Убийство Сталина. Все версии и еще одна

Берия не мог не видеть, что в последние год-полтора отношение Сталина к нему непрерывно ухудшалось. В свою очередь и Сталин не мог не догадываться о намерениях Берии. Может быть, генералиссимус оставил распоряжение или даже завещание? Отношение к вождю тогда было настолько подобострастным, что окружение исполнило бы, видимо, его волю. У Берии были основания опасаться и спешить. А проникнуть в кабинет Сталина мог только он. Ведь Сталина охраняли его люди. Как бы там ни было, пишет Д. Волкогонов, насколько ему удалось установить, сталинский сейф был фактически пуст, если не считать партбилета и пачки малозначащих бумаг. Берия, уничтожив загадочную личную тетрадь Сталина (если она была), расчищал себе путь на самую вершину. Возможно, мы никогда не узнаем этой сталинской «тайны» – содержания записей в черной тетради. Епишев, во всяком случае, был уверен, что Берия «очистил» сейф до его официального вскрытия. Видимо, это ему было очень нужно.

Вернулся Лаврентий Павлович в Кунцево только через несколько часов. Вид у него был еще более уверенный, он резко контрастировал с подавленным состоянием сподвижников. Берия начал диктовать правительственное сообщение о болезни Сталина, которое передавалось по радио и печаталось в газетах: «Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза и Совет Министров Союза ССР сообщают о постигшем нашу партию и наш народ несчастье – тяжелой болезни товарища Иосифа Виссарионовича Сталина.

В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания…».

…Позднее выяснилось, что удар у него случился вовсе не в кремлевской квартире, как утверждалось в правительственном сообщении, а за городом, на ближней даче. Из уст в уста, из города в город передавались слова сына Сталина Василия: «Сволочи, загубили отца!» Сомнения в правдивости официальной версии стали крепнуть после ареста Берии и письма ЦК КПСС по его делу. Потрясенные люди узнавали, что в ведомстве Лаврентия Павловича была «лаборатория по проблеме откровенности», занимавшаяся растормаживанием психики химическими средствами. Руководитель лаборатории, врач по специальности, выполнял и другие, весьма деликатные задания. Он устранял тех, которых Берии надо было тайно уничтожить, не прибегая к аресту. Врач наносил своим жертвам смертельный укол тросточкой, на конце которой была ампула с ядом. Таким образом, он убил более 300 человек. (Далее Н. Зенькович ссылается на сочинение А. Авторханова «Загадка смерти Сталина (Заговор Берии)». – А.К.).

Сегодня, – писал А. Авторханов, – мало кто из советских историков будет оспаривать утверждение о том, что когда Сталин решил ликвидировать свою «старую гвардию» – молотовцев, апеллируя к «молодой гвардии» – маленковцам, то Берия одним из первых разгадал его стратегический план – расправиться со старыми членами Политбюро по шаблону двадцатых и тридцатых годов: «старую гвардию» при помощи «молодой гвардии», «молодую гвардию» – при помощи «выдвиженцев». Но Сталин просчитался: его окружали теперь не идейные простофили двадцатых годов, а его же духовные двойники, выпестованные им самим, по его собственному криминальному образу мышления и действия. Безусловно, на высоте криминального искусства самого Сталина стоял среди них только один Берия.

С уму непостижимой оплошностью, считает А. Авторханов, Сталин выдал себя, сформировав обвинение кремлевских «врачей-заговорщиков»: ведь обвинение всей сети верховных органов госбезопасности в попустительстве «заговорщикам» было прямо направлено против Берии. Берия слишком хорошо знал и Сталина, и судьбу своих предшественников – Ягоды и Ежова, чтобы строить иллюзии. Сталину теперь была нужна его голова. У Берии не было никаких других средств спасти ее, кроме того, как лишить самого Сталина его собственной головы.

По мнению А. Авторханова, Берия организовал беспримерный по трудности, но блестящий по технике исполнения заговор против Сталина. Притом организатор заговора доказал, что он превзошел Сталина в том, в чем последний считался корифеем: в искусстве организации политических убийств. Не абстрактные спекуляции, не искусственные конструкции, а логика цепи косвенных доказательств, называемых в юриспруденции уликами, привели зарубежного автора к выводу: Сталин умер в результате заговора. Как он был умерщвлен? Или коллапс, о котором сказано в официальном сообщении, но как последствие шока от заседания Политбюро с последующим вредительским лечением, или яд замедленного действия, полученный от Берии. Авторханов приводит улики как для первого, так и для второго случая.

