Умница

Глава 9

Отец поправлялся. Сначала миновала угроза его жизни, потом вернулась память и – понемногу – речь. Он мог двигаться, хотя левая рука и левая нога слушались плохо.

Отца перевели из реанимации в отделение. Деньги сделали свое дело, и его поместили не в общую палату, а в маленькую, на двоих. Соседом Евгения Борисовича оказался человек, перенесший операцию шунтирования. Тот тоже шел на поправку, так что атмосфера в палате была неплохая.

Нина и Лидия Григорьевна навещали Евгения Борисовича каждый день – по очереди, а иногда и вместе. Врач с ними почти не общался, у него было полно новых забот. «Да нормально все, – на ходу откликался он на их вопросы. – Теперь уже должно быть все нормально. А вообще-то, считайте, что вам повезло, могло быть гораздо хуже. Хорошо, что вы к нему ходите. Ему нужно, чтобы с ним разговаривали. Но только, ясное дело, его нельзя волновать».

Лидия Григорьевна установила в палате свой порядок: сама наводила чистоту, вместо серых застиранных больничных простыней принесла из дома свои, поставила цветы в вазе и меняла их. «Все это важно. Эти мелочи очень важны», – говорила она Нине. Разумеется, она и кормила Евгения Борисовича сама – согласовав меню с врачом, готовила дома и приносила еду в кастрюльках.

Согласно рекомендации, Лидия Григорьевна все время разговаривала с мужем, – впрочем, она делала бы это и без всяких рекомендаций. Сев рядом с кроватью, она брала его за руку и говорила часами – обо всем подряд: о погоде, о том, что собирается приготовить на завтра, о любой мелочи, которая приходила ей в голову.

Евгений Борисович откликался редко, говорить ему было трудно, а может быть, и не хотелось. Не отнимая у жены руки, он больше глядел в потолок, то ли слушая ее, то ли погрузившись в какие-то свои мысли. Рассказав Лидии Григорьевне и Нине о злополучном дне приемки проекта, он больше не касался этой истории – совсем не упоминал проекта, компании и вообще ничего, что находилось за стенами больницы. Когда он открывал рот, то говорил о чем-то конкретном и сиюминутном – о том, что ему хочется положить под голову еще одну подушку, о принесенной женой еде, о воробье за окном. Лидия Григорьевна все время тревожно вглядывалась в его лицо, стараясь обнаружить признаки переживаний или депрессии. Но на лице Евгения Борисовича не отражалось ничего – оно выглядело отрешенным и безмятежным.

Нина не имела таланта Лидии Григорьевны к пустяковым разговорам, к тому же в последние годы она помимо дел мало общалась с отцом и теперь терялась, не зная, о чем с ним беседовать. Она стала читать ему – газеты, журналы, все, что попадалось под руку. Отец не противился, но едва ли слушал ее и почти не реагировал, когда она прощалась, чтобы ехать домой.

Когда прошел первый страх за жизнь отца, во весь рост встал вопрос, которого никто не хотел обсуждать и вообще пускать к себе в голову. Как теперь быть? Что будет с компанией? Отец об этом не заикался – будто у него вовсе не было бизнеса, в который он вложил столько лет и сил.

Нина позвонила Николаю Николаевичу, заместителю отца в компании. Это был инженер одного с отцом возраста и одного прошлого – когда-то он работал в отцовском тресте. Он был чистый технарь, производственник, в бизнесе ничего не понимал. Когда отец был в офисе, Николай Николаевич всегда был на объектах, поэтому Нина его знала мало. Теперь он принял на себя текущие дела.

Узнав, что компания не осталась без присмотра, Нина немного успокоилась. Николай Николаевич, напротив, говорил взволнованно. Он попросил Нину о встрече.

Когда Нина переступила порог офиса, инженер бросился к ней:

– Нина Евгеньевна, такая беда! Мы тут все переживаем за Евгения Борисовича. Поверьте, мы вашего батюшку не только уважаем, но и любим.

– Да-да. Спасибо, Николай Николаевич, – рассеянно ответила Нина. Ей было не до выражений участия и взаимной любви. – Скажите, как тут дела?

