Строка в тетради
«Да. Слабость и грубость – родные сестры.
Добро и сила – родные братья» —
я так записал в дневнике подростком
и сам не знаю, чего это ради.
Потом взрослел. Получал под рёбра.
Краснел от стыда и белел от злости,
но всем этим чувствам, и злым, и добрым,
уже не мог отказать в отцовстве.
Их всех мне выпало полной мерой.
Но чувствую, вот уж пора настала —
в мир вышли мои и любовь, и вера,
как дочери в день выпускного бала.
«Есть родина печали и смиренья…»
Есть родина печали и смиренья.
Она ни с малой буквы, ни с большой.
Есть родина иного измеренья,
вне постиженья телом и душой.
Там дом стоит – пока он не обрушен.
Там виден холм – он не порос быльём.
Но там при жизни я ещё не нужен.
Вот как тебе, пока в тебя влюблён.
ГЭС под деревнею Великая
Река степенно воды двигает
и сонно дышит в берега,
но под деревнею Великая
преображается река.
Она тут мается и пенится
всей мощью праведных телес
с тех пор, как старенькую мельницу
здесь переделали под ГЭС.
Теперь плотина раскурочена
не гонит ток, не мелет хлеб,
и вся тайга насквозь прострочена
стежком высоковольтной ЛЭП.
Пускай не раз тут всё изменится,
но это нам, считай, завет:
суметь вот так, как это мельница,
связать в судьбе и свет и хлеб.
«Мать встанет. «Ох, ты мнеченьки, …»
Мать встанет. «Ох, ты мнеченьки, —
вздохнёт над нами, – Спим?»
И сны её, как ленточки,
В печной вплетутся дым.
Весь день в заботах маетных,
а солнце: – «Эй, постой!» —
промчалось, будто маятник
качнулся золотой.
В избе часы настенные
стучат который год.
Их, как саму вселенную,
мать на ночь заведёт.
Поставит время верное,
верней, чем под сургуч),
и за божницу древнюю
за чем-то спрячет ключ.
«Сосны да кустарники…»
Сосны да кустарники,
в шепоть деревеньки
вдоль по речке Тарноге,
по реке Кокшеньге.
Где бродил не пойманный
чей-то конь-скиталец,
луговыми поймами
всё подковы стариц.
Как стенами мощными
лес поля обрамил
снежно-беломошными
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: