Творец бессмертия, или Исповедь гения

Тогда ничего не попишешь! Встречаться станем только по вечерам и ночам! А головы даже в то короткое время будут забиты у каждого своими делами!

Объективные трудности и на фоне разных жизненных обстоятельств – это мне вполне понятно! Но нам всё равно, чтобы не творилось в этом мире, нельзя потеряться в море чужих иностранных людей! К тому же мы и русскими должны оставаться, ведь не вечно же мы будем меж двух океанов?! И нашего гражданства именно потому я менять пока не намерен.

Светка обрадовалась моему предложению и мигом закруглила свои кухонные дела:

– Я готова, сэр! – отрапортовала она. – Даже переодеваться не буду, ведь это наш лесок! Значит, можно по-домашнему, без галстука, официального костюма и высоких каблуков! – засмеялась надо мной Светка. – Мы – люди простые! Мы – люди совсем не учёные! Нам всё можно! Конечно, пока деньги есть! – хохотала счастливая Светка. – А если закончатся, так мы у Фёдора попросим!

Те сосны нам казались уже почти родными. Они были высокими, с зелёными шапками хвои, которая, пожелтев, равномерно устилала землю вокруг, будто иголки здесь никогда и не ворошили.

Прямо-таки, как на родине. Тянет ведь домой. И сердце щемит. Как там Пашка? Как живут родители Светланки? Но возвращаться даже в отпуск ещё не время – только ведь приехали. Надо утвердиться, надо врасти, надо выдать первые результаты, надо добиться доверия к себе, как к человеку, который способен сотворить то, что не сделал сам Господь – вечную жизнь. Но не для себя – для кого-то другого!

Интересно знать, можно ли мою предполагаемую деятельность расценить как сотрудничество с вражеской страной? Вроде бы, никакой военной и экономической помощи я ей не окажу, даже если всё получится.

Вот только как такое фантастическое дело может получиться!? Если смотреть на всё объективно, то в моих руках оказался чистейший прожект, а если смотреть с моих личных позиций, то вполне можно его и полноценной аферой посчитать!

Можно! Согласен! Но оцениваю-то не я! Им надо – а я всего лишь согласился сделать! Потому дальше может произойти как у Насреддина. За отпущенное мне время, либо я всё сделаю, либо я помру, либо ишак помрёт!

– Ты осторожнее танцуй под соснами! Осторожнее, Светка! – предупредил я жену.

– А чего мне здесь опасаться? – не поверила она.

– Так ведь шишка может упасть! А они здесь размерами с кокосовый орех бывают! Особые, пальмососновые!

– Ну-ну! – смеялась жена и неудержимо носилась под соснами. – Я будто дома побывала! И не знаю, кому спасибо за такое счастье сказать?! Не сами ведь они выросли здесь, эти чудненькие сосёнки!?

По приходу домой я снова засел за работу. Разработал удачные ленточные графики, позволившие наглядно представить взаимосвязи и последовательность выполнения отдельных работ комплексной программы. Потом раскидал все работы по лабораториям.

Сразу обнаружилась значительная неравномерность загрузки лабораторий по времени, поскольку начало работ в одной из них зависело от завершения работ в другой. Придётся, либо сокращать состав лабораторий поначалу, а потом его восстанавливать – плохое предложение, – либо надо как-то перераспределять работы между лабораториями.

Но самое главное, что я уяснил, погружаясь в свою работу, выходило так, что на определенном этапе к нам должны будут присоединиться хирурги, которых у меня пока нет. Причём, специалисты нужны высочайшего уровня, способные заменять содержимое головы неким рукотворным устройством. То есть, если отбросить всякие предрассудки и недомолвки, нам предстоит лишить человека его головного мозга, а вместо него поставить и заставить работать в унисон с организмом своё электронное устройство.

Такая работа меня весьма страшила. Ведь она была сложнейшей сама по себе, и к тому же предполагала столь значительное вмешательство в организм живого человека, которое вполне должно было бы восприниматься всем научным сообществом, как совершенно недопустимое, граничащее с убийством или проведением опытов на человеке.

Нюрнбергским трибуналом подобные опыты расценены как особое зверство, направленное против человечности.