– Дела… – Заместитель тяжело вздохнул. – Присядемте, Нина Евгеньевна.

Он тяжело опустился в кресло. Нина села рядом.

Николай Николаевич стал рассказывать. По его словам, ему удавалось поддерживать работу по всем проектам, кроме главного – того, который был зарублен комиссией. По главному проекту не делалось ничего, и что делать, было совершенно непонятно.

– Нина Евгеньевна, я ведь навещал Евгения Борисовича в больнице. Вы не знали? Навещал, меня впустили на пять минут. Думал, он мне даст какие-то указания.

– И что он? – спросила Нина.

– Сначала я подумал, что он меня не узнал, – поведал удрученный Николай Николаевич. – Потом нет, гляжу – узнал, назвал по имени. Но о работе – ни слова. Знаете, что он мне сказал? Сказал, что мне нужно беречь здоровье – отдыхать, гулять… Как будто мне сейчас до прогулок!

Он помолчал, потом, собравшись с духом, спросил:

– Нина Евгеньевна, скажите, что теперь будет? Компания закроется? Люди потеряют работу?

Нина ждала этого вопроса, но ответа на него не имела.

– Не знаю, Николай Николаевич, честное слово, не знаю. Надеюсь, скоро что-нибудь прояснится. А вы пока делайте, что можно.

Николай Николаевич сокрушенно кивнул.

– Конечно, конечно. Но тут такое дело…

Он объяснил Нине проблему – отец никому не оставил доверенности на управление компанией, без этого Николай Николаевич не мог даже получить в банке деньги, чтобы выплатить людям начисленную зарплату.

– Нина Евгеньевна, вы у него часто бываете. Вы не могли бы это как-то решить?

Нина обещала.

Уже собираясь уходить, она неожиданно для самой себя сказала:

– Николай Николаевич, строго между нами – возможно, компания будет продана. Вы можете мне составить список основных сотрудников, которых, по вашему мнению, обязательно нужно сохранить?

– Вот оно что, – пробормотал Николай Николаевич. – Вот оно как. Ну, да… Понимаю.

С трудом переварив услышанное, он поплелся к столу, взял листок и написал на нем десяток фамилий.

– Спасибо, – сказала Нина, забирая листок.

Она взяла ручку и сама приписала во главе списка фамилию Николая Николаевича.

– Послушайте меня, Николай Николаевич, – сказала Нина. – Условия продажи будут зависеть от того, в каком состоянии будет компания. Поэтому сейчас важно, чтобы дело не развалилось. Забудьте про большой проект, а остальные поддерживайте изо всех сил. Вы меня понимаете?

Инженер с несчастным видом закивал.

Нужно было срочно что-то решать, оттягивать было бессмысленно. Единственное решение состояло в том, чтобы продать отцовский бизнес «Градстройинвесту». Нине это было ясно как божий день, но так же ясно было, что отец на это не пойдет. Отец оставался хозяином компании, но мог ли он, в своем состоянии, правильно оценить положение? «Ну, конечно, нет, – с горечью отвечала себе Нина. – Он и до больницы ничего правильно оценить не мог. Эх, папа, папа…»

Отец о делах не говорил; судя по его виду, они его вообще не трогали, как будто болезнь освободила его от земных забот. А между тем нужно было спасать то, что оставалось от созданного им небольшого капитала, заключавшегося в компании. Николай Николаевич мог только поддерживать текущую работу, принимать кардинальные решения он был не уполномочен и не способен. Но даже если бы отец сам вернулся к делам, что он мог сделать? «Градбанк» руками «Градстройинвеста» вчистую победил его, доказал, что сопротивление невозможно. Очевидно, «Градбанк» мог лишить отцовскую компанию всех ее проектов и если до сих пор не сделал этого, то только потому, что приберегал компанию для себя. Но долго ждать он не стал бы.

Нина понимала, что она должна действовать, но как? Отец прятался в свою болезнь, не желая глядеть в лицо реальности, а врач запрещал его волновать. Зная отца, Нина не могла себе представить, как заговорит с ним о продаже компании – худшего стресса для него было не придумать. Получалось, что выбор у нее был такой: либо она самоустранялась и давала отцовской компании на глазах превратиться в ничто, либо пыталась убедить отца согласиться на продажу, рискуя – да, рискуя убить его. И разговор этот откладывать было нельзя.