Первая версия якобы принадлежит Илье Эренбургу, который рассказал о ней в 1956 году французскому философу и писателю Жан-Полю Сартру. Она обошла всю мировую печать. Вот как изложила эту версию немецкая «Ди Вельт».

Первого марта 1953 года происходило заседание Президиума ЦК КПСС. На этом заседании выступил Л. Каганович, требуя от Сталина: 1) создания особой комиссии по объективному расследованию «дела врачей», 2) отмены отданного Сталиным распоряжения о депортации всех евреев в отдаленную зону СССР.

Кагановича поддержали все члены старого Политбюро, кроме Берии. Это необычное и небывалое единодушие показало Сталину, что он имеет дело с заранее организованным заговором. Потеряв самообладание, Сталин не только разразился площадной руганью, но и начал угрожать бунтовщикам самой жестокой расправой. Однако подобную реакцию на сделанный от имени Политбюро ультиматум Кагановича заговорщики предвидели. Знали они и то, что свободными им из Кремля не выйти, если на то будет власть Сталина. Поэтому они приняли и соответствующие предупредительные меры, о чем Микоян заявил бушующему Сталину: «Если через полчаса мы не выйдем свободными из этого помещения, армия займет Кремль!» После этого заявления Берия тоже отошел от Сталина. Предательство Берии окончательно вывело Сталина из равновесия, а Каганович, вдобавок, тут же, на глазах Сталина, изорвал на мелкие клочки свой членский билет Президиума ЦК КПСС и швырнул Сталину в лицо. Не успел Сталин вызвать охрану Кремля, как его поразил удар: он упал без сознания. Только в шесть часов утра второго марта к Сталину были допущены врачи. (Интересно, а как бы могли развиваться дальше события на этом совещании, если бы со Сталиным удар не случился? – А.К.).

А. Авторханов приводит еще несколько имевших хождение до XXII съезда в западной прессе вариантов этой версии, в основе которых – все тот же коллапс, вызванный несогласием соратников Сталина с депортацией евреев. Любопытно, что во всех этих вариантах, один из которых приписывается П. К. Пономаренко, Берия при виде упавшего без сознания Сталина восклицает: «Тиран умер, мы – свободны!» Они, конечно же, весьма уязвимы с точки зрения наших сегодняшних знаний о предмете разговора. Легенда о поразившем Сталина ударе в Кремле основывается на официальном сообщении, в котором фигурировала кремлевская квартира (выделено мной. – А.К.).

Вторая версия служит подкреплением гипотезы о яде замедленного действия, якобы полученном от Берии. Суть ее в следующем.

После XXII съезда группа реабилитированных старых большевиков была привлечена к участию в комиссии по расследованию преступлений Сталина, Берии и их окружения. Ветеранов партии в первую очередь интересовало, при каких все-таки обстоятельствах умер Сталин? Согласно их изысканиям, за которые, впрочем, Авторханов так же мало ручается, как и за предыдущие, события 28 февраля – 1 марта развивались так, как рассказано у Хрущева. Он, Берия, Маленков и Булганин посетили Сталина, вместе мирно и весело ужинали, но встреча состоялась вовсе не по инициативе Сталина. Ее устроил Маленков под предлогом, что нужны указания Сталина по вопросам, которые будут обсуждаться на заседании Совета Министров в понедельник, второго марта. За неделю до этого Сталин сообщил Бюро Президиума ЦК, что публичный процесс над «врачами-вредителями» назначен на середину марта, и вручил им копии обвинительного заключения, подписанного Генеральным прокурором СССР. Этот документ, как и комментарии Генерального прокурора, ставленника Берии – Сафонова, о беседе со Сталиным, окончательно рассеял всякие сомнения в истинных намерениях Сталина. Выходило, что американцы во время войны сумели создать свои агентурные точки не только в Кремлевском медико-санитарном управлении, но даже в ЦК (Лозовский) и МГБ (Абакумов). Англичане то же самое сделали еще до войны, а во время войны расширили свою сеть, завербовав туда членов ЦК Кузнецова, Попкова, Родионова. Об армии ничего не говорилось, кроме того, что ее второстепенные лидеры были предназначены к отравлению (Василевский, Говоров, Штеменко, Конев). Но и здесь между строк было видно, что только такие обиженные маршалы, как Жуков, Воронов, Юмашев, Богданов могли быть заинтересованы в этом…