«Мне только и осталось попасть под такое обвинение! Фашистом, того гляди, признают! Надо этот вопрос решать как-то иначе. Уж пусть его улаживает сам доктор Кеннеди! Он любые законы и любую ответственность обойдёт!»

Однако мне тогда верилось, будто невероятная сложность моей работы всё же может быть преодолена. Ведь был же в СССР такой ученый как Владимир Петрович Демихов.

Он ещё в 1937 году, будучи студентом медфака, сконструировал и собственноручно изготовил первое в мире искусственное сердце, а потом вживил его в собаку. И та собака жила еще целых два часа. То есть, она умерла не оттого, что ее подвело новое сердце. Возможно, биологическая несовместимость повлияла или что-то иное, мне, не специалисту в медицинских вопросах, непонятное.

Но я многое запомнил об этом человеке, поскольку считал его не иначе, как истинным гением, величайшим светилом хирургии, основоположником мировой трансплантологии. Таким он по своей сути и являлся, хотя официально долго оставался непризнанным.

Работать Демихову во многом помешала война. Она отняла четыре драгоценных года, которые Владимир Петрович мог бы использовать для своих исследований. Между прочим, всю войну он служил в армейской патологоанатомической лаборатории, то есть, по специальности. А уже в 46-м году сделал первую операцию по пересадке сердца. Первую операцию свою, и первую в мире!

А в СССР зачем-то всё время сказки рассказывали про первенство в этом деле Бернара из ЮАР. Совсем не понимаю, кому и зачем была выгодна такая ложь? Тем более что сам Бернар везде и всюду подчёркивал, что является учеником Демихова и гордится этим.

Очень скоро после первого успеха Демихов пересадил собаке одновременно и сердце, и легкое. Позже Владимир Петрович пересаживал даже печень, потом опять сердце, но уже сложнее – без применения искусственного кровообращения в ходе операции!

И во всем он становился первопроходцем! Да еще и успешным первопроходцем! Кстати, знаменитое сегодня и часто выполняемое коронарное шунтирование – это тоже его заслуга, его технологии.

Но самая потрясающая работа Демихова – это пересадка собаке второй головы! Причём, таких собак он сотворил целых двадцать! И все головы всех подопытных собак нормально функционировали рядом с их собственными головами! Все они нормально лаяли, независимо поворачивались в разные стороны, откликаясь на внешние раздражители! Они ели, наконец! Фантастика, которая только в руках Владимира Петровича становилась обычной практикой хирурга.

Когда я впервые узнал об этом человеке и его фантастических работах, то был сражён наповал! Подобное никак не укладывалось не только в моей голове, но даже в головах хирургов, с которыми я делился этими знаниями. Каждый раз оказывалось, что наши хирурги об этом даже не слыхивали! Они отказывались мне верить! Так кто же их учил?! В каких вузах они учились? Почему от них скрывали столь выдающиеся достижения советских коллег?!

И как вообще можно было сделать чудеса, которые делал своими руками Демихов? Как на те чудеса можно было хотя бы решиться?!

Я тогда еще мог представить, что кому-то по силам пришить аккуратно отрезанную голову уже мертвой собаки. Но ведь и для этого нужно точно соединить все сосуды, да так, чтобы они не рвались нитками и не протекали! Надо сшить все мышечные волокна, чтобы они могли работать! И кожу надо сшить без складочек, а не в единый грубый шрам! И нервные волокна! А куда пришивать вторую голову, если места для нее природа не предусмотрела?! Это же не кулинария!

Но самым непостижимым мне казалось восстановление разделенного позвоночника, да еще со всеми его нервами из сложнейшего, тончайшего и чрезвычайно уязвимого нервного ствола, проходящего сквозь позвонки!

Но мои восторги и вопросы на том не закончились.

Ко времени, когда я узнал о Владимире Петровиче Демихове, в медицине давно научились делать операции по шунтированию коронарных сосудов сердца и по пересадке сердца. Но, насколько мне известно, такие операции по-прежнему ординарными не считались.

И действительно, в районной или даже в областной больнице их запросто не делали.

К каждой операции подключались многие заслуженные хирурги, опытнейшие операционные сёстры, концентрировалось множество всевозможных аппаратов искусственного дыхания, искусственного кровообращения, контроля состояния пациента, текущего контроля множества параметров… В ходе операции оборудование обслуживали многие и многие специалисты. Требовались особые медикаменты, инструменты, материалы. Операции проводились в течение многих часов, да еще, бывало, даже разными сменами хирургов, поскольку одна смена не выдерживала физических нагрузок от начала и до конца операции.

