А потом перемены заметили нас

– Что сделать? – не поняла Елизавета Петровна.

– Отпустить, – сказал он и обнял жену за плечи.

– Зачем ты купил ей машину…

– Научится, – сказал Виктор Николаевич, – всему научится.

***

Когда Катя за рулем своего внедорожника выезжала за ворота, легкий вертолет уже опустился на площадку, и Семён Семёнович – пожилой поджарый мужчина, излучающий жажду жизни и постоянную готовность к действию, бодро сбежал по трапу. Нисходящий ветер трепал его волосы, грозя разорвать свернутую пополам толстую газету, которую Семён Семёнович прижимал к телу левой рукой. По-армейски широко размахивая правой, Семён Семёнович энергично шагал к дому по выстланной природным камнем аллее.

У дома его встретил Виктор Николаевич. Они поздоровались и прошли в беседку. Семён Семёнович бросил газету на стол.

– Вот, полюбуйся! – сказал он.

– Слушай, Сёма, мне надоело читать тексты, в которых ничего не написано, – раздраженно сказал Виктор Николаевич.

– Это не тот случай, – сказал Семён Семёнович.

Елизавета Петровна уже принесла им кофе.

– Елизавета! Ты… как всегда! Спасибо! – присаживаясь за стол, поблагодарил Семён Семёнович.

Елизавета Петровна поставила перед ним поднос и, не сказав ни слова, круто развернулась и пошла обратно, в дом. Семён Семёнович, взявшись за кофе, посмотрел ей вслед.

– Что-то не так, Виктор? – спросил он.

– Всё не так, – вздохнул Виктор Николаевич.

Семён Семёнович перевел на него взгляд, пригубил кофе и медленно поставил чашку на блюдце.

***

Выехав из дома, Катя сразу позвонила подруге, нужно было окончательно утвердить план дальнейших действий, но за полчаса разговора они никак не могли прийти к единому мнению.

– Нет-нет. Берлин, Прага, – убеждала Катя. – Да ты послушай! Берлин, Прага, Вена, затем Цюрих, Женева и Париж. Вот так, зигзагом, поняла? Короче, самолет на вечер готовь. … Я уже еду! Чего ждать, Наташа? Что за дела?! … Что, визы? Какие визы? О, Боже! Ещё и визы! Ладно, приеду – позвоню.

Так, значит, сегодня она уже никуда не едет – печалька. Визы, конечно нужны визы. Как она могла забыть? А что она могла помнить?! Она хорошо и с удовольствием играла на скрипке, виртуозно играла на рояле, иногда пыталась сочинять. До некоторых пор музыка поглощала её целиком и полностью. Нет, были, конечно, и развлечения, и даже романтические приключения, в которые её увлекала Наташка, но это было мимолетно, коротко и в пределах Садового кольца. За двадцать пять лет жизни она никуда не выезжала, хотя говорят, что в детстве, да, и фотографии есть, но Катя ничего не помнила из этих поездок. Почему-то самые яркие воспоминания из детства были связаны у неё с обычным городским парком.

Карусель стремительно несла её над землей, ветер трепал её волосы, порывисто врываясь в грудь, перехватывал дыхание. Она щурилась от восторга и ветра и весело-весело смеялась, безудержно и взахлеб. И солнце радужно слепило глаза, и бесконечный восторг! Восторг! Это чудесное ощущение любви ко всему на свете плескалось в груди и яркими брызгами звонкой радости разлеталось повсюду. Полет, свобода и счастье!

Нужно будет обязательно сходить в этот парк. Прокатиться на карусели, погулять. Сегодня, да и, видимо, завтра она уже никуда не едет. Значит, время будет.

***

Городской парк был довольно большой. Аттракционы, фонтаны, рестораны и кафе неплохо вписывались в ландшафтный дизайн, который хорошо сочетал ухоженные насаждения с дикой растительностью, особенно у извилисто текущей через весь парк реки.

Вход был бесплатный и горожане с удовольствием проводили здесь время.

В этот летний солнечный день людей было, как всегда, много, но из всех гуляющих, двое пожилых мужчин невольно выделялись каким-то особым стилем. Опытный взгляд по одной только выправке без труда определил бы, что это люди из бывших. Скромная неприметность и даже небрежность в одежде выглядела как с иголочки и не могла скрыть внутренней сборки и человеческого достоинства. Легкая полнота одного из них только подчеркивала статус, второй был выше среднего и обходился без лишнего веса. Им было чуть за шестьдесят. Покровский Павел Николаевич, это тот, что повыше, и Юрий Иванович Саргин, который полнее, неспешно, прогулочным шагом, шли по боковой аллее, усыпанной мелким гравием.

– Да уж, Юрий Иванович, – сказал Покровский. – Видимо, давненько ты не выбирался в город, одичал в своем логове. Завидую, конечно, но хоть бы радио слушал!

– Павел Николаевич, – сказал Саргин, – помнишь, как раньше назывался этот парк? – спросил он и сам же ответил: – Парк культуры и отдыха. А сейчас, что написано на входе? «Парк развлечений!» Чувствуешь разницу? – Он лукаво посмотрел на Покровского и добродушно усмехнулся. – Ну и кто из нас одичал? А уж по поводу радио, я лучше промолчу.

– Я же сказал, что завидую! – оправдался Покровский. – Но ситуация такова, что в двух словах и не расскажешь.

– У меня сосед хорошо информирован, – сказал Саргин, – и к тому же прекрасный собеседник, как-нибудь познакомлю.

– Мещерский Леонид, – сказал Покровский. – Тридцать семь лет. Доктор наук. Волосы русые, глаза голубые.

На вскинутую бровь собеседника, Покровский улыбнулся.

– Я с ним знаком, – сказал он, – по группе.

– По группе?

– Есть такая площадка, – пояснил Покровский, – мы называем её просто группа. Всё расскажу. Но что касается радио, кто и как нам промывает мозги, надо знать!

– Надо, надо, – согласился Саргин.

– Нам туда. – Покровский указал направление, и они повернули к обнесенному частоколом дворику.

На входе их встретил высокий сорокапятилетний мужчина спортивного телосложения.

– Добрый день, Юрий Иванович! – сказал он.

– Как я рад тебя видеть, Глеб! – сдержанно воскликнул Саргин, пожимая руку.

– Я тоже, Юрий Иванович, очень рад. Проходите, располагайтесь. У нас уже всё готово, – сказал Глеб и вопросительно посмотрел на Павла Николаевича.

Покровский кивнул, и Глеб спешно покинул дворик.

Друзья присели за массивный деревянный стол. Официант принес тарелку с нарезкой овощей, графин с прозрачной жидкостью и два граненых стакана. Саргин снял очки.

– А что Глеб? – спросил он, протирая дымчатые линзы.

– Очень много дел, Юрий Иванович, Глеб сейчас за троих, да и у меня в сутках двадцать пять часов, и не хватает!

Потерев ладони, Покровский потянулся к графину и на всякий случай посмотрел на партнера.

– Юрий Иванович, ты как?!

– А как же!  – одобрил Саргин и надел очки.

Покровский налил грамм по пятьдесят. На столе появилась большая тарелка с бараниной.

– Так вот о деле, – поднимая стакан, начал было Павел Николаевич, но сразу осекся. – Нет, за встречу, конечно, за встречу, Юрий Иванович!