Тиберий Гракх

Театр заревел.

– Слово подсудимым! – провозгласил глашатай, перекрывая шум. – Пусть ответят на наши обвинения, прежде чем мы вынесем приговор!

Лицо Мегаллиды исказилось злобной улыбкой. Дамофил сполз на колени, насколько позволяли веревки, и, полувися на руках, истошно завопил:

– Пощадите! Пощадите! Разве вы не были свободны? Я же не мешал вам грабить на дорогах!

По театру прошло движение. Раздались одиночные голоса: «Сохранить ему жизнь!», «Пощадить!», утонувшие в возмущенных криках толпы.

Неожиданно из передних рядов выбежал человек с волчьей шкурой на плечах. В правой руке он держал дротик. С силой метнул он его в Дамофила, и тот рухнул.

Все в театре вскочили со своих мест. Ахей закричал:

– Зачем ты это сделал, Ретаген?

Ибериец растерянно развел руками, желая сказать, что не смог удержать гнева.

– Ну что же, – проговорил Евн, – ты привел в исполнение приговор до того, как он был вынесен всенародно. Мегаллиду же я предлагаю передать для справедливого возмездия ее оставшимся в живых рабыням. Кто за это предложение?

Над театром взметнулся лес рук.

Евн сделал знак стоявшей внизу Хлое. Она и другие рабыни, устремившись к орхестре, схватили свою мучительницу и увели в темноту.

Собрание продолжалось до рассвета. Один за другим поднимались на сцену бывшие рабы и горячо говорили о царстве справедливости, об освобождении еще томящихся в неволе, о выборе царя.

Ретаген услышал сзади себя разговор:

– Евн заслужил быть нашим царем. Он ведь первый поднял нас на борьбу.

– Это верно. Но Евн не смыслит в военном деле, а царь должен быть полководцем, как Александр или Пирр.

– Вовсе не обязательно. У царя могут быть свои полководцы. Нет! Лишь Евн достоин управлять освобожденными рабами. Подумай, само имя его служит добрым предзнаменованием[17 - Евн означает «благочестивый».].