Этот невозможный выбор зажал ее, будто тисками. Но что было хуже всего – Нина ясно осознала, что обречена стать предательницей. Если она подтолкнет отца к продаже компании, он никогда не простит ее. А если она даст его компании погибнуть, она не простит сама себя.

Сказавшись больной, Нина отпросилась с работы и день просидела дома. Она и была больна. От безысходных мыслей у нее разболелась голова, таблетки не помогали. После бесполезного, заполненного головной болью дня она всю ночь не могла уснуть. Часа в три, устав ворочаться в постели, она перебралась в кресло и сидела в нем до утра, вцепившись в подлокотники и уставившись в мерцающий безмолвный телевизор.

Никогда она не чувствовала себя такой одинокой. К кому ей было обратиться? Хотелось посоветоваться с Игнатием Савельевичем, но чем он мог ей помочь? Он и так уже сделал для нее что мог. И какое право она имела взваливать на старого, больного человека свои заботы? Подруги, с которыми она изредка виделась, в таком деле были совершенно бесполезны. Нина вспомнила Игоря, но он уже давно исчез из ее жизни. Да и был ли он вообще когда-либо частью ее жизни? Нине хотелось, чтобы имелся кто-то сильный и умный, к которому она могла бы прижаться и выплакать все свои беды. А он бы утешил ее и все за нее решил. Но такого человека у нее не было. У нее вообще никого не было, она была одна в целом мире, и неприкаянность, как стужа, пробирала ее до костей.

Приехав в больницу, Нина встретила там Лидию Григорьевну. Отец спал, а Лидия Григорьевна занималась тем, что вышивала его инициалы на кармане новой шелковой пижамы.

– Нина, что с тобой? Ты ужасно выглядишь. Ты здорова? – забеспокоилась она при виде бледного Нининого лица.

– Ничего, Лидия Григорьевна. Просто плохо спала. Мне нужно с вами поговорить, – проговорила Нина шепотом, чтобы не разбудить отца.

Лидия Григорьевна кивнула понимающе, отложила пижаму и прошептала:

– Пойдем вниз. Я как раз хотела выпить кофе.

Они спустились в буфет на втором этаже и, взяв по чашке дрянного кофе, сели за столик, покрытый несвежей скатертью.

Лидия Григорьевна помешивала кофе ложечкой, ожидая, что скажет Нина.

– Лидия Григорьевна, нужно что-то делать, – сказала Нина. – Я говорю о компании.

– Компания! Будь она проклята! – вскинув глаза, воскликнула Лидия Григорьевна. Нина явно коснулась того, что и для той было больным местом. – От этой компании одни несчастья. Как бы мы хорошо жили без нее!

Лидия Григорьевна в сердцах бросила ложку. Нина впервые видела ее в таком возбуждении.

– Нина, ты же не думаешь, что я вышла за твоего отца из-за денег? Не нужны мне никакие деньги. Я жила на гроши, меня бедностью не испугаешь.

– Лидия Григорьевна, успокойтесь, – сказала Нина и, повинуясь внезапному импульсу, погладила ее руку.

Когда та немного успокоилась, Нина сказала главное:

– Лидия Григорьевна, я считаю, что нужно продать компанию, но не знаю, как убедить папу.

– Кому продать? – спросила Лидия Григорьевна.

Оказывается, она ничего не знала о предложении «Градстройинвеста».

Нина в нескольких словах посвятила ее в суть дела.

– Так все из-за этого?! – воскликнула Лидия Григорьевна. – Весь это ужас – из-за этого? Ах, Женя! Хорош, ничего мне не сказал…

Она качала головой, обхватив виски ладонями.

– Если бы он только мне рассказал, я бы смогла его уговорить.

Нина в этом сомневалась, но ей было приятно видеть, что другая человеческая душа так же, как она, переживает за отца.

– Но сейчас с ним эту тему, конечно, поднимать нельзя, – заявила Лидия Григорьевна. – Ты со мной согласна, Нина?