Словом, стало ясно, что процессом врачей дело не кончится, а как в 1937 году, полетят головы и у многих членов Политбюро. Когда Берия, Маленков, Хрущев и Булганин проштудировали этот документ, то, по предложению Хрущева, решили коллективно обсудить положение. В версии «старых большевиков», как видно, инициатором устранения Сталина выступает Хрущев. Это вызвано, видимо, его влиянием во время «оттепели», а так же стремлением морально реабилитировать себя перед невинно пострадавшими ветеранами партии – мол, он не бездействовал, когда Сталин намеревался устроить новый террор».

Далее излагается версия «старых большевиков».

«После такой подготовки и состоялась встреча «четверки» со Сталиным на его даче в Кунцево вечером 28 февраля 1953 года. Поговорив по деловым вопросам и изрядно выпив, Маленков, Хрущев и Булганин уезжают довольно рано, но не домой, а в Кремль. Берия, как это часто бывало, остается под предлогом согласования со Сталиным некоторых своих мероприятий. Вот теперь на сцене появляется новое лицо: по одному варианту – мужчина, адъютант Берии, а по другому – женщина, его сотрудница. Сообщив Сталину, что имеются убийственные данные против Хрущева в связи с «делом врачей», Берия вызывает свою сотрудницу с папкой документов. Не успел Берия положить папку перед Сталиным, как женщина плеснула Сталину в лицо какой-то летучей жидкостью, вероятно, эфиром. Сталин сразу потерял сознание, и она сделала ему несколько уколов, введя яд замедленного действия. Во время «лечения» Сталина в последующие дни эта женщина, уже в качестве врача, их повторяла в таких дозах, чтобы Сталин умер не сразу, а медленно и естественно.

Таков рассказ «старых большевиков». При этом невольно вспоминается то место из книги Аллилуевой, где сказано несколько слов о какой-то таинственной женщине-враче у постели умирающего Сталина: «Молодые врачи ошалело озирались вокруг… Я вдруг сообразила, что вот эту молодую женщину-врача я знаю, – где я ее видела? Мы кивнули друг другу, но не разговаривали».

Таким образом, во всех версиях неизменными остаются три утверждения. Первое: смерть Сталина «сторожат» из Политбюро только четыре человека – Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Второе: врачей к Сталину допускают только на вторые сутки. Третье: в смерти Сталина заинтересован лично Берия. Отсюда А. Авторханов делает два вывода. Несмотря на исключительную тяжесть болезни Сталина (потеря сознания), к нему намеренно не вызывали врачей, пока «четверка» не убедилась, что смертельный исход неизбежен. И второй вывод: поскольку вызовом врачей распоряжался (даже по долгу службы) один Берия, то он, очевидно, вызывал всех, кто будет исполнять его волю, – поможет Сталину умереть.

Второй вывод, по-видимому, наиболее уязвим – для него нет никаких реальных доказательств. Что касается первого, то с большой натяжкой его можно принять в качестве предположения, но не более. Хотя полностью исключать возможность заговора тоже было бы неправильно. Вождь постарел, физически ослаб. Хрущев вспоминает, что произнести пяти-семиминутную речь при закрытии XIX съезда в 1952 году для Сталина было невероятно трудно, он считал это своей победой. Время от времени сам заговаривал об отставке, правда, неизвестно, с какой целью – не исключено, проверял приближенных. Он не верил уже сам себе. В этой обстановке у ближайшего окружения, ждавшего от него новых репрессий, вполне мог созреть замысел об устранении тирана. Другое дело, что неожиданный удар, случившийся в ночь на второе марта, облегчил им задачу. Как будто само небо, смилостивившись над обреченными, даровало им возможность избавиться от диктатора, не обагрив рук его кровью.

