Творец бессмертия, или Исповедь гения

Глава 13. О Светлане, начиная со знакомства

Теперь я все даты помню смутно, но, кажется мне, года за два до отъезда я познакомился со Светланой.

Случилось это, когда Пашка впервые пригласил меня к себе, не предупредив, что в квартире уже собрались его родители и кое-кто из гостей. Оказалось, у Пашки был день рождения, но он, зная о моём нищенстве, умышленно меня не предупредил, чтобы я с подарком не заморачивался. Удружил, называется, будто я совсем уж пустой! Вот я и свалился, как кур во щи!

Но Пашка всегда всё творил запросто! Он и в голову не брал чужие заботы, поскольку сам подобного унижения никогда не испытывал.

С Пашкиными родителями я сошёлся сразу. Они мне понравились, хотя попутно я отметил некоторые странности. Показалось даже, будто Пашка не их сын, поскольку резко отличался от родителей совсем иным жизненным настроем и воспитанием. Разглядеть в нём интеллигентность не смогли бы даже в электронный микроскоп. Однако внешне он – прямо-таки вылитый отец.

Его родители, люди интеллигентные, понимающие без лишних слов состояние и чувства других людей, он же любое дело, как говорят, шапками закидает! Что угодно сотворит, не особенно раздумывая и не переживая за результат, даже в тех случаях, когда всё навыворот получается.

Видимо, Пашкиным родителям я тоже пришёлся по душе. Может, они надеялись, что я смогу положительно влиять на их сына? Парень-то он, в общем, нормальный. Главное, что на предательство не годился. Не жадный, не заносчивый, хотя имел для этого кое-какие основания – отец-то директор!

За праздничным столом оказались две девушки. Пожалуй, они по задумке родителей должны были уравновесить моё и Пашкино мужское начало.

Одну девушку звали Светланой, а ее подругу – Татьяной. Пашка с Татьяной слегка заигрывал, поскольку она сидела ближе к нему, а я попытался разговорить Светлану.

Не тут-то было. Она вежливо, но сухо отвечала на мои вопросы, и мной не заинтересовалась. Это было заметно и слегка обидно. Будто я чучело какое-то. И вообще, дивчина показалась мне не то что бы букой, но чрезмерно уж серьёзной. Я бы сказал, с повышенным самоуважением. А, может, мои наблюдения и не правильны? Я тогда об этом не очень переживал – кто она мне? Но такие гордячки, еще подумалось, обязательно становятся большими начальниками! Начинают они всегда с должностей комсомольских, а заканчивают партийными или профсоюзными вожаками! Со временем они превращаются в бездушный бульдозер, сметающий все преграды на их пути!

Спиртного на столе, даже сухого винца, я не обнаружил. И заметил это совсем не потому, что огорчился – просто взял на заметку. И ещё подумал, либо это семейный принцип, либо кого-то здесь нельзя провоцировать. Но дальше мои рассуждения не пошли.

Пашкина мама, Антонина Сергеевна, заботилась обо всех в равной степени, только и хлопотала вокруг, угощая нас своими кулинарными изделиями. Особенно мне понравился её торт «Мишка». Фантастически вкусный! Своё название он получил, как я догадался, от разлитой сверху коричневой глазури. И впрямь бурый медведь, да и только!

Но торт, как говорится, тортом, да только мне показалось, будто Светлана здесь гость частый и желанный. И будто бы матери и отцу она была ближе, нежели ее подружка. Я тогда ничего не уточнял, но кое-какие тайны в воздухе явно кружились. Мне даже неуютно сделалось от своих подозрений, но я же не специально, всё – само собой!

И хотя мои догадки явно относилось к разряду мистики, я всё же обрадовался, когда все вышли из-за стола и распределились по квартире, как сами того захотели. Разговаривать со Светланой я больше не пытался.

Антонина Сергеевна сразу исчезла в кухне, ей с уборкой стола помогали девчата. Пашка приглушенно включил мощный проигрыватель пластинок «Электроника Д-001» высшего класса. Прекрасный звук заполнил комнату непревзойденным голосом Валерия Ободзинского. В то время современники уже забыли о его неповторимом исполнении, а из молодых мало, кто даже знал, я же присел рядом, чтобы ничем не отвлекаться.

Столь великолепной и дорогущей аппаратуры у меня никогда не было, да и быть не могло. Но она, с широчайшим диапазоном звуковых частот, в те мгновения тешила не тщеславие Пашки, а резонировала мою душу.

– Эти пластинки еще родители в молодости собирали! – проинформировал Пашка без какой-либо гордости. – Но мне некоторые их песни, как это ни странно, до сих пор душу рвут на части! А современникам такое не по силёнкам.

– Это ещё не факт, что у тебя есть душа! – засмеялась, наконец, Светлана, проходившая мимо со стопкой вымытых тарелок.

– Не встревай в мужской разговор, заноза! – дурашливо среагировал Пашка.

– Эй, молодёжь! – окликнул нас с балкона Пашкин отец. – Не пора ли порассуждать о чём-то высоком? Не одними же тортами жить! Идите сюда, слегка подышим на ветерке, да обсудим кое-что! Александр, вы, надеюсь, как и я, не курите?

– Пока не тянет! – сознался я.

Геннадий Петрович одобрительно засмеялся:

– Ответ прост, но с большим вкусом! Он свидетельствует о благоразумии и скромности! – польстил мне Пашкин отец.

– Что вы, Геннадий Петрович! Мой отец никогда не курил, вот и я, глядя на него, удержался. Подростки обычно копируют ребят постарше себя, которые сильнее, наглее, курящие и пьющие, а в отцах они кумиров не признают. Отсюда и корень пороков!

