Сила инстинкта. Часть 1

Островский обернулся.

– Да ты, я вижу, окончательно ума лишился. Только что человека убил, а тебе все выпить?

Граф ничего на это не ответил, только икнул.

При других обстоятельствах это выглядело бы комично, но в свете последних событий всем было не до смеха.

– Где же полиция, черт ее раздери? – Выругался Андрей Кравцов.

Дела были скверные. В доме, где еще вчера царил мир и покой, произошло два убийства.

Глава 6

Как оказалось, не два, а только одно. Турок хоть и потерял сознание, остался жив. Ему перевязали голову и перенесли в комнату для гостей. Не туда, где ночевал Антон, а в другую.

Пока переносили, Кравцов предупредил Петра Петровича, что ему следует рассказать полиции все, что произошло, причем сделать это безо всякой утайки и во всех подробностях. А еще особо подчеркнул, что подозрение первым делом падет на него, а потому дела совсем скверные. Если вины его никакой нет, то и опасаться нечего, так как за юридической помощью дело не станет. Если же Хавинского действительно убил Островский, то Андрей Александрович должен знать это сейчас же. Но ничего нового Островский ему не поведал. С его слов, было именно так, как он и говорил раньше.

Чему Антон действительно поразился, так это спокойствию мануфактурщика. Случись такая ситуация с ним самим, неизвестно, каких дел бы он натворил. А этот ничего, вел себя спокойно и уравновешенно, хоть его бледность и легкая дрожь в голосе не могли остаться незамеченными.

Минут через двадцать к дому подъехала черная лакированная карета, запряженная двумя лошадьми. Это была труповозка. Вслед за ней подкатили еще два экипажа, один побольше, другой поменьше. Из меньшего прямо на ходу ловко выпрыгнул довольно моложавый господин в темном пальто и направился к террасе. В руке он держал легкую трость с металлическим набалдашником в виде египетского сфинкса. Даже не посмотрев на Василия и Игната, которые стояли чуть в стороне и что-то обсуждали, он сразу подошел к Островскому и легким кивком головы поприветствовал его. На остальных даже не взглянул.

– Вы, я так понимаю, Петр Петрович Островский, верно? – Обратился он к промышленнику довольно приятным, но вместе с тем властным голосом. – Знаете, как я вас узнал? Читал недавно статью в «Губернских ведомостях» где был помещен ваш автопортрет. Вас там, знаете ли, воспевают как нового Савву Морозова, представляете? Как по мне, вполне и вполне справедливо, хоть и несколько высокомерно, не находите? Прочитав эту хвалебную статью, отчего-то захотелось познакомиться с таким человеком лично. И вот представился случай. Довольно забавно, не так ли?

И моложавый господин усмехнулся, видимо действительно считая это забавным. На вид ему было лет сорок, но выглядел моложе. Бороды и усов не носил, одет по последней моде, прямо как с парижского журнала. Птица высокого полета, сразу видно.

– Да уж, вы правы. Статью эту я помню, там писалось про перспективы развития рыночных отношений с развитыми странами Европы. Но позвольте, с кем имею честь?

– Чиновник особых поручений из Петербурга при генерал-губернаторе. Кудасов моя фамилия, а зовут Иван Леопольдович. Весьма рад знакомству.

Это имя показалась Антону знакомым, но он не мог вспомнить, где ее слышал. А ведь где-то слышал, причем совсем недавно. Где же?

– А ведь я тоже читал про вас статью, господин статский советник. Это ведь вы истребитель заграничной преступности, да?

Иван Леопольдович Кудасов, положивший конец варшавским гастролерам, вот это кто! Это про него писалось в газете, которую они читали вчера в карете.

Тот скривил уголок рта, что, по-видимому, означало у него презрительную ухмылку.

– Именно так. Жаль, конечно, что пришлось пустить в ход револьвер, уж больно хотелось эту польское отребье живьем взять, но, видать, не судьба. Уж больно прыткий субъект, такие живыми не даются. А вот истребителем заграничной преступности, как вы меня окрестили, я никоим образом не являюсь. Тут бы со своими справиться, с родимыми, что нам те иностранцы. Залетают, конечно, в наши края, но случается это нечасто. Однако в ваш чудесный городишко я прибыл совсем с другим заданием, к сегодняшним событиям касательства не имеющим. Но услышал, что с самим Петром Островским беда приключилась, как не приехать. И вот я здесь.