Намеренно ли не вызывали к нему врачей? Это пока одна из самых глубоких тайн. Как и то, от кого в действительности был удар – от «четверки», одного Берии или судьбы. Когда-нибудь станет известно и это. Ведь о том, как произошло убийство Павла I в 1801 году, Россия узнала только через сто лет, после революции 1905 года. Царствующий дом строго охранял преемственность своих интересов – независимо от личности отдельных царей»[2 - Н. Зенькович. Собр. соч. Т. 5. Вожди и сподвижники. (Слежка. Оговоры. Травля.) М.: «ОЛМА-Пресс», 2004. С. 540–571.].

Как видим, Н. Зенькович не смог найти в воспоминаниях Н. С. Хрущева и дочери Сталина убедительных аргументов для раскрытия тайны «загадочной смерти Сталина» и обратился к «первоисточнику» – антисоветскому, антисталинскому и антибериевскому сочинению А. Авторханова, интуитивно почувствовав, что эта тайна с какого-то боку вытекает именно из этого сочинения. Мы готовы поддержать автора «классической» версии, вплотную приблизившегося к разгадке тайны, дополнив его догадку следующим аргументом. На наш взгляд, совершенно не случайно родилась «легенда Лозгачева» именно в 1977 году, сразу же после публикации на Западе сочинения А. Авторханова.

К сожалению, Н. Зенькович не догадался сопоставить и рассмотреть эти два события с точки зрения разгадки таинственных обстоятельств ухода из жизни вождя всех народов, хотя в своей версии он широко использовал факты из «легенды Лозгачева», ни разу не сославшись напрямую на эти «свидетельства». Как мы понимаем, его ввела в заблуждение дочь Сталина, использовавшая факты из этой легенды, но не напрямую, а в изложении некоей «работницы Ближней дачи Сталина», которая, якобы и поведала ей эти подробности еще в 1966 году.

Преднамеренно ли она это сделала, или ее подвела память, ведь к концу написания «Книги для внучек» «бабушке» было уже свыше 60-ти лет, и она могла спутать источник и время получения информации из «легенды Лозгачева»? Нам представляется, что ни «работница ближней дачи», ни время получения С. Аллилуевой информации о событиях, зафиксированных охраной, здесь не причем. Имея хорошие связи в кругах, близких к правительственным, С. Аллилуева была ознакомлена с «легендой Лозгачева», но к тому времени разрешения на ее публикацию еще не было принято. Ей позволили публикацию фактов из «лЛ», но под другим «благовидным» соусом, что и было сделано путем привлечения несуществующего свидетеля – «работницы» ближней дачи Сталина (почему бы ей не назвать имя этой работницы, например, Валечка Истомина?). Однако, к концу написания книги и особенно после ее издания в 1991 году в России, тайна о «происхождении» «легенды Лозгачева» была снята, А. Рыбин вовсю раздавал интервью и начал писать свои знаменитые «записки телохранителя», а затем наступила пора выхода из забвения самого П. Лозгачева. Но С. Аллилуева уже ничего не захотела менять в своей «Книге для внучек», над которой она трудилась целых 20 лет.

Да она сама же и признается в этом, воспользовавшись известным литературным приемом, перенеся события на 25 лет назад и придумав несуществующего персонажа. Стоит только несколько «подправить» ее рассуждения, приведенные на стр. 105:

«Я не писала об этом (т. е. о полученной информации из «легенды Лозгачева» – А.К.) в «Книге для внучек»: книга была уже написана до того, как я услышала историю с вызовом врачей. Я не хотела в ней ничего менять – ее уже многие читали в литературных кругах Москвы» (реконструкция текста моя – А.К.). Так С. Аллилуева – фактический свидетель лишь предсмертной агонии своего отца, превратилась как бы в одного из «свидетелей» охраны.

Изложение своей «классической» версии о болезни и смерти И. В. Сталина Н. Зенькович завершает на несколько мистической ноте:

«В США недавно вышла книга «Снежный волк». Ее автор ирландский писатель Глэн Мид исследовал ряд странных обстоятельств кончины Сталина и пришел к выводу, что к смерти советского диктатора приложили руку… агенты ЦРУ.

