Опыт науки изящного

§ 152. Правда, здесь природа бывает в несогласии с искусством, и художник, который удобно принимает все формы, предписываемые ему чужою волею, должен сам, как кажется, не иметь нравственного характера; но а) эта-то гибкость души и составляет черту высокой его свободы; притом же б) состояния, речи, поступки, в которые он вовлекается своею ролью, как умышленные и скоропреходящие, могут и не касаться постоянного расположения души его; наконец, в) как актер есть не только художник, но и прекрасное произведение своего искусства, то и вправе подчинять нравственное целям чувственно совершенного.

§ 153. Соединение физических свойств актера – чтеца, декламатора и певца, и духовно-нравственных актера – поэта или виртуоза в изображении интересного действия на самом себе как пантомимном лице – изображении, пленяющем не только слух и воображение, но и глаза, составляет игру актера на сцене. Поскольку эта игра при содействии образовательных художеств и музыки, какие она предполагает, в высочайшей степени льстит естественному нашему побуждению видеть и чувствовать не то, что должны, а то, что хотим, то и означает крайнюю границу искусственных обольщений и изъясняет всеобщую наклонность к зрелищам, в которых мы позабываемся в чудодействе красных вымыслов.

§ 154. Говорить об олимпийском празднестве всех искусств театральных – значит говорить об опере, составляющей для сценики вообще то же самое, что эта последняя составляет для художеств первых двух степеней, то есть органическую целость. Опера происходит там, где с пантомимным действием пластического и живописного балета сочетается слово, а с мерными движениями его пляски – музыка, и притом сочетается так, что, оставляя все эти равно существенные части при натуральном их значении, не дает ни одной первенства, а соглашает каждую с целями и духом прочих.

§ 155. Оттого речь в опере приближается к пению, а музыка живым выражением чувствований и характеров лиц – к поэзии, предоставляя концертам то, что имеет в себе превосходнейшего. Но и поэзия возлагает на себя обязанность, с одной стороны, изобретать такое действие, с другой, – избирать такое стихосложение, с третьей, – приводить действующие лица в такое положение, которые доставляли бы им более случая и удобства выражать не внешние явления, а многоразличные состояния их души посредством музыки и телодвижений, не задерживая общего хода пьесы.

§ 156. Само собою разумеется, что действия, требующие усилий геройской воли в борении со внешним могуществом, столь же чужды опере, как и те, какие в постепенном своем развитии постигаются более разумением, нежели фантазией, каковы, например, все сюжеты запутанные и комические. Тем охотнее заимствует она свои идеалы из романтического мира богов и гениев, коих могущество и блаженство ничем не возмущается и коих жизнь по многоразличию завидных ее преимуществ дает опере право приводить в движение все искусства, а вместе и театральное обольщение, которое здесь является в полном блеске, но и в полной скудости механического волшебства.

§ 157. Поэзия в опере назначает действие, которое, совершаясь когда-либо, совершается и где-либо; образовательные художества приготовляют для сего действия приличные места. Но что эти места и околичности не имеют действительного протяжения и измерения масс, подлежащего осязанию, а получают призрак его от перспективной живописи, – это понятно из господствующего в опере закона сближений.

§ 158. Перемещать оперу из края чудес в отношения гражданской жизни, всегда прозаические, значит из родины переселять ее на чужбину. Оттого самое пение здесь, кажется, не у места, ибо гармония и мера составляют естественный язык таких эфирных существ, каковы боги, высшие духи и жители «золотого века».

Изящное искусство, принадлежащее чувству внутреннему, или поэзия

§ 159. Масса, движение и организм измеряют всю жизнь видимого творения; пластикой, музыкой и сценикой описывается весь круг искусств натуральных. Но поскольку идея изящного так же неистощима, как и самая идея жизни, то не удивительно, если она там, где, по-видимому, замыкает ряд внешних проявлений, начинает ряд проявлений внутренних. Так действует и всемогущество, сосредоточивая свою творящую силу в окончательном сотворении человека, какого собственная жизнь есть идеальная, духовная.