– Ну, Александр! Не успеваю удивляться, глядя на вас! Склонность к рассуждениям, к обобщениям! Замечательно! Откуда это у вас? Тоже от отца? Он кем работает, кстати?

– Отец работает заместителем главного инженера на «Тантале». А мои склонности скорее из университета…

– Замечательно! – сдержанно отметил Пашкин отец. – Жаль, что я в другой отрасли работаю, потому с твоим отцом не встречался, но хотелось бы! Может, как-нибудь подружимся? Наша семья любит собираться компаниями, но без излишеств. И очень хорошо, что вы сегодня с нами. Я люблю молодежь, а вы, как я нахожу, ее достойный представитель.

– Геннадий Петрович! – не выдержал я. – Вы так меня нахваливаете, что я уже опасаюсь того момента, когда вы во мне разочаруетесь. Я ведь свои недостатки скрываю, а достоинства выпячиваю.

Пашкин отец опять поглядел на меня в упор и, явно довольный, улыбнулся, мол, я-то вижу тебя насквозь, но жизнь всё равно подтвердит, что я в тебе не ошибся.

– Ты, Сашок, не тушуйся понапрасну! – вступил в разговор Пашка. – Просто батя старается обратить моё внимание в твою чистую и светлую сторону! Указывает мне тот тип молодого современного человека, который, на его взгляд, заслуживает наибольшего уважения. А я, по мнению отца, ничего, окромя тумаков, не заслуживаю! Первый блин комом!

– Эх, Пашка! – миролюбиво усмехнулся Геннадий Петрович, нежно потрепав сына по волосам. – И в кого ты такой лоботряс? Неужели в меня? А ведь мог бы стать человеком!

В тёплой мужской компании мы достаточно долго проговорили на темы, задаваемые Пашкиным отцом. Интересно поговорили, и потому о Светлане я тогда совсем забыл. Да и упорхнули девчонки раньше меня и Пашки, не прощаясь с нами.

Вспомнил я о Светлане значительно позже, на одной из рыбалок месяца через два, пожалуй. В общем-то, в других местах я с Пашкой встречался вообще редко. Да, собственно говоря, рыбачили мы тоже иногда, хотя оба уважали это негромкое занятие, только всегда находились более важные дела. Может, три-четыре раза и удавалось за весь сезон, который мы закрывали перед ледоставом.

В тот раз нас убаюкивало в лодке на зыби, пока глядели на свои скучные поплавки, вот я и спросил лениво Пашку об отношениях с красавицей с его дня рождения, кажется, с Татьяной.

Пашка вытаращил на меня глаза:

– Я даже имя её забыл! Это же Светкина подруга. Не узнавал…

– А Светка у вас дома, мне показалось, была не впервые. Она тебе нравится?

Пашка вдруг захохотал, окончательно распугав рыбу:

– Не дай-то бог! Меня отец давным-давно предупредил, если к Светке подкачу или кого-то из моих дружков рядом с ней увидит, всем оторвёт всё, что болтается! А он зря бы не предупреждал! Потому я на нее и не гляжу, чтобы ничего не случилось! Хотя – ничего себе дивчина! Она мне давно за сестру. Ну, может, за двоюродную.

– Мутишь ты что-то! Сестра, за сестру или за двоюродную! Явно мутишь!

– Ладно! Раз уж зацепил, так расскажу. Всё равно рыбка сегодня спит дома, – согласился Пашка.

Мне стало интересно, а Пашка охотно заговорил:

– Квартира наша раньше была на улице Высокой. Знаешь, конечно? В стороне от старого аэропорта и далеко от нынешней квартиры. И от центра далеко. Но не это важно! Понимаешь, однажды в нашем подъезде взорвался газ. Может, ты и слышал об этом случае, хотя в газетах о нём точно не писали. Такое ведь редко случалось, но зрелище не для слабаков! Вместо квартир – провал под самую крышу! Дом со стороны, как после прямого попадания авиационной бомбы! Я был ещё мелким, только в первый класс ходил. Школа меня от гибели и спасла. А маленькая Светка спаслась в детском саду. А вот ее родители…

Я насторожился – задавая свой вопрос, узнать о подобной трагедии я никак не ожидал.

– Они жили на нашей лестничной площадке, – продолжал Пашка. – Отец Светки летал штурманом на пассажирском Як-42. Эти наши соседи были людьми во всех отношениях приятными, часто с моими родителями собирались, чтобы посидеть, поговорить. Особенно, в праздники. А если женщины что-то пекли, так обязательно друг дружку угощали, особенно, нас, детей. То они к нам что-то приносили, то мы им! Жили дружно и весело. В общем, они вдвоём тогда оказались дома и погибли. Такая создалась ситуация!

Я слушал, оглушённый чужим горем. С ним в мою жизнь вошёл не просто трагический случай, не просто посторонний страшный эпизод чужой истории, но вместе с ним предстала и знакомая мне девушка, уже известный мне живой человек, которому и пришлось принять на себя ту чудовищную несправедливость судьбы.

В общем, на меня та история, еще не досказанная Пашкой, уже произвела не только впечатление – она меня задела и потрясла. Она меня придавила чужой непоправимой бедой. Представить оказалось тяжело и больно: родители отвели дочурку в садик и навсегда исчезли под завалами! Оба! Одновременно! А она, совсем малышка, осталась несчастной сиротой.

У меня слезы подкатили, готовые… И я видел ее в гостях. Взрослая, красивая, самостоятельная. Родители могли бы ею гордиться, но судьбы семьи трагически разорвались…

Я и не заметил, что Пашка продолжал рассказывать, не дожидаясь, когда я приду в себя. А я будто оглох, что-то прослушал, но и просить повторения не осталось душевных сил.

Пашка же всё вспоминал и вспоминал, видно, не прерываясь: