Николай II. Святой или кровавый?

«В собственности Николая II находилось 7 миллионов десятин земли, что делало его самым крупным помещиком в империи. Вот что писала ему вдова Александра III – императрица Мария Федоровна (Мария София Фредерика Дагмара Глюксбург) Романова:

«Теперь я хочу тебе поговорить об одном вопросе, который меня очень мучает и беспокоит. Это насчет кабинетных и удельных земель, которые эти свиньи хотят отобрать по программам разных партий…

Нужно, чтобы все знали уже теперь, что до этого никто не смеет даже думать коснуться, так как это личные и частные права императора и его семьи. Было бы величайшей и непоправимой исторической ошибкой уступить здесь хоть на копейку, это вопрос принципа, все будущее от этого зависит. Невежество публики в этом вопросе так велико, что никто не знает начала и происхождение этих земель и капиталов, которые составляют частное достояние императора и не могут быть тронуты, ни даже стать предметом обсуждения: это никого не касается, но нужно, чтобы все были в этом убеждены»

.

С крестьянами власть разговаривала тем же языком, что и с рабочими. Впрочем, есть и аргументы в защиту власти. В Российской империи отвечать пулями на любой народный протест было в обычае.

В 1861 году в селе Бездна Казанской губернии начались крестьянские волнения против Указа об освобождении крестьян. Выступления были для того года традиционными: некий Антон Петров по-своему толковал царский указ. Ответ властей тоже оказался традиционным: пришли солдаты.

12 апреля в Бездну вошли две роты Тарутинского полка под командованием генерал?майора графа Апраксина. В селе собралась толпа числом до 5000 человек. Апраксин потребовал выдать Петрова, мужики отказались. Тогда генерал приказал стрелять. Результат – 51 убитый и 77 раненых. На рапорте Апраксина Александр II написал: «Не могу не одобрить действий гр. Апраксина; как оно ни грустно, но нечего было делать другого»

. Однако гораздо более показательна реакция на события российского общества.

Расстрел безоружных крестьян вызвал в обществе сильнейшее негодование. Казанский военный губернатор Козлянинов в донесении от 22 апреля министру внутренних дел писал об Апраксине: «Числом жертв он вызвал здесь негодование многих, тем более что, кроме непреклонного упорства в ложном толковании и невыдаче Петрова, крестьяне не буйствовали, ни вреда сделать никому не успели и были 12 числа совершенно безоружны»

.

Зато дворянство казанское было в восторге. «Радости их, – писал в письме адъютант казанского губернатора Половцев, – при получении известия о стрельбе не было конца; многие публично пили шампанское и поздравляли друг друга с успехом; мало того, слабые женщины и те выказывали свою радость и жалели только о том, что убитых было слишком мало»

.

С тех пор так и шло с неотвратимостью механизма: волнения – солдаты. Однако 1905 год все же отличался от 1861?го: к тому времени успели вырасти два поколения рожденных свободными людей. А власти этого так и не поняли и продолжали действовать по старинке.

Вот лишь несколько примеров:

«Самарская губерния, 1903 год. Крестьяне села Мордовская Борковка, ссылаясь в подтверждение своего права на землю на жалованную грамоту царя Алексея Михайловича, самовольно запахали графские земли. Хозяева вызвали казаков. Те, приехав, 17 крестьян запороли насмерть, а 70 человек, запоротых до полусмерти, отправили в Ставропольскую тюрьму, где семь человек умерли от страшных истязаний»

.

«Черниговская губерния, 27 мая 1904 года. Село Володькова Девица. Для пресечения претензий крестьян на земли княгини Долгоруковой в Володькову Девицу прибыл черниговский губернатор в сопровождении трех сотен казаков и двух рот солдат. 600 крестьян согнали на сход и поставили на колени. Затем начались аресты. Арестованных вызывали и отправляли в тюрьму, а остальные продолжали стоять на коленях. Когда крестьяне отказались признать земли Долгоруковой, губернатор приказал начать избиения. Так было избито до полусмерти девять человек, которым наносили по 40 и больше ударов. Этими истязаниями губернатор вынудил крестьян дать обещание не трогать земли Долгоруковой»

.

«Полтавская губерния. 4 января 1906 года. Село Кривая Руда. Для подавления забастовки в село был послан карательный отряд во главе с Филоновым. Вечером 4 января он прибыл в село. Филонов потребовал к себе старшину, с которого сорвал знак и избил его палкой. Затем крестьян согнали на сход. По приказу Филонова началась массовая порка. Из толпы послышались возгласы: „Что это за закон? Значит, нас всех так будут бить и резать?!“. Тотчас после этих возгласов все, как один, поднялись с колен и побежали в разные стороны. Дав несколько выстрелов, за убегающими крестьянами погнались казаки. Они избивали безоружных крестьян нагайками и топтали лошадьми. Во время этой расправы были убиты три человека, один тяжело ранен (вскоре умер в больнице) и до 40 человек ранено»

.

«Самарская губерния. 1906 год. Массовой и жестокой расправе были подвергнуты крестьяне села Герасимовки за разгром хуторов Сапрыкина, Мжельского, Петрова, Субботиной и выступления против начальства. В этом селе телесному наказанию были подвергнуты 180 человек, трое запороты насмерть и многим нанесены ранения огнестрельным оружием»

.

Весной 1922 года в журнале «Северный Край» была опубликована не издававшаяся ранее статья писателя-вологжанина Павла Засодимского «О крестьянских волнениях в 1905–1906 годах».