Именно потому, как обязательно объясняли непосвященным, будто вдалбливая эту информацию, подобные операции стоили сотни тысяч и даже миллионы долларов! Разумеется, их делали только счастливчикам.

Но как же тогда при всех этих непомерных сложностях один-единственный студент, хотя и гениальный, делал всю операцию от начала и до конца, используя только самостоятельно разработанное и изготовленное им же сердце?! И всё выдерживал! И оперируемые собаки выдерживали! И со всем он справлялся! И даже ни у кого не консультировался, поскольку всё равно никто и ничего посоветовать ему не смог бы! И без миллионов долларов как-то обходился!

Почему никто из хирургического окружения Демихова о подобных операциях не то чтобы не мечтал, но даже не считал их возможными! Мне трудно представить, что не нашлось никого, кто не попробовал бы перенять столь драгоценный опыт! Так в жизни просто не бывает – всегда находится кто-то ищущий, амбициозный, в конце концов, просто добросовестный, думающий наперед о своих пациентах. Но рядом с Демиховым никого почему-то не оказалось.

По-моему, такое могло произойти лишь в одном случае – другим делать такие операции не разрешали! Да и самому Демихову мешали и угрожали. И факты из его жизни моё предположение подтверждали.

Ладно! Эти вопросы я еще как-то сумел переварить, но…

Вернусь к пришиванию на законное место хотя бы своей собственной, то есть, родной головы! Я имею в виду голову собаки.

Допускаю, что вернуть всё в прежнее состояние, которое было продумано и создано природой, еще как-то можно! Разумеется, при особых знаниях, умениях, навыках, при наличии специального оборудования и медикаментов. Но как приделать вторую голову? Куда ее приделать, если место для нее природой не предусмотрено?!

Ведь, простите за сравнение, даже обычную водопроводную трубу приделать в непредусмотренном месте очень трудно, если не применять варварской сварки и плашек, метчиков и подходящих переходников! А куда же «приварить» торчащие из головы позвонки?

А ведь Демихов всё «приваривал»! И шея-то у собаки после операции работала как своя собственная! И лишние кости не торчали! И головой собака вертела! Сама вертела! По личному собственному желанию, так сказать! Значит, не только позвонки Владимир Петрович куда-то «прикручивал», но и сосуды прилаживал, и нервные волокна соединял так, что они передавали все сигналы от мозга второй головы, как свои родные! И обе головы вели себя так, будто они принадлежали двум полноценным собакам, а не одной двухголовой!

Ситуация казалась такой, что будь шеи у тех голов подлинней, так они бы поворачивались одна к другой и ласковыми взглядами обменивались! Может даже, Демихов мог бы сделать и не сказочного, а настоящего Горыныча!

Но как же Владимир Петрович Демихов творил свои невозможные чудеса? У него бы другим хирургам поучиться! И создать бы ему все условия и для исследований, и для работы, и для обучения других хирургов, и даже для отдыха – и физического, и морального! Сколько он всего пережил, прежде чем решиться на операции, которые другие хирурги даже мысленно представить себе боялись!

Так нет же! Владимира Петровича принялись усиленно травить. Директор 1-го Московского мединститута, в котором Демихов уже успешно проработал пять лет, Владимир Кованов, не допускал к защите диссертации без каких-либо оснований. Вернее, основания-то были, но личные и корыстные!

Понятное дело, такой конкурент, которым после защиты диссертации оказался бы Демихов, Кованову был опасен. Хотя именно Демихов, величайший ученый-практик да ещё со степенью доктора наук, а не сам Кованов, был куда более достоин должности директора мединститута.

Демихову пришлось искать другое место работы. Он остановился на институте Склифосовского, где успешно защитил сразу две диссертации в один день! Этот человек буквально во всём был неподражаем! Ну, кому такое могло прийти в голову?!

Но спустя два года Демихов, видимо, и там сильно перепугал каких-то высокопоставленных персон. В результате новой атаки с их стороны он на полном серьёзе был обвинен в псевдомедицинской деятельности!