§ 160. Если виды всемогущества клонятся к созданию человека, которого оно мало-помалу и предуготовляет в образовании многоразличных тварей, то и все натуральные искусства находят свое понятие и значение или свою сущность в искусстве идеальном, к которому и стремятся в постепенных переходах от одной низшей степени к другой высшей, от пластики, например, посредством рельефа к очертательному художеству с наружною стройностью его форм, от музыки, имеющей дело со внутреннею стройностию движений, посредством оратории к театральным представлениям, в которых встречаемся не только с живою фигурою, но и с ее действием, и не только с действием, но и со словом – в опере.

§ 161. Идеальное искусство, в противоположность его с натуральными, а) будет только одно, ибо внутренняя сущность вещей так же едина, как явления этой многоразличны; оно б) будет иметь дело не с массою и ее движениями, подлежащими осязанию, слуху и зрению, а с мыслями, непосредственно ощутительными только для внутреннего чувства; но и эти мысли в) будет изображать искусственными, произвольными, такими же бестелесными знаками, каковы и самые изображаемые вещи, то есть мысли, а потому и обрабатывать преимущественно явления, свойства, происшествия и состояния в жизни человеческой.

§ 162. Если таковой способ изображать прекрасное назовем поэзией, то поэзия как чисто идеальное искусство умственных созерцаний состоит в искусстве свободной фантазии как внутреннего орудия творить пластические, живописные, музыкальные и сценические идеалы (поэзия в обширном смысле) с помощью образованного языка как внешнего органа (поэзия в тесном значении).

§ 163. Почему прочие искусства всем тем, что в себе имеют, обязаны поэзии вообще, от какой заимствуют сущность, а то, что составляет в них отрицание, происходит от особенного органа, каким они выражаются. По причине сей односторонности каждое из них в своем кругу ограниченнее поэзии; но сколько теряет каждое со стороны объема, столько же выигрывает со стороны силы и разительности чувственных впечатлений в ограниченной своей области.

§ 164. И наука обрабатывает мысли, но обрабатывает их для видов ума, связывая по законам логическим и всегда держась на высоте общих и отвлеченных понятий, тогда как в поэзии мысли эти суть живые, неделимые образы, кои соединяются по законам фантазии в чувственное, самостоятельное целое, ничего, кроме себя, не предполагающее.

§ 165. И наука употребляет членообразный язык, подобно поэзии, но язык поэзии а) как пластический необходимо принимает в уважение большую и меньшую массу или меру в протяжении его складов, то есть долготу их и краткость; б) как музыкальный требует не только возвышения и понижения тонов, но и созвучия букв и складов; в) как органический, или живой, вмещает в своем образе, то есть слове, физическое и духовное значение, или есть язык фигуральный.

§ 166. Первое есть преимущество языков классической древности, основанное на просодии, второе – новых романтических, основывающиеся на сходстве тонов и требующее рифм, как музыкальных аккордов, третье разумеется само собою во всякой истинной, безусловной поэзии, которая, идеальною стороною принадлежа науке, связывает, как искусство, общие мысли сей последней с особенными, чувственными образами и явлениями в одно нераздельное целое и коей творения посему сами собою наклоняются к двусмысленным, переносным.

§ 167. Но поскольку мысли как явления духовной жизни и знаки мыслей также бестелесные, то есть речь или слова, состоят под законом времени, которое точно так течет, как пространство пребывает или почиет, то сими способами поэзия и может изображать жизнь только в последственных ее движениях; почему всякое описание предметов не в действии или постепенном рождении, а в спокойном пребывании сему искусству чуждо.

§ 168. Художества сообразуются в своих формах со степенями жизни вещей в общей природе; искусство идеальное – со степенями духовного существа человеческого, и ежели сия внутренняя жизнь его разделена между созерцаниями, чувствованиями и деяниями, то поэт или а) изображает видения, раскрывающиеся перед умственными его очами, повествуя об них как о совершившихся событиях, – в эпопее, или б) изливается в поэтических ощущениях своего сердца – в лирике, или, наконец, в) заставляет нас быть свидетелями производимого деяния – в драме. Почему эпопея, лирика и драма суть необходимые самостоятельные формы поэзии, соответствующие пластике, музыке и сценике.

