы, – чем скорее, тем лучше! На Византию!

Словно рев морских волн перекатился по всей толпе.

– На Византию, на Византию! – ревели сотни голосов.

Восторг охватил всех. Теперь уже никто не сомневался, что поход будет начат…

Откуда-то явились щиты,и, по скандинавскому обычаю, названные братья подняты были на них, в знак того, что они всей дружиной признаны верховными вождями.

Аскольд и Дир удалились после этого.

– Что с ним такое? – спрашивали у Всеслава.

– Не знаю… Чуть не накануне он был против этого похода, – пожимал тот плечами…

И никто из них не догадывался, что все это сделал один только поцелуй Зои…

– Довольна ты мной? – спрашивал у молодой женщины Аскольд, пройдя прямо в ее горницу.

Зоя из окон видела все, происшедшее в это утро. Она понимала, что теперь для Аскольда уже возврата нет; поход решен окончательно.

– Ты – мой герой, – нежно улыбаясь, отвечала она.

– Я делаю это для тебя…

– Благодарю… Мое имя, стало быть, после похода будет славно так же, как и твое.

– Ты сказала, что пойдешь со мной?

– Да, как верная жена, я последую за тобой, хоть в самую сечу. Я буду держать щит перед тобой и ободрять тебя поцелуем, когда ты падешь духом!..

– Помни, мы соединимся на всю жизнь!

Да, но после похода только…

– Один поцелуй, Зоя…

– Нет, мы успеем намиловаться после…

– Ты жестока…

– Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был славен, вот и все…

– Но если поход будет неудачен?

– Все равно: я твоя…

Голова Аскольда кружилась, все равно, как на другое утро после пира. Он чувствовал, что эта женщина с каждым своим словом приобретает над ним неотразимую власть.

Он ушел в свои покои, потому что к Зое пришел брат.

– Что, брат? – спросила молодая женщина, – не права я была?

– Я не узнаю его… что с ним? Он совсем переменился…

– А я тебе скажу… Чего не могли сделать с ним вы, сильные мужчины, сделал один только поцелуй слабой женщины.

– Твой?

– Мой.

Всеслав плюнул.

– Бабник! – презрительно произнес он.

– Все равно, поход решен…

– Спасибо тебе и на этом!

В самом деле, в тоже утро начались деятельные приготовления к морскому походу. На Днепре было устроено множество временных пристаней. Около каждой из них нагружались припасами и оружием струги. Повсюду во все роды и племена были посланы уведомления с призывом к набегу. В Киев стекались огромные толпы людей. Приходили кроткие яснолицые поляне, являлись звероподобные древляне. Все несли с собой припасы и оружие и в надежде погулять и побуйствовать на просторе, спешили в Киев…

Одушевление было полное…

Всем известно было, что много пленников и среди них внуки Улеба, любимейшего старейшины полянского, томятся в Византии, и поход на столицу ее славяне считали своим общим, все сплачивающим, делом.

Кака раз в это время получено было известие, что византийские купцы, миновав пороги, подходят к Киеву.

Князья не желали их пускать, но Зоя хотела знать, что происходит в Византии…

Купцы были допущены к князьям, и им даже предложено было гостеприимство в княжеских палатах.

XI. Прибытие послов

О прибытии послов в Киев и в палатах князя, и среди народа шел великий толк.

– Чего это князьки-то очень с ними торгуются? – говорили простые людины Киева, – сами на их государство набегом идут и сами же их за милую душу принимают.

– Не гоже как-будто это…

– Чего не гоже? Разузнают они про их государство все, что надо, вот, и ударят на них…

– Так от них и разузнал!

Прибывшие купцы, между тем, искренно дрожали за свою жизнь. Не будь на их судне византийских солдат, они давно бы уже свернули в сторону, но, увы, им сделать этого было нельзя. Среди них был серьезный человек – врач Фока. Всю дорогу, от Константинополя до устья Днепра, он пробыл в своей каюте. Что он там делал – купцам неизвестно было, но когда они пересели на струги и пошли уже по Днепру, этот самый Фока вдруг обратился к ним с речью.

– Вы знаете, зачем вы посланы, сказал он. – В самом деле, смерть для каждого человека так или иначе, а неизбежна. Это каждому предопределено судьбой при его рождении. Где же умереть, в Византии ли или на берегах Днепра – это все равно. И там, и тут – смерть… Я говорю и о себе также, только я думаю, как философ, и всегда готов к своему концу. Покоритесь и вы! Неизбежного не избежать. Отечеству, когда оно в опасности, послужить необходимо. Это – долг каждого. Итак, вы поднесете этим киевским князьям обильные дары, а между ними, вот, эти браслеты; постарайтесь, чтобы они примерили их. Браслеты разной величины, а эти варвары очень любят украшать свое тело… Пусть бы они надели их…

– Тогда что же? – воскликнул наиболее любопытный Ульпиан.

– Тогда мы спасены!

– А они?

– Они погибли…

– Но разве это возможно?

– Все возможно для науки! – наставительно воскликнул врач.

– Это будет очень трудно сделать, – пробормотал один из купцов.

– Вы должны суметь сделать это! – тоном, не допускающим возражений, сказал Фока в ответ на это замечание.

После этого разговора купцы собрались на отдельное совещание. Фока между ними не присутствовал.

«Кака быть?» – беспокоил всех один только вопрос о предстоящем страшном деле.

– Нужно исполнить, – отвечал за всех Лаврентий Валлос, – слишком велика торговля Киева с Византией, чтобы допустить набег…

–Но, ведь, очень трудно заставить этих варваров немедленно надеть на себя браслеты.

– Мы должны попытаться.

Так было решено.

Прибывшие купцы и понять не могли, чему они обязаны таким широким гостеприимством в Киеве. Их приняли там, как самых почетных гостей. Хотя все кругом, по их наблюдениям, готовились к набегу, но князья не подали и виду. Они готовы были встретить пришельцев с прежней своей простотой и обходительностью.

Когда их легкие струги причалили к купеческим пристаням, то из княжеских палат сейчас же были посланы купцам обильные подарки.