В этот момент из другой кареты вышли четверо полицейских и сыщик из управления. С ними был еще один человек, худощавый и немного сутуловатый. Шел он позади и рассеянно оглядывался по сторонам.

Сутулый господин поприветствовал всех кроме Кудасова, которого, видимо, сегодня уже видел, после чего они все проследовали в дом.

Зашли, огляделись. Увидели весь творившийся там погром, но лица у всех оставались непроницаемыми. Кудасов даже зевнул, будто и ожидал увидеть нечто подобное. Он подошел к столу, осмотрел битые тарелки, осколки стекла, бросил беглый взгляд на разрушенного грифона. Потом зачем-то стал тростью перебирать битые бутылочные стекла на полу. Спросил:

– Я вижу здесь кровь на полу. Чья она?

– А это, ваше высокородие, кровь одного наемника, хозяин которого сейчас мирно покоится в кабинете Петра Петровича, – с усмешкой ответил граф.

Из всех присутствующих только он один сохранял веселое настроение, будто здесь произошло нечто забавное.

Но его развязности не разделял никто. Не разделил ее и Кудасов, который посмотрел на него гневно и осуждающе. Этого взгляда Антон даже немного испугался. А граф ничего, только рот в ухмылке скривил.

– Вы ведете себя весьма и весьма распущенно, из чего я могу предположить, что вы изрядно пьяны. Но это ладно. Меня заинтересовали ваши слова про наемника. Что за наемник, и где он сейчас? Отвечайте!

Последнее он гаркнул так, что все вздрогнули. Вздрогнул даже пристав, который, судя по его виду, несколько побаивался петербуржского чиновника.

– Зачем так кричать, господин хороший? А как прикажете называть того, кто устроил весь этот бедлам? Вон молодого парня чуть не убил, и жениха Маргариты Петровны тоже. Нехристь он, вот кто.

Кудасов отложил в сторону трость и потер виски.

– Так, стоп. Я ничего не понимаю. Извольте толком объяснить, что здесь произошло. Хотя нет, лучше поступим по-другому. Я хочу допросить каждого по отдельности и записать показания. Надеюсь, Валентин Сергеевич, вы против этого возражать не будете?

Он посмотрел на сыщика.

– Никак нет, ваше высокородие. Более того, я сам хотел бы кое-что уточнить. Поэтому желаю присутствовать.

– Не имею ничего против. Дело очень странное. Но ничего, будем разбираться. А сейчас посмотрим место убийства.

Разбиралось следствие долго, больше трех часов. Все это время полиция находилась в доме и осматривала каждый угол. Кудасов в присутствии следователя Валентина Сергеевича допросил каждого, включая лакея и кучера графа, и узнал, кто где находился в момент преступления. Следователь иногда задавал наводящие вопросы, а один из филеров записывал показания в блокнот. Худощавый и сутуловатый господин, который оказался судебным медиком Андреем Карловичем Штольцем, с немецкой дотошностью осмотрел труп и констатировал смерть от проникающего колющего ранения в сердце. Более подробный отчет он обещал дать после вскрытия. Затем черная карета увезла тело в анатомический театр.

Первое, что привлекло внимание следствия, было распахнутое настежь окно. Однако во дворе, на земле, никаких следов не имелось. А они должны были остаться, если убийца проник в кабинет именно таким способом. Петр Петрович божился, что, когда уходил и оставил вымогателя одного, окно было заперто. Получалось, что окно открыл либо убитый, либо убийца. Зачем это понадобилось делать Хавинскому, было решительно непонятно. Как непонятно и то, зачем его открыл убийца, если он через него не входил. Тогда получалось, что он вошел через дверь, минуя гостиную. Но там было много людей, и пройти незамеченным никому бы не удалось. Конечно, имелся определенный промежуток времени, когда там никого не было, но подгадать такой момент едва ли было возможно.

Да и потом, откуда убийца мог знать, что Островский уйдет и Хавинский останется в кабинете один? Если бы таинственный преступник вошел и увидел двоих человек, как бы он поступил? Убил бы обоих, или же не тронул никого? А может, он потому и пошел на убийство, заранее зная, что в кабинете кроме шантажиста в этот момент никого не будет? В общем, сплошные загадки.