§ 169. Но как природа соразмеряет свои красоты общим целям вселенной и нуждам живых тварей, так точно и поэзия может принимать в уважение особенные виды и потребности человека и соразмерять изящное целям духовно-нравственного порядка, к которому он принадлежит всеми движениями своего духа. Произведения идеального искусства на сем пункте теряют уже безусловную свою цену и, входя в общий состав, получают значение относительных. Таковы поучительные поэмы, идиллии и сатиры. Но при многостороннем образовании человечества и при истощении всех форм жизни гений поэта-философа переливает, так оказать, самостоятельную и зависимую поэзию в новые формы, дабы из тысячи наслаждений приуготовить себе одно совершеннейшее, нераздельное. Этого и достигает он в романе. Почему полный круг его идеалов описывается, с одной стороны, эпопеей, лирикой и драмой, с другой – поучительными стихотворениями, идиллиями и сатирами, с третьей – романом.

О формах самостоятельной поэзии

§ 170. В пластической эпопее, как первоначальной и всецелой форме самостоятельной поэзии, видим господство дивных, божественных вещей в ряду естественных и человеческих. Посему в ней не только небесные и земные силы действуют совокупно, но последние при всей кажущейся их самостоятельности являются подвластными первым, умышленно или неумышленно исполняя приговор их и, следственно, обнаруживая незначительность самой свободы и проницания перед вечными законами божественного порядка.

§ 171. Но поскольку общее неизобразимо для искусства, а малозначащее и ежедневное не возбуждает участия, то эпический стихотворец избирает своим предметом интересное и, по свидетельству отдаленной истории либо оказаний, важное, решительное происшествие в жизни определенного народа или целого человечества в определенном веке. Таким образом, эпопея отнюдь не есть история героя и его подвигов, который сам вовлекается в общий интерес и действует купно со своим народом или человечеством для видов высшей воли. Но круг жизни, раскрывающийся в эпопее, конечно, имеет нужду ib средоточии, из коего разом обозреваются все явления и формы, и это-то идеальное, мнимое средоточие есть герой.

§ 172. В таком пластическом стихотворении, какова эпопея, преимущественно объемлющая видения или созерцания совершеннейшего бытия, но не в природе, а в истории, 1) видимость разумеется сама собою. Сия-то видимость дает ей право а) облекать сверхчувственные существа, каковы боги и демоны, в действительные образы человеческие и выводить их в этом виде на позорище, б) распространяться в изложении вещей так, как они происходят или постепенно рождаются во времени, и в) означать характер каждой особенною какою-либо чертою, употребляя на сей конец живописные эпитеты, уподобления, эпизоды, речи. Почему ход эпопеи подлежит закону замедления, который, расширяя или растягивая действие, скрывает для чувств единство оного в беспрестанных узлах и завязках.

§ 173. Далее, 2) поскольку чудесное событие в эпопее повествуется музою как нечто прошедшее и, следственно, тем самым поставляется в туманном отдалении, откуда не действует уже на чувства так живо и сильно и не обольщает их, как настоящее, то это обстоятельство дает поэту возможность являться здесь в виде высшего существа, спокойно рассматривающего ход явлений, кои раскрываются сами собою, без его участия, или идут предустановленным порядком, и не мешающего обозрению целого случайными рассуждениями и пристрастными чувствованиями, например удивления, скорби, радости, гнева и т. п. Такое беспристрастное и холодное расположение духа естественным образом отсвечивается и в его поэме, которая никогда не потрясает, а равномерно занимает душу.

§ 174. Наконец, 3) хотя эпопея обрабатывает одно какое-либо значительное происшествие, которое представляет случившимся в истории народа или века, счастливого великими воспоминаниями, однако ж, принимая в себя все, что с сим происшествием соприкосновенно, являет, таким образом, целую картину народных дел и отношений, понятий и характеров, интересов и обычаев, – картину, которая как великому, так и малому дает место, цену и движение в соответственном кругу, согласуй последнее с видами первого, но подчиняя то и другое как средство непреложным (велениям всемощной судьбы или премудрого промысла, руководствующих и воспитывающих человечество для высокого, таинственного назначения. В этом смысле идеал эпопеи есть всемирная история.