– Согласна, – произнесла Нина механически. У нее все еще болела голова и каждое слово давалось с трудом.

– Подождем. Потом как-нибудь все решится. Сейчас главное – окружить его заботой, вниманием. Верно?

«Верно, если не считать того, что он потеряет компанию и не выручит ни копейки», – подумала Нина. Вслух она сказала:

– Лидия Григорьевна, папе сейчас нужно написать доверенность на Николая Николаевича, чтобы он мог вести текущие операции.

– Доверенность? – Лидия Григорьевна задумалась. – А Николай Николаевич не может по доверенности продать компанию?

– Нет, для этого нужна генеральная доверенность, ее папа никому даст, я уверена. А я говорю о простой доверенности на текущие операции. Он может написать ее на Николая Николаевича или на вас, это все равно. Кому-то нужно ведомости подписывать.

– Я поговорю с ним, – обещала Лидия Григорьевна. – Хотя, по мне, так пусть она сгорит, эта компания.

В следующие несколько дней Нина не могла выбраться в больницу – зашивалась со сдачей отчета в банке. Ей очень хотелось, чтобы это был ее последний отчет здесь, хотя другой работы она так и не подыскала.

На четвертый день ей позвонила Лидия Григорьевна – попросила приехать к отцу. Нина перепугалась:

– Что-нибудь случилось?

Лидия Григорьевна успокоила:

– Ничего, ничего, бог с тобой. Просто нужно твое присутствие. Завтра в одиннадцать ты сможешь?

Когда Нина приехала, Лидия Григорьевна перехватила ее в вестибюле.

– Нина, ты только не удивляйся. И соглашайся, хорошо?

– На что соглашаться?

– Сейчас узнаешь. Ты извини за эти секреты, но папа хотел сам тебе сказать, а по телефону говорить ему пока трудно.

Они вошли в палату. Там, кроме отца и его шунтированного соседа, находился еще один человек – в костюме, с портфелем, он сидел в углу, очевидно, ожидая их.

– Вот, Нина, познакомься, это нотариус… – Лидия Григорьевна представила их друг другу.

Нотариус предложил всем сесть, достал бумаги и официальным тоном объявил:

– Уважаемая Нина Евгеньевна, присутствующий здесь Евгений Борисович Кисель изъявил желание оформить на ваше имя доверенность на управление компанией.

– На меня? Почему на меня? Я думала – на Николая Николаевича…

Тут отец, которого Нина в последние недели очень редко слышала, подал голос:

– Нина, это решено. На тебя, на кого же еще? Ты знаешь дела компании лучше всех. А мой Николай – просто прораб, он кроме своих труб и насосов ничего не смыслит. Как и я, впрочем…

Почему-то мысль о том, что отец может доверить управлять компанией ей, не приходила Нине в голову. Но, услышав это, она вынуждена была признать, что это правильное решение.

Лидия Григорьевна, улыбаясь, кивала ей, всем видом показывая, что полностью это одобряет.

Нина сказала, что согласна.

Нотариус стал зачитывать текст доверенности. Это заняло несколько минут. Закончив, нотариус сказал:

– Ну что ж, если все правильно, то прошу подписать.

Нотариус подал бумаги отцу. Однако отец почему-то медлил. Откинувшись на подушку, он молча смотрел в потолок.

Пауза затянулась. Лидия Григорьевна обеспокоенно коснулась его руки, заглянула в лицо.

– Женя…

Евгений Борисович очнулся.

– Нет, – сказал он. – Не правильно. Нужна генеральная доверенность. Я хочу оформить генеральную доверенность на имя своей дочери, Нины Евгеньевны Шуваловой.

У Лидии Григорьевны открылся рот от удивления. У Нины екнуло сердце. Только нотариус, привыкший ко всяким капризам клиентов, остался невозмутим. Порывшись в портфеле, он достал стандартный текст генеральной доверенности и в одну минуту вписал название фирмы и имена.

Нина всматривалась в лицо отца. Тот молча стал подписывать. В тишине было слышно, как шелестит ручка по бумаге. Все подписав, отец отдал бумагу нотариусу. Нотариус поставил свою печать и вручил документ Нине.

