Орёл Шестого легиона

Мы прибыли раньше всех, чтобы подготовить лагерь. «Отдельная команда, подчинённая лично подполковнику Щелкунову». Я, Захаров, Алик Боджоков, Иванцов, Дима Вязниченко и Ластовский.

Вязниченко с Ластовским увезли на офицерские дачи полоть сорняк. Мы вчетвером натягивали палатки. Последние колья Захаров вмолачивал в землю кувалдой на глазах изумлённой роты.

Зампотыл сборов Щелкунов сказал о палатках: «Как бык поссал!»

Потом мы считали одеяла: Щелкунов в шутку присвоил Боджокову ефрейтора и назначил каптёрщиком. Захаров не понял шутку. Он пришил Алику на погоны лычки и назначил себя заместителем каптёрщика. (Сам Захаров после армии имел звание «сержант». )

Командиром нашего взвода был юрист Кириленко. Таких в армии, когда они туда попадают «пиджаками», называют агрономами, даже если они юристы. Вообще-то, агрономами называют всех пиджаков, но Кириленко был бы самый агрономистый агроном, с оттянутыми коленями афганки над голенищами сапог и брезентовым ремнём подмышками. Он был занудой и не хотел мириться с нашим отдельным подчинением.

– Кириленко! Ещё раз тебе объясняю… Наше отделение к тебе в список входит для отчётности, а на самом деле оно выполняет специальные задачи и подчиняется только лично Щелкунову. Понял?.. – говорил Захаров Кириленко, любуясь гармошкой своих кирзачей.

Но Кириленко не понимал, и мы пошли к Измерову, начальнику сборов.

Кириленко пускал пузыри в жалобах. Захаров с Аликом застыли за его сутулой спиной, надев кителя с лычками. Я был рядовым и стоял так, как будто меня здесь нет. А Иванцов вообще не пошёл.

Но Измеров оказался в хорошем настроении. Захаров сказал ему:

– Разрешите… тарищ полковник… У нас одеяла, специальный инвентарь – имущество (!) … Здесь ходят внимательные к имуществу солдаты. Необходим один человек на охрану.

Измеров понимающе улыбнулся и сказал: – Кириленко. У них один человек всегда в палатке.

У Кириленко больше не возникали вопросы, хотя с подчинением «специального отделения» он не вполне разобрался. На всякий случай он особенно не привлекал и меня с Иванцовым. Я сам находил себе приключения, неся бремя дополнительных работ.

Вообще нас в палатке было восемь историков и социологов. Кто-то откупился от сборов по семейным обстоятельствам. Аполлонов не поехал из-за закрытого перелома в нетрезвом виде. А Ластовский с Вязниченко приезжали к нам на стрельбы, прервав прополку. Они говорили: «Самая лучшая дача у Щелкуна». Мы это и сами знали в процессе учёбы. Поэтому Щелкунов возглавлял тыл – он умел воровать лучше других подполковников.

Но стрельбы – это святое! Даже если они идут в ущерб личному дачному строительству. Стрельбы и Захаров посещал с удовольствием. Он говорил: «Кайф!.. Пять лет не брал в руки боевого оружия». У него возникло сравнение с сексом. Автомат выиграл это сравнение.

Я тоже не очень удачно стрелял первый раз в жизни. Я не знал, куда нужно целиться: в грудь мишени или под срез, и целился то туда, то туда – по очереди.

В боксах на полигоне лейтенант рассказывал нам о танках. Что уже изобрели летающий танк[5 - См.: Примечания.], и что в войска он поступает пока только в китайские. Он спросил у нас – кто мы… и сказал: «Понятно». Это был молодой лейтенант, недавно из училища.

Пыльная дорога вела нас в лагерь. Нас окружала полужёлтая трава по колено. Утром сухая трава вздрагивала от росы, мы убегали на зарядку, а Захаров досматривал сон. После подъёма ему некрепко снился ряд палаток и вбитые пеньки для лавок возле полевой кухни. Наполняя жестяной бак водой, социолог Топчий обернулся и сказал голосом подполковника Саламатина: «Не понял?!»… Пока Захаров опускал ноги в тапочки и тёр глаза, Кириленко лепетал про охрану имущества.

– Почему не на зарядке?! – спросил Саламатин у Захарова.