Что касается Кудасова, то он имел свою точку зрения относительно происшедшего. Он уверял, что все обстояло не так таинственно, как это хотели преподнести. По его мнению, виновником преступления являлся сам хозяин дома. В порыве гнева он зарезал своего врага, после чего бросил окровавленный нож и открыл окно, как будто убийца проник в кабинет со двора. Учитывая, что никаких следов снаружи не нашли, это выглядело вполне правдоподобно. Потом Петр Петрович, как ни в чем не бывало, поднимается к своей дочке, справляется о ее здоровье, далее заходит в свою комнату, берет из сейфа деньги и возвращается туда, где лежит умертвленный им же шантажист. Ну, а дальше поднимает шум, выбегает на террасу, все как положено. В этом случае никаких нестыковок нет, все выглядит довольно просто и логично. Мотив для убийства имелся более чем весомый, так что сомнений в причастности хозяина дома нет и быть не может.

Надо отдать должное Петру Петровичу. Даже после предъявленного ему обвинения (неофициального, конечно), держался он мужественно. Не кричал, не доказывал свою невиновность, не бравировал. Он сидел в кресле, положив руки на подлокотники, и только глубокая печаль на его лице выражала то, что творилось у него в душе. На предложение Ивана Леопольдовича самолично во всем признаться и тем самым облегчить свою участь, он только повторял, что никого не убивал и сознаваться ему не в чем.

– Подумайте, ведь вы ведь человек далеко неглупый и весьма прагматичный, – говорил Кудасов. – Так давайте отталкиваться от фактов. А факты эти говорят, что вы и только вы имели и мотив, и возможность убить своего недруга, разве я не прав? Посудите сами, никто кроме вас сделать этого попросту не мог. Я допросил всех в доме, и картина мне ясна. Мы попросту теряем время.

Марго пыталась защитить отца, но ее нелепые доводы вроде того, что папенька не такой человек чтобы убить, пусть даже и нехорошего человека, никакого действия, естественно, не возымели. Андрей Александрович же, хоть и обещал, что за юридической помощью дело не станет, предательски молчал, понимая всю безвыходность ситуации.

– Поймите, – продолжал статский советник, – я вас не осуждаю. Я немного знал убитого, и могу сказать, это был отъявленнейший мерзавец. Не думаю, что кто-то заплачет на его могиле. Будь моя воля, я бы вам руку пожал за то, что избавили общество от такого опасного человека, но долг требует, чтобы я арестовал убийцу. А убийца это вы, ну сознайтесь хоть сейчас.

На что Петр Петрович ответил:

– Я не хочу больше говорить. Если желаете, ведите меня в тюрьму. Я устал вам твердить одно и то же, вы ведь не верите ни одному моему слову. Я устал. Одного прошу – дайте мне покоя.

И закрыл лицо руками.

У Антона, который сидел рядом, сердце сжалось от этой картины. Он видел не крупного промышленника, миллионщика и нового Савву Морозова, а уставшего и раздавленного человека, против которого ополчился весь мир. Боже, как же он изменился всего за одни только сутки.

Все улики против Островского, да. Но кто хорошо его знал, нипочем бы не поверил в его виновность. И дело не в том, что само преступление выглядело чересчур глупым, и решись тот убить, сделал бы это по-другому, позаботившись о том, чтобы замести следы. Они бы подтвердили, что обвиняемый Кудасовым человек ничего не делал в состоянии аффекта. Если бы он давал волю своим эмоциям, то не был бы влиятельным в городе финансистом, каким является на сегодняшний день. Такие люди все просчитывают, продумывают наперед.

После долгих допросов выяснилось следующее: Марго все время просидела в комнате, ссылаясь на плохое самочувствие. Поднялась она туда сразу после ссоры с женихом и там оставалась. Здесь все понятно.

Илья Ильич находился в коридоре второго этажа и читал газету. Когда Марго выпроводила его и заявила, что желает побыть одна, он присел на диван, разместившись возле дверей ее комнаты. На вопрос, не лучше ли было проследовать в гостиную и остаться там, он ответил: нет, не лучше. Вдруг девушка передумает и все-таки пустит его? Ведь настроение красавиц так переменчиво и так непредсказуемо.