Отец пошевелил губами, но Нина не расслышала.

– Ты что-то сказал?

Не глядя на нее, отец проговорил глухо:

– Продавай, если считаешь нужным.

Потом, склонив голову в сторону Лидии Григорьевны, сказал:

– Лида, я что-то устал.

Лидия Григорьевна вскочила и, извиняясь, стала выпроваживать всех из палаты.

Прямо из коридора больницы Нина позвонила в «Градстройинвест». Ее соединили с Константином, и, стоило ей назваться, тот, не задавая вопросов, пригласил приехать к нему.

Нина приехала на следующий день. Она сама не знала, что ожидала увидеть. Ведь это была штаб-квартира ее врагов – место, где против ее отца замышлялись козни, которые его чуть не убили. Может быть, она ожидала обнаружить какой-то пиратский притон, где по стенам развешаны черепа конкурентов? Но оказалась она в благоустроенном, располагающем офисе, где все производило впечатление добротности и эффективности – и мебель, и оргтехника, и люди.

Константин вышел к ней навстречу и провел в свой кабинет. Кабинет тоже был хорош – просторный, светлый, оформленный в стиле «high-tech». На стене висела увеличенная фотография, где двое парней в байдарке проходили порог горной реки. Мелькание рук и весел, стена брызг с радугой, веселые молодые лица… В одном из байдарочников легко было узнать Константина.

Константин усадил ее, предложил напитки, после чего сказал:

– Уважаемая Нина Евгеньевна, мы слышали о болезни Евгения Борисовича. Позвольте выразить вам наше искреннее сочувствие. Надеюсь, Евгений Борисович скоро поправится.

Нина не могла разобраться в своих ощущениях. В последние месяцы «Градстройинвест» постоянно занимал ее мысли – как злая враждебная сила, которая навалилась на отца и созданное им предприятие. Не сосчитать, сколько раз она посылала проклятия в адрес Константина и тех, кто за ним стоит. Идя к нему на встречу, она опасалась, что не сдержится и накричит на него или, того хуже, расцарапает ему физиономию.

Однако, сойдясь теперь с Константином лицом к лицу, она почему-то не могла сфокусировать на нем свою злость. Она видела перед собой не какого-то киношного злодея, а приличного человека – умного, воспитанного, делового. Делового – в этом было главное. Он не питал никакой вражды к отцу Нины, и давление, которое он организовал, было просто его текущей работой. Пожалуй, он был действительно огорчен бедой, происшедшей с человеком, у которого он когда-то начинал трудиться. Он сочувствовал и Евгению Борисовичу, и Нине – но от дела отступать не собирался.

Не отвечая на соболезнования Константина, Нина достала и положила перед ним доверенность.

Тот внимательно ее прочитал, сказал: «Понятно».

Нина решила не ходить вокруг да около.

– Я согласна продать компанию, – твердо сказала она.

Константин не выразил никаких эмоций, только опять сказал: «Понятно». Можно было подумать, что он давно ожидал прихода Нины и ее заявления. Извинившись, он поднял телефонную трубку, сказал в нее: «Пригласите Ревича. Пусть захватит договор».

Ревичем был главный бухгалтер, которого Нина помнила по встрече на ярмарке. Появившись в кабинете Константина, он положил на стол тонкую папку, а сам сел в сторонке.

Константин протянул папку Нине:

– Это проект договора. Познакомьтесь, пожалуйста.

Нина взяла бумаги. Руки у нее слегка дрожали.

Константин сказал:

– Разумеется, мы не ожидаем, что вы тут же подпишете. Вам нужно все внимательно просмотреть, проконсультироваться с юристом.

– Да, разумеется, – откликнулась Нина. – Но, если вы не против, я сейчас пробегусь глазами, чтобы составить представление. Может быть, у меня сразу будут вопросы…

– Очень хорошо, – сказал Константин и подвинул к ней настольную лампу.

Нина стала листать договор. Она знала, что хотела найти, но не находила этого. Пролистав до конца, она сказала, стараясь голосом не выдать волнения:

– Кажется, все в целом нормально. Вот только одно упущение: я не вижу здесь упоминания, что Евгений Борисович будет впредь директором компании.

