В водовороте века. Записки политика и дипломата

Дело дошло до ареста автора. А после довольно длительного общения с органами КГБ 9 ноября 1979 г. в «Лiтературнiй Украiнi» он выступил с публичным заявлением, в котором «осудил свои националистические ошибки и отмежевался от них». «Это, – писал он, – переломный момент в моей жизни, в моей личной и общественной судьбе. Им я и датирую начало своей новой жизненной биографии». Но поскольку «зарубежные враги, прежде всего украинские буржуазные националисты», использовали в своей пропаганде в политической борьбе против советской страны его имя, Иван Дзюба выступил в печати через полтора года еще с одним заявлением, из которого я и привел цитату. На этот раз его письмо «Путь избран навсегда» поместила газета «Вести с Украины» не случайно, ведь она издавалась для зарубежья и предназначалась для тех, кто, находясь по ту сторону океана, придирчиво вчитывался в каждую весточку с Украины. «Чужие мне во всех отношениях силы, – писал Иван Дзюба, – принялись вписывать меня в свои реестры для того, чтобы потом предъявить мне свои „права“. Я в значительной степени перестал принадлежать себе и быть самим собой, ибо мою реальную сущность в глазах некоторых заслонял мифический образ, созданный мещанским поголосом и эмигрантской националистической пропагандой».

Писал он и о том, что «находясь под следствием, имел достаточно времени, чтобы обдумать положение, в котором оказался». Возникла дилемма: подтвердить «свою» репутацию, то есть порадовать «океанских врагов советского общества», оказаться «на высоте» и «оправдать их надежды» или же – «отбросить личные мотивы амбиций, самолюбования и обиды, всяческие личные неправды и душевное злопамятство, преодолеть зависимость от обывательской марки». Он избрал второй путь – «преодоления своих ошибок, выхода из многолетнего отклонения в общественном и творческом небытии; путь окончательного и бесповоротного расчета с инерцией ложных и вредных взглядов, путь утверждения тех социальных, советско-патриотических идейно-творческих позиций, который для меня органично связан со всей моей общественной и литературной жизнью раннего периода. Следовательно, этот путь я мыслю не только как свое окончательное возвращение в советское общество, но и как свое возвращение к самому себе». Со временем же, когда Украина стала независимой, произведение И. Дзюбы «Интернационализм или русификация» было признано выдающимся творением, а его автор стал академиком Национальной академии наук Украины.

Поучительной является и история с письмом Ганны Щербань, матери поэта Василия Симоненко. Но чтобы иметь полное представление о происшедшем, несколько слов о ее сыне. Родился он в 1935 году в полтавском селе Биевци. Окончив в 1957 году факультет журналистики Киевского университета, он навсегда поселился в Черкассах (его жизнь оборвалась в 29 лет).

Родина Тараса Шевченко стала не только местом плодотворной деятельности в областных газетах «Черкаська правда», «Молодь Черкащини», а также в центральной «Рабочей газете» (в качестве спецкора), но и творческим плацдармом, где проявился поэтический дар сельского парня.

Его творческий взлет выпадает на середину 50-х и начало 60-х годов, когда произошел своеобразный великий перелом в развитии украинской поэзии. Сборник поэзии Дины Костенко «Про мiння землi», «Вiтрила», «Мандрiвки сердця», «Нiж у сонце», сборник стихов «Соняшник» Ивана Драча, первый сборник Николая Винграновского «Атомнi прелюди», первый сборник Ва\силия Симоненко «Тиша i грiм» и его посмертное издание «Земне тяжiння» – это своеобразный золотой дождь на ниве украинской культуры. Большинство стихов поэта-шестидесятника за их гражданскую смелость становились «захалявными», как в свое время у Тараса Шевченко, – запрещенными.

Свое гражданское кредо Василий Симоненко ярко выразил не только в поэтических созданиях, но и в дневнике, который тогда ходил только по рукам. Вот отдельные фрагменты из ««Окрайцiв думок», как он назвал его.

«Надо написать поэму о Герострате. Это сейчас очень актуально. Земля кишит Геростратами», – записал он 21 октября 1962 года. И еще: «Потеря мужества – это потеря человеческой порядочности, которую я ставлю превыше всего. Даже над самой жизнью. Но сколько людей – разумных и талантливых – спасали свою жизнь, поступаясь порядочностью, и, собственно, превращали ее в никому не нужное животное. Это – страшнее всего. Душа жаждет потрясения, а разум боится их».

Мозг, способный рождать мысли, не способен сделать его собственника счастливым. Поэтому Василий Симоненко и записал: «До безумия ненавижу казенную, патентованную, откормленную мудрость. Какими бы цитатами бездарности ни подпирали свой умственный потолок, он, однако, крайне низкий для нормального человека. Как простор немыслим без движения, так поэзия немыслима без мысли. Что это за простор, если в нем нельзя двигаться? Какая это поэзия, если она не мыслит? Поэзия – это прекрасная мудрость».

Василий Симоненко как-то доказывал одному из своих оппонентов: нельзя путать Мадонну, созданную художниками, и сугубо религиозную Матерь Божью. «Лицемеры в рясах, – писал он, – прекрасного Иисуса и его матерь превратили в насильников человеческой плоти и духа. Когда даже самая прекрасная легенда (а Иисуса и Деву Марию я считаю созданиями гениальными) становится средством духовного угнетения, тогда уже о „действующих лицах“ легенды я не могу судить безотносительно к тому, что делают бузуверы, прикрываясь их именами! Непорочная, пречистая дева достойна восхищения. Но, извините, не подражания. Отречение плотских радостей – противоприродное, а поэтому жестокое и реакционное».