Прежде всего, Глэну Миду показалось подозрительным, что тогдашний американский президент Дуайт Эйзенхауэр, известный аккуратностью в ведении личных дневников, по непонятным причинам не делал записей в течение целых трех недель как раз в тот период. Хотя для Эйзенхауэра все происходящее вокруг Сталина было крайне важным.

В название книги лег тот факт, что Сталин в последние недели жизни проявлял непонятный интерес к волкам. Любопытно, что за пару недель до внезапной кончины, на встрече с индийским послом Меноном, последним видевшим его в живых иностранцем, Сталин сказал две фразы, наполненные каким-то загадочным смыслом: «Волк рыскает в поисках моей крови. Надо уничтожить волков». Посол, несомненно, был озадачен.

О том, что Сталин во время беседы рассеянно рисовал в блокноте красным карандашом изображения волков, есть сведения и в книге американского журналиста Гаррисона Солсбери, который большую часть своей жизни провел в Москве. Ему рассказывал об этом все тот же посол Индии Менон. По словам Менона, Сталин сказал: русские крестьяне знали, что делать с волками, – они их уничтожали. Менону показалось странным это замечание.

И еще. Дочь Сталина, Светлана Аллилуева, вспоминала, что в последние дни жизни Сталин постоянно рисовал волков с длинными острыми клыками и приказывал держать печи на даче раскаленными добела. Ведь охотники разжигают костры, чтобы отогнать голодные волчьи стаи. Примечательно, что в политических карикатурах тех лет агентов ЦРУ изображали именно волками.

Во время работы над «Снежным волком» Глэн Мид рассказывал о своей версии бывшим сотрудникам КГБ. Реакция была неоднозначной – от категорического отрицания до задумчивого «все может быть».

Действительно, настоящие тайны долго остаются нераскрытыми. Разве нам известно, кто убил президента Кеннеди? В официальную версию мало кто верит.

Внезапная смерть Сталина тоже загадка. К сожалению, разгадки высказываются лишь публицистами да писателями. Официальные расследования по этому поводу не проводились»[3 - Н. Зенькович. Собр. соч. Т. 6. Покушения и инсценировки (От Ленина до Ельцина). М.: «ОЛМА-Пресс». 2004. С. 241–242.].

Глава 3. «Милитаристская» версия Э. Радзинского

Сталин готовил стране кровавую баню, подобную той, которую он устроил в 1937 году – вот основной тезис Э. Радзинского, выдвинувшего свою, так называемую, «милитаристскую» версию для объяснения загадочной смерти вождя.

«Дело врачей», нагнетание антисемитского угара, борьба с космополитизмом в искусстве и науке, слухи о тотальном переселении евреев в отдаленные районы Сибири – это все мрачные предпосылки широкомасштабного террора, который готовил стареющий диктатор, и который де факто уже начал осуществляться («ленинградское дело», «дело врачей», дело грузинских националистов – «мингрельское дело»). Какова конечная цель широкомасштабного террора, который явился бы логическим продолжением террора 30-х годов? Историки по-разному отвечали и продолжают отвечать на этот вопрос, благо поле для всевозможных версий, гипотез, теорий и т. п. широкое, как море разливанное, поскольку судить о несовершившемся событии можно с любой степенью фантастичности. Здесь мы рассмотрим точку зрения Э. Радзинского, которую разделяют некоторые исследователи.

Цепочка последовательных действий, инициируемых диктатором и возникающих в качестве ответной реакции на его действия, выглядит по Э. Радзинскому следующим образом.

Маниакальное недоверие к окружающим его людям и, прежде всего, к лечащим врачам, отравившим уже несколько видных политических деятелей и подбирающихся к самому Сталину; «Дело врачей» – широкомасштабная компания по осуждению сионистского подполья и одновременно выявление лиц буквально во всех социальных слоях и, прежде всего, в элитных, в том числе руководящих кругах; начало массовых репрессий – выселение еврейского населения в отдаленные районы Восточной Сибири и Дальнего Востока с одновременным образованием Еврейской республики на базе существующей ЕАО со столицей в городе Биробиджане; возмущение мировой общественности и, прежде всего, сионистских кругов США и Западной Европы по поводу преследования еврейского населения СССР и, попутно, осуждение кровавых репрессий, охвативших всю страну по сценарию 1937 года; угроза вооруженного вмешательства со стороны милитаристских кругов США и Западной Европы вплоть до применения атомного оружия против СССР; ответная воинственная реакция со стороны СССР на милитаристские вызовы Запада; случайный вооруженный конфликт (война в Корее), перерастающий в полномасштабную Третью мировую войну, не исключая применения с обеих сторон атомного и других видов оружия массового уничтожения; победа СССР и его союзников в войне; торжество идей социализма во всемирном масштабе.