§ 175. Очевидно, что поэзия тем более отдаляется от эпической, а) чем более предается определенному какому-либо, то есть одностороннему характеру, а именно: или набожному, с господствующим интересом мрачно-высокого, или рыцарскому, с господствующим интересом доблестного, или любовному, с господствующим интересом чувственно-усладительного, особенно б) тогда, когда набожный и влюбленный герой, соумышленник чувствительного и благонамеренного поэта, подвизается более в деле произвольного избрания и личных выгод, нежели в деле божьем, и притом, в) движась и действуя не в кругу общих и для всего человечества ясных видений, а на границе существенного, в царстве таинственных предчувствий, гаданий, привидений. Таковы поэмы романтические, коих и обыкновенное стихосложение – стансы – на разнообразном и странном сочетании рифм являют символ волшебного сцепления вещей и происшествий.

§ 176. Далее очевидно, что произведение эпической музы может существовать только однажды, а именно у такого народа, который по своему званию и назначению в истории человечества есть пластик. Сей народ – греки; их национальная эпопея – Гомер; посему Гомер – единственный поэт эпический.

§ 177. Живая видимость, беспристрастие или самоотвержение и всеобъемлемость суть существенные, умозрительные, нравственные чувственные совершенства эпопеи, тихой и величественной в своем течении, чудесной по своему содержанию. Само собою разумеется, что пружины сего чудесного употребляет она только там, а) где они правдоподобны и поддерживаются народным поверьем; б) где они благородны и соответствуют важности предмета и в) где без них развязка невозможна.

§ 178. Но сколько эпопея величественна и чудесна по своему духу, столько же проста и общевразумительна по языку, который, однако, не только предполагается способным к принятию всевозможных форм и оборотов, но и как язык поэзии, в (которой все члены, ближайшие и отдаленнейшие, проникнуты одним началом жизни, должен в самом способе стихосложения равномерным тактом, неистощимым разнообразием стоп и легкими переходами соответствовать спокойному и гармоническому размеру, равно как неопределенному объему и продолжительности эпопеи. Таков гекзаметр.

§ 179. Превращенная эпопея, которая сосредоточивает интерес в лице одного героя, и притом увлекающегося собственными своими причудами, тогда как он думает повиноваться горним силам, и потому служащего для них вечным посмешищем, называется комическою, чей характер и состоит в осмеянии и пародии.

§ 180. Сей род стихотворения а) может отличаться не чувственно совершенными и строго пластическими картинами, а только остроумными характерами; б) особенное свойство и расположение поэта оказывается здесь в совершенном произволе мыслей, который одевает предмет в несовместную с ним форму; в) употребляя с успехом и многие такие вещи, которые каждую эпопею совершенно подрывают, каков, например, весь снаряд аллегорических машин.

§ 181. Если в эпопее (древней, Гомеровой, пластической) превозмогают общие созерцания божественных вещей в ходе великих происшествий над частными или отдельными чувствованиями созерцающего, то и внутренние движения последнего могут брать верх над первыми. Это бывает в лирике, которая посему состоит в необходимом противоположении с эпопеей, содержась к ней, как внутреннее ко внешнему, как музыка к пластике, как особенное к общему.

§ 182. Имея дело не с многосложными предметами в том их виде, в каком они являются сами по себе, а только с простыми впечатлениями или настоящими состояниями, в которые приводится ими душа, лирика а) ограничивает себя, подобно музыке, ясным выражением чувствований и страстей поэта, но не всяких, а только б) чистых, занимательных и достойных человека, особенно же в) выражением чувствований души, возбужденной божественными идеями, при помощи коих она или с прискорбием сознает свое отпадение от бога и потерю родственных связей с небожителями (о которых живо еще воспоминает эпопея), или из сего состояния устремляется к желанному воссоединению, или, наконец, блаженство воссоединения действительно вкушает.

§ 183. Таким образом, лирика по своей природе уже наклоняется к мечтательному, и то, что она теряет со стороны видимости, беспристрастия и объема, выигрывает со стороны силы, несметных отношений и прелести для сердца, из которого непосредственно изливается и в которое прямо досягает, так что если поэзия эпическая есть всеозаряющий, ничем не возмущаемый, однообразный свет, то лирические стихотворения – цветы радужные, увеселяющие многоразличною игрою оттенков, то есть ограничений, получаемых чистою идеей от примеси к ней чего-то земного.