«…Крестьяне были отданы в полное и безграничное распоряжение озверелой полиции, солдат и казаков. Все законы – божеские и человеческие – были попраны. Манифест 17 октября, казалось, был издан где-то на другой планете. В воздухе слышался лишь один клич „бить!“. И люди-звери били, истязали, убивали. Били плетьми, нагайками с вплетенною проволокой и с свинцовыми наконечниками, увечили ружейными прикладами, расстреливали… Били взрослых, били подростков, женщин, стариков. Засекали до бесчувствия, многих – до смерти.

Старосту села Александровки, который телеграммой просил у губернатора защиты против казацкой орды, Богданович приказал арестовать; старосту пытали, кто его научил послать телеграмму.

Крестьян предавали зверскому истязанию, несмотря на отсутствие улик в том преступлении, в каком их подозревали. В селе Павлодаре замучено таким образом семь крестьян, в селе Алешках – пять, в селе Липягах – девять. Желая замаскировать свои злодейства, власти свозили убитых и изувеченных из Павлодара и других сел в Павловку, имение Волконских, чтобы показать, что эти крестьяне были убиты и искалечены при нападении на это княжеское имение. Здесь, в имении князей Волконских 13 ноября после семидневных страданий умер Алекс. Григ. Дубровин, изувеченный и расстрелянный казаками по распоряжению администрации. (Покойный Дубровин поехал в деревни с целью отговаривать крестьян от поджогов и грабежей.)

В селе Павлодаре один из крестьян, Павел Зайцев, пытался скрыться на чердаке земского училища. Там его все-таки нашли и, вытащив на улицу, стали бить прикладами и плетьми. Когда он захрипел, мучители сказали: „Собаке – собачья и смерть!“ – и выстрелом из ружья прикончили его.

В селе Алешках крестьян истязали в присутствии самого исправника, Ламанского. Истязуемым внушалось, что они „предаются телесной казни“ по указу Его Императорского Величества Государя Императора. В этом же селе был схвачен и подвергся истязанию случайно проходивший мимо волостного правления, где производились экзекуции, железнодорожный машинист Апол. Полянин-Подболотов. Он только позволил напомнить, что „телесные наказания отменены еще в прошлом году Высочайшим Манифестом“. По приказу Ламанского несчастного заступника подвергли беспощадному истязанию. Полубесчувственного его взвалили на телегу и повезли на станцию Мучкап за 50 верст от Алешков. Дорогою опять принялись бить его, и привезли его в Мучкап уже мертвым»

.

В Саратовской губернии вспыхнули крестьянские волнения. Там крестьян «успокаивали» следующими методами.

«В селе Малой Шитневке казаки при содействии местных черносотенцев жестоко избили крестьян, из которых четыре человека тут же умерли. Из числа избитых отобрали 12 человек и отправили под арест в село Романовку, но один из них дорогой умер и брошен в селе Дурнякине. В селе Сорокине казаки так неистовствовали, что даже вызвали протест одного из своих товарищей; казак вступился за избиваемых и прекратил зверскую расправу. В селе Киндоле, Ивановке и Ключах казаки избивали встречного и поперечного. В Ключах избиение крестьян казаками происходило в присутствии и по указанию земского начальника»

.

«Расправа в селе Чирикове (Балашовского уезда) особенно характерна; она может служить иллюстрацией к тем зверствам, какие совершались над несчастным народом. Здесь казаки плетьми истязали крестьян, „били по чему попало“, по спине, по животу, по голове, били без счета. Из 70 человек мужского населения 50 подверглись этой пытке. Истязали стариков лет 60–65 и 17-летних мальчиков, истязали так, что несчастные не могли на другой день снять рубашку, прилипшую к мясу, так как кожа была содрана плетьми. Казаками командовал полковник Зворыкин, давший честное слово, что – если беспорядки не прекратятся – все село будет разнесено пушками…»

Трудно сказать, сколько человек было казнено военно-полевыми судами, и совершенно невозможно – сколько было убито просто так по ходу «усмирения». А вот на что обычно и вовсе не обращается внимания, так это на порки (в 1904 году телесные наказания в России были отменены). Казачьи и воинские команды разъезжали по деревням и пороли, пороли… Десять лет спустя, в 1914–1916 годах, врачи, обследовавшие призывников, обнаружили, что у четырех из десяти крестьян-новобранцев когда-то были пороты задницы или имеются рубцы на спине от казацких нагаек или армейских шомполов

. 40 % поротых из тех, кто в 1906 году был еще очень молод. Сколько же таковых было в старшем поколении?

Выполняя свою работу, «усмирители» ссылались на власти вплоть до государя императора. А поскольку никто из них не был наказан, зато многие награждены, – какие выводы оставалось сделать поротой России? Мужику показали и его права, и его место в Российской империи. Он затаился, подчиняясь силе, однако ничего не забыл.

Глава 7. Кровавое «усмирение»

Казни, карательные акции и поощрение их царем

Предельна досягаемость
Властительной картечи,
Безмерна изменяемость
Правительственной речи.
Предельна убедительность
Посула и обмана,
Но без границ вместительность
Сановного кармана.
Предельно обаяние
Штыка и пулемета,
Бездонно одичание
«Слуги и патриота».
Предельны дарования
И ум министров рати,
Бескрайни наказания
За смелый тон печати.
Предела нет глумлению,
Поругана свобода,
И нет конца терпению
У русского народа!

    Л. М. Василевский. 1906 год

Сторонники «России, которую мы потеряли», представляют ее как исключительно гуманное государство, в котором смертная казнь представляла собой нечто исключительное. Пожалуй, так оно и было. Вот как в революцию 1905 года обстояло дело с казнями.