Все начиналось с распространения зловещих слухов, все ждали чего-то страшного – со дня на день, наконец, в феврале 1953 года, последовал зловещий сигнал:

«Так как на Западе в адрес СССР раздавались бесконечные обвинения в антисемитизме, в ЦК решили подготовить пропагандистскую акцию: было составлено коллективное письмо представителей еврейской общественности. В этом письме евреи – знаменитые деятели науки и культуры – должны были гневно осудить арестованных «убийц в белых халатах» и заявить, что никакого антисемитизма в СССР нет, да и быть не может, но есть справедливая кара жалкой кучке буржуазных националистов, агентов международного сионизма.

Впоследствии было много слухов о том, кто подписал это письмо и кто отказался. Вот что сказал мне один из подписавших (не буду называть его имя – он до смерти казнил себя за эту подпись): «Да, подписывали чудовищное письмо из-за животного страха за себя, за детей. Но одновременно я говорил себе: врачей уже не спасешь, надо спасать остальных. И чтобы прекратить эту антисемитскую кампанию – надо дистанцироваться, отделить остальных евреев от несчастных обреченных врачей…»

Письмо должно было появиться в самом начале февраля, когда случилось неожиданное. 2 февраля в редакционных кабинетах «Правды» царила полнейшая растерянность: тщательно подготовленное письмо было запрещено печатать. Как пишет Г. В. Костырченко, обращение подписали, например, С. Я. Маршак, В. С. Гроссман, Н. И. Ромм, Л. Д. Ландау, И. О. Дунаевский, И. Г. Эренбург и другие известные деятели литературы, искусства и науки. Однако: «…обращение еврейской общественности так и не появилось в печати. Думается, Сталин успел незадолго до приступа смертельной болезни отвергнуть эту идею, исходя из того соображения, что публикация любой, даже выдержанной в самом оптимистическом тоне коллективной петиции евреев будет свидетельствовать о том, что в стране продолжает существовать пресловутый «еврейский вопрос»[4 - Г. Костырченко. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2001. Цит. по: Я. Рабинович. Илья Эренбург. Портрет на фоне времени. М.: «Алгоритм», 2011. С. 464.].

Все понимали: только Хозяин мог запретить письмо, подготовлявшееся по распоряжению секретариата ЦК.

А. М. Борщаговский (писатель и литературный критик, один из главных объектов травли в период антисемитской кампании) вспоминал в своей книге: «Окрик раздался с самого верха. Сталин не захотел делить евреев на хороших и плохих. Он не захотел, чтобы евреи откупились «кучкой буржуазных националистов».

Знавшим об этом стало страшно. Если Хозяин не разрешает откупиться «кучкой буржуазных националистов», не задумал ли он наказать весь народ?

Уже вскоре ответ на этот вопрос стал ясен. Вместо покаянного письма евреев (которое должно было остановить кампанию) в «Правде» появился яростный антисемитский фельетон «Простаки и проходимцы». В нем было множество персонажей с еврейскими фамилиями, и все они были жуликами и вредителями, «проходимцами», которых принимают на работу доверчивые «простаки», потерявшие бдительность русские люди.

И естественно, последовал новый виток антисемитской истерии. Уже в конце февраля по Москве поползли слухи: евреев будут выселять в Сибирь.

Люди знали: слухи, которых Хозяин не желал, прекращались быстро, их распространителей немедленно сажали. Здесь же день ото дня слух становился пугающе массовым. Но, как и во времена нацизма, многие евреи пытались себя успокоить. Сосед по дому говорил моему отцу: «Вы представляете, сколько будет нужно вагонов?! Нет, он попросту не сможет!»

Но они врали себе, ибо знали: он сможет! Как смог даже в разгар войны переселить сотни тысяч с Кавказа в Сибирь.