§ 184. Но многоразличные, даже живые, даже благородные чувствования и страсти сами по себе суть только эстетические материалы, которым гений дает цену изящных произведений поэзии там, а) где, по требованию истины, одушевляет ряд чувствований одною господствующею идеей, которая составляет определенный их характер или тон; б) где, по требованию доблестной и свободной деятельности, представляет оные более как общие чувствования идеального и совершенного человека, нежели как ограниченные чувствования своего отдельного лица, и, наконец, в) где, по требованию приятного, изливается в мелодических звуках слова, которые приближаются к пению и по сей причине сообразуются не столько с обыкновенными формами и законами языка, сколько с законами музыки.

§ 185. Поскольку возбужденные движения души могут выражаемы быть или непосредственно в минутном их жару, или посредственно, то есть при размышлении о прежде бывшем чувствовании либо при размышлении о каком-нибудь происшествии, то главнейшие виды лирической поэзии суть ода, элегия и романс, или баллада.

§ 186. Ода, как пение, вылетающее прямо из груди вдохновенного поэта, изображает действительные, в тоне и характере определенные исступления благородной души, глубоко и для того непродолжительно потрясаемой великостью идеального предмета, который находит она в религии, в человеческой жизни, в природе и который, напрягая силы ее чувствительности и фантазии, увольняет ее от обыкновенного и даже прочим лирическим стихотворениям общего течения мыслей, ощущений и речи. Оттого видения, мнимый беспорядок, смелый отрывистый язык и проч.

§ 187. Но и без судорожных исступлений можно ощущать живо. В сем состоянии происходят мелкие оды, то есть песни, которые не изливаются из глубины души, а тихо, так сказать, струятся на ее поверхности. Посему песни имеют три составные части; а) внутренние движения, возбуждаемые чем-либо прямо человеческим; б) простодушие и в) легкое, мелодическое течение.

§ 188. Элегия как тоскливое или веселое пение, возбужденное воспоминанием, относится своей поэзией к былым или минувшим страдательным состояниям души, которые охладели теперь до того, что мы можем уже представлять себе их в мыслях, не чувствуя дальних потрясений и, например, хотя со слезами еще на глазах, но уже с расцветающею на устах улыбкою воспевать блага, которых лишаемся. Где же чувствование удерживается в сознании до того, что стихотворец дает об нем одно только суждение, там элегия переходит в лирический момент души, кратко и сильно ею выражаемый, то есть в эпиграмму, которая потому может принимать все формы, так что ее употребление на сатиру, надпись и проч. совершенно случайное.

§ 189. Романтическая элегия, в которой внутреннее состояние души выражается не прямо, а именно по поводу какой-либо истории или приключения, есть романс, или баллада, – стихотворение, которое по причине господствующих в нем особенных чувствований поэта имеет значение лирическое, по причине игривого движения – музыкальное, а по причине простонародного рассказа, часто чудесного – эпическое, являя на себе, таким образом, высочайший идеал песнопения в романтике, то есть идеал песни, возвышенной до эпопеи.

§ 190. В противоположность и сей лирике, которая показывает нам поэта в живых чувствованиях его бытия, и этой эпопее, которая повествует о великом, многосложном действии, происшедшем в истории народа или человечества при участии горних сил и высшей необходимости вещей, в драме видим отдельное деяние с его побудительными причинами и переменами, постепенно раскрываемое, то есть перед нашими глазами совершаемое свободным лицом в его борении с общим порядком вещей или со враждебным духом целого. Посему господствующий здесь интерес есть интерес человеческой доблести, подобно как в лирике – натурального приятства, а в эпопее – выспренности божественных истин.

§ 191. И в драме, точно так как в эпопее, встречаемся с самоотвержением поэта, ибо как здесь, так равно и там собственное лицо его невидимо. Но сей поэт изливает все богатство души своей в душу вводимых им представителей действия, кои, непосредственно сносясь между собою, то есть беседуя, открывают свою волю, свои помыслы и состояния. Почему форма драматического действия в поэзии есть не только разговор, но и разговор такой, который в противоположность эпическому, замедляющему ход, вместе с действием быстро идет к своей цели, допуская отрывистые и сильные саморазглагольствия только в краткие минуты беспокойного раскрытия страсти.

§ 192. Если драма в живой картине представляет определенное деяние, совершаемое свободным лицом, с преодолением враждебных обстоятельств, то красота драматических произведений зависит а) от свойства действия, б) от характера лиц, в) от узлов и развязок.