В отличие от нее, Константину не нужно было унимать дрожь в голосе, он и так был совершенно спокоен.

– Хорошо, что вы обратили на это внимание, – сказал он. – Я не хочу никаких недомолвок: мы не собираемся предлагать Евгению Борисовичу должность директора. Возможно, мы оформим его консультантом – если он пожелает. Такие мелкие вопросы мы обычно не вносим в договор, но если вы настаиваете…

– Но вы же обещали! Я помню, что вы говорили на ярмарке.

– Я тоже помню, – возразил Константин. – Я не обещал, а сделал Евгению Борисовичу предложение. Предложение не было принято. С тех пор кое-что изменилось. Сейчас я такого предложения не делаю.

– Что изменилось? – не сдавалась Нина.

Константин заколебался.

– Нина Евгеньевна, я не хотел бы быть грубым. Вам как дочери может быть неприятно…

– Говорите! – потребовала Нина.

– Хорошо, – согласился Константин. – Во-первых, Евгений Борисович болен и неизвестно, когда он смог бы вернуться к работе…

– Он быстро поправляется, – начала было убеждать Нина, но Константин остановил ее жестом:

– Дело не только в этом. Видите ли… Нам известно, что в последнее время у компании возникли определенные трудности. Для Евгения Борисовича это было своего рода испытанием. К сожалению, он не выдержал этого испытания, решал проблемы не лучшим образом. От своего директора мы ожидаем более эффективного управления.

Нине стоило большого труда не выказать своего смятения. Она исходила из того, что отец останется директором компании, и слова Константина выбили у нее почву из-под ног.

В голове у нее мелькали самые разные мысли. Что она могла возразить Константину? Конечно, можно было начать ругаться, обвинять его, доказывать, что все это его рук дело. Но было ясно, что своего решения он не изменит. И в глубине души, несмотря на все свое возмущение, Нина была вынуждена с ним согласиться: ее замечательный отец, ее любимый папа не был создан для того, чтобы возглавлять бизнес.

– Да, и чтобы уж поставить все точки над «и», – добавил Константин, – цена тоже изменилась. Нам известно, что компания не смогла сдать свой самый крупный проект и потеряла несколько других. Это сильно снижает привлекательность бизнеса для покупателя. Вот сколько мы можем предложить сейчас.

Он взял листок бумаги, написал на нем сумму, показал Нине. У нее внутри все сжалось: цифра была втрое меньше той, что предлагалась в первый раз.

Нина была не в состоянии продолжать этот разговор. Стараясь держаться спокойно, она взяла папку с проектом договора и проговорила, поднимаясь:

– Нам с Евгением Борисовичем нужно все обдумать.

Константин и его бухгалтер дружно встали. Константин протянул ей руку:

– Рад был с вами встретиться, Нина Евгеньевна. Надеюсь, мы придем к согласию.

Он был приличный человек, но должен был делать свое дело.

Нина пожала его руку и ушла, не чуя под собой ног.

Ни с отцом, ни с Лидией Григорьевной советоваться Нина не могла и не хотела. Она позвонила Игнатию Савельевичу, попросила порекомендовать хорошего юриста. Тот назвал ей одного, которого знал по прежним временам.

– Ниночка, хочу вам кое-что сказать на прощанье, – добавил Игнатий Савельевич. – Бизнес, деньги – все это в конечном итоге пустое. Единственное, что имеет значение в жизни, – это любимые, близкие люди. Берегите тех, кого любите вы, и тех, кто любит вас…

Нину обеспокоил его тон.

– Что-то вы мрачно настроены, Игнатий Савельевич. Если разрешите, я к вам скоро заеду – погуляем, поболтаем.

– Да-да, конечно, буду рад, – отозвался Игнатий Савельевич.

Нина искренне собиралась проявить заботу об одиноком старике, но это намерение осталось неисполненным – как остаются неисполненными большинство хороших, искренних намерений.

Так совпало, что в эти дни она сдала у себя в банке квартальный отчет и смогла выпросить короткий отпуск. Это время ей было нужно позарез.