– …По причине предварительной службы в армии, – Захаров сформулировал трудные слова, правильно забыв об охране имущества роты. Имуществом являлась одинокая лопата. (Этой лопатой я вчера выкопал могилу своему окурку.)

– Не понял?! – сказал Саламатин, вылезая из палатки. Кириленко тянул шею, ожидая высвобождения выхода. Спина Захарова опустилась под одеяло.

Питались мы намного лучше, чем подводники в День флота. Алику ежедневно привозили большие пакеты пищи родственники из аула. Мы наслаждались шоколадной пастой, адыгейским сыром и хорошими сигаретами «Кент». А в импровизированной столовой давали кашу и кильку. Кильку – благодаря коммерческим операциям Щелкунова. Без них нам бы давали минтай. Наверное, килька стоит дешевле минтая.

Дома Захарова ждала жена, но он не хотел туда ехать. Когда мы приняли присягу, Щелкунов зашёл в палатку, свешивая пузо над семейными трусами. Он сказал Захарову:

– Сдавай всё Кириленко и свободен.

– Разрешите остаться, – сказал Захаров.

– Почему? – удивился Щелкунов.

– Я ещё недостаточно освоил военную специальность.

– Пиздуй домой! – сказал Щелкунов.

Захаров остался, и Измеров объявил ему благодарность перед строем в конце сборов.

После завтрака рота с песней о героях былых времён ушла в танковый батальон носить траки. Я остался собирать дрова за опоздание из увольнения, а Захаров читал книжку за столиком у полевой кухни.

Подполковники Саламатин и Холод проходили мимо столика.

– Как фамилия? – спросил Саламатин.

– Захаров, – ответил Захаров.

– Хорошо быть Захаровым, – сказал Саламатин Холоду.

Я осторожно ступал между кучами загаженного студентами леса и принёс охапку сушняка на кухню. В палатке Захаров читал на своей кровати. Он закрыл книжку «Конармия» и посмотрел на меня:

– Ты где был?

– Дрова собирал в лесу.

Я мялся под его взглядом и сказал: – Везёт тебе, никуда не ходишь…

– Послужи два года и тебе повезёт, – сказал Захаров.

Я послужил. В Чечне меня контузило снарядом нашей самоходной артиллерии. Снаряд упал совсем близко. Мне повезло. А может – нет… Только идиот знает, что хорошо, а что плохо, даже если идиотов большинство.

Это был девяносто седьмой год. В девяносто восьмом мы закончили университет. Многих призвали. Мы были пушечным мясом с лейтенантскими звёздами. На военке мы переписывали учебник по тактике в тетрадки («отсюда – до вечера»), разгружали блоки на дачах подполковников и несли шампанское с апельсинами вместо знаний на зачёт.

Мы стреляли два раза. Нам даже показали танки и БМП. Но не показали БТР, на который мы учились. Впрочем, большинство попало на БМП. И большинство выжило. Из выпуска военной кафедры девяносто седьмого года не вернулось два человека. Но сколько мы сгубили бойцов?..

Измеров заявил нам на первом занятии: «Наша (офицеров военной кафедры) задача – чтобы вы не попали в армию» (?). Потом Измеров пришёл на похороны Вязниченко.

«Не судите, да не судимы будете…» На склоне военной службы трудно разобраться в её смысле, особенно когда смысл рухнул.

На сборах Захаров научил нас мотать портянки и подшиваться. Это всё, что мы умели как командиры мотострелкового взвода на БТР-80.

Дорога сворачивала

Макс! Привет дружище! Мы пьем втроем у меня!

Дэн шлет тебе пламенный привет! Он работает в котельной.

А у вас есть атипичная пневмония? У нас только триппер. Дэн спрашивает, чем лечат триппер у Миши Кудинова? Денис Головлев болен два раза, а Миша не поддается. Он обиделся. Ведь Миша Кудинов находится в армии и ведет там кровопролитные бои в Чечне. Он каратель. Но добрый – вэвэшник. Поэтому его наградили орденом за отвагу и медалью за мужество. Сейчас он показал медаль. Он спрашивает, можно ли служить в армии США без грин-карты? А то у него контракт заканчивается. Узнай, пожалуйста. Позвони на пункт вербовки.

Здесь растет анаша. Вставлючая! Ведем здоровый образ жизни. Американцам глубоко сочувствуем. Понимаем их проблемы. Горячий привет им.

Ты мурлокотан американский!))