§ 193. Драматическое действие удовлетворительно для разумения, когда то, что случается, натуральным и необходимым образом происходит из предыдущих причин или предполагаемых условий, то есть из характера и положения лиц. Оно удовлетворительно и для нравственных потребностей, когда занимательно по отношению к какой-либо стороне жизни, а равно и к какой-либо достойной человечества идее, и может содержать сердце в непрерывном напряжении и ожидании. Оно удовлетворительно и для чувств, когда представляет стройное, определенное со всех сторон целое, которое, раскрывая все перемены с известного пункта до известной цели в непрерывном и ясном последовании, то есть будучи единым по содержанию или по предположению поэта, сохраняет по возможности сие единство и в отношении к своему историческому костюму, месту и времени, дабы в противном случае интерес не был разделен и нарушен.

§ 194. Такое же согласие и с общими законами человеческой природы и с особенными обстоятельствами, положениями и назначениями лиц как представителей действия, разумеется, и относительно к их характеру, который необходимо выдерживает везде решительное, единообразное направление воли, доброй или злой, рассудительной или неразумной, но всегда упорной, и которого бесправие находит свою границу только в явном безобразии. Но и характер идеальный должен в данных обстоятельствах раскрываться сам собою, и притом не в рассуждениях, или речах, а в живом приложении или на деле. Это понятно уже, с одной стороны, из общего искусства закона видимости, с другой – из самого значения драмы.

§ 195. Наконец, из препятствий, какие характер действующего отдельного лица всегда встречает со стороны целого, происходят узлы, а из устранения препятствий – развязки. Что касается до сих моментов драмы, то многосложная запутанность узлов, имеющая интерес для одного разумения, и притом интерес софизмов, не только тяготит чувства и воображение, но и ведет поэта к отчаянным и насильственным развязкам, которым надлежало бы, по поэтическому предопределению, беспрепятственно вытекать из главного действия, из характера лиц и их отношений.

§ 196. Но все вымыслы поэзии как идеального искусства доставляют душе полные и живейшие наслаждения, когда осуществляются в возможно чувственных явлениях слышимого и видимого мира. Так эпические видения, по себе внутренние, осуществляются ваятелем и живописцем в статуях и картинах, то есть внешних видениях, а лирические идеалы – музыкальным виртуозом не только в песнопениях, но и в плясках. Все роды идеального искусства стремятся к соответственным натуральным, в которых и находят, как в крайних границах, совершенное успокоение.

§ 197. Таким образом, драма, обрабатывающая деяние, обрабатывает и составные части его, то есть умопредставление цели, для коей предпринимается, и чувствования, коими оживляется. Почему относительно к эпопее и лирике драма есть органическая их целость, по коей и в ряду натуральных искусств тяготеет, так сказать, к соответственному или однородному искусству актера. Но в руках актера драма превращается уже в зрелище и получает ограничения, первоначально ей чуждые. Вот почему она как зрелище спешит показать действие в его начале, затруднениях и окончании (акты), устраняя все, что есть несущественного и излишнего в чертах характера, в разговорах, положениях; вот почему соразмеряет время, в которое совершилось или могло совершиться деяние, тому времени, и какое оно может быть представлено на сцене: вот почему строго придерживается единств места и времени, употребляет рассказы место действия и проч. – все для потребностей и прихотей зрения, в угодность которому отказывается даже от слова или речи (в пантомимных балетах).

§ 198. Господствующее в драме понятие есть борение одной воли с другими, отдельной с общею. Поскольку же вся жизнь чувственно-разумного существа состоит в беспрестанном борении с бесконечным либо конечным, с божественным либо земным началом вещей, – в борении свободы с необходимостью или судьбою и произвола со случаем, причудами и глупостями, то драма в первом виде есть трагедия, во втором – комедия; но сии две формы сливаются опять в древней сатирической драме и новой – чувствительной.

§ 199. Если трагедия в живом примере показывает человечески возможное, по идее важное, по отношениям интересное 1) действие свободной воли, как самостоятельной силы, укрепленной в добрых или злых помыслах не только против случайного стечения обстоятельств, но и против самой судьбы, дознанной из неисповедимом, таинственном ходе ее могущества и смотрения, то крепость 2) характера, решительно и с сознанием действующего в виду благ, которые герой ценит дороже жизни и не только в страданиях, но и в самом падении еще великого и почтенного, – разумеется сама собою.