Дядя самых честных правил. Книга 4

– Константин Платонович, держитесь.

Киж подхватил меня под руки, поставил на ноги и потащил к батарее.

– Ничего, это пройдёт, отлежаться вам надо. Сейчас всё сделаю, не переживайте, – бормотал он, ведя меня мимо пушек. – Дядя ваш тоже вот так перенапрягся несколько раз. И ничего, на следующее утро как огурчик был! И вы полежите, отдохнёте и станете ещё сильнее прежнего.

В ответ я только мычал, борясь с тошнотой, и старался перебирать ватными ногами, чтобы не волочиться мешком картошки. В груди успокаивающе урчал Анубис, и становилось как-то легче. Ерунда! Главное жив, а силы восстановятся.

* * *

Надо мной не было ничего, кроме неба, – высокого неба, не ясного, но всё-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нему серыми облаками. Глядя в бесконечное небо Пальцига, я поймал у себя в голове жужжащую мысль: что всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба; ничего, ничего нет, кроме него; но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения.

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, опёрся руками о землю и сел. Ерунда всё это! Вот поле боя, только оно сейчас и реально. Надо встать и продолжать битву, а то и правда атакующие пруссаки устроят мне вечный покой.

– Выпейте, вашбродь. Зараз легче станет.

Перед глазами замаячил унтер Сидоров, который сунул мне в руку квадратную бутылку. Глотку першило, и я приложился к горлышку, не глядя на содержимое. Молоко! Ух ты, как хорошо пошло! Не отрываясь, я выпил всю бутылку одним залпом.

– Спасибо.

Голос у меня хрипел, будто после болезни.

– Пожалуйте, вашбродь.

– Помоги мне встать.

Оперевшись на руку унтера, я смог подняться. Меня ещё чуть-чуть пошатывало, но с каждой минутой становилось всё лучше. То ли молоко подействовало, то ли организм сам справлялся с перенапряжением.

Пушки молчали. Орудийные расчёты сидели, отдыхая в ожидании приказа. Я дошёл до Корсакова, наблюдавшего за противником в подзорную трубу, прочистил горло и спросил:

– Что я пропустил?

– Константин Платонович! Ну вы и горазды драться! – Корсаков искренне обрадовался моему появлению. – В одиночку против троих боевых магов! Восемь «молотов» отразили, да ещё и одного пруссака прихлопнули. Сильны вы, Константин Платонович! Боюсь, вас теперь из артиллерии переманят после таких подвигов.

Я не стал поправлять его, что «молотов» было шесть, но поморщился на последних словах.

– Нет уж, я с батареи никуда не уйду. Пушки мне ближе, чем заклятья.

Корсаков покачал головой. Он так и не принял всерьёз мои слова, что я не собираюсь делать военную карьеру. Ладно, его дело.

– Что было, пока я лежал без памяти?

Оказывается, стоило мне вернуть прусским магам подарок, как в атаку пошла пехота. Солдаты захватили пустые батареи, брошенные шуваловцами, но удержаться не смогли. Яростная атака наших гренадёров выбила врага оттуда, и пруссаки откатились за холм, где их не доставала наша артиллерия. Но контратаковать Салтыков не разрешил, и войска ждали новой атаки противника.

– Думаю, – Корсаков кивнул в сторону пруссаков, – скоро ещё раз на штурм пойдут.

Я попросил у майора подзорную трубу и оглядел поле боя. Да, немало народу положили. Пару тысяч, если не больше.

– Иван Герасимович, разрешите в случае атаки приласкать их моими «близнятами»?

Хоть Корсакову крайне не нравилась эта маленькая пушка, он не стал мне отказывать.

– Если желаете, Константин Платонович, можете и пострелять.

Я поблагодарил его и прошёлся вдоль орудий батареи. На глазок оценил состояние Печатей и улыбнулся сам себе. Держатся! На пять-шесть таких сражений хватит, не зря возился и накачивал эфирные фигуры.

Закончив осмотр, я подозвал Сидорова и ещё одного солдатика, из выделенных мне в помощь, и приказал:

– Как начнётся стрельба, я укажу фланг, и вы катите туда орудие. Прикроем батарею от фланговых атак, если придётся.

– Не сумлевайтесь, вашбродь, – Сидоров осклабился. – Пушечка лёгкая, туда-сюда можем весь день катать.

– Вот и славно, братец. Пока отдыхайте, силы ещё понадобятся.

Оставив пушкарей, я отправился к Кижу, стоявшему позади батареи и разглядывавшего ряды пехотного полка на правом фланге.

– Спасибо, Дмитрий Иванович, что вытащил.

Мертвец обернулся и пожал плечами.

– Разве я мог поступить по-другому, Константин Платонович? Слово мертвеца самое крепкое на этом свете.

– И всё же я тебе благодарен, выбери, чем тебя можно наградить.

Киж на секунду задумался и хитро усмехнулся.

– Как вернёмся в усадьбу, прикажите Настасье Филипповне не запирать винный погреб. Окошко там больно маленькое, лазить крайне неудобно.

Я расхохотался.

– Прикажу. Хочешь, тебе там столик поставят, чтобы никуда уходить не пришлось?

Киж наигранно возмутился.

– Константин Платонович, я же не горький пьяница! Норму знаю, не больше пяти…

Договорить он не успел. В трёх шагах от нас с диким свистом и грохотом в землю врезалось пушечное ядро. Срикошетило от земли и, как камень, брошенный на водную гладь, заскакало по полю. Не дожидаясь следующего прилёта, я бросился обратно на батарею. Как и предсказывал Корсаков, пруссаки пошли на второй штурм.

Глава 3 – Гусары смерти и песок

На этот раз пруссаки не бросились в атаку нахрапом, а проявили военную смекалку. Выставили на холме у моста пушки и открыли огонь по нашей батарее. Корсакову, хочешь не хочешь, пришлось отвечать. А пруссаки, видя, что наши пушки заняты артиллерийской дуэлью, снова двинули пехоту на брошенные шуваловские батареи, чтобы вбить клин между русскими полками.

– Магов бы сюда, – дёрнул щекой Корсаков. – Что там Салтыков думает, а?

Я покачал головой и указал рукой на север.

– На другом фланге армии заварушка. Видите, вон там?

Корсаков повернулся и несколько минут всматривался в дымку над лесом. Я давно заметил – маги с Талантом «подслеповаты» на эфир, с трудом различают детали рисунка. Это деланным приходится тренироваться, чтобы видеть отдельные нити, а у Талантов всё просто: бери больше силы и кидай дальше, не обращая внимания на мелочи.