Девочка шла по тропинке, удерживая слезы. Мать обещала, что они будут время от времени возвращаться сюда из города. На два дня, а может, даже на три!
Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.
Лес сочувственно шумел над ее головой: куда же ты, девочка моя? Отчего ты меня бросаешь? Я дарил тебе золотые лютики, крестил тебя в ледяной купели озера, баюкал скрипучими песнями сосен. Ты знаешь, как пахнет свежевыпавший снег, читаешь заячьи следы и с закрытыми глазами находишь дорогу домой. Ты никогда не боялась меня. Что станет с тобой в городе, где повсюду мертвый камень? Твое место – здесь.
«Матушка обещала возвращаться хоть иногда!»
«Ты же знаешь, этого не случится».
Девочка на миг остановилась, вдруг поняв, что будет делать. «Попрошу бабушку, чтобы разрешила мне остаться с ней!»
Но что та ответит?
В деревне все убеждены, что старуха любит внучку без памяти, но иногда в ее взгляде мелькает что-то странное… Она присматривается к внучке, словно к чужой, и не разговаривает с ней.
«Готовить умею, – мысленно перечисляла девочка. – В доме прибраться, дров принести, печь затопить – все могу. Постирать, подушки взбить, матрасы перетрясти… Все-все-все буду делать!»
Она ускорила шаг. Да, надо убедить бабушку! Только не ныть. Они поговорят как взрослые.
Бабушке наверняка тоже невесело оставаться одной!
Возле самой опушки ей показалось, что в кустах кто-то прячется. Ветка качнулась, и трава примята.
– Эй! Кто здесь?
Тишина.
У калитки обернулась. Нет, никого. Показалось…
Бабушка сидела в кресле. При виде внучки она отложила вязание, и грустная улыбка скользнула по ее губам.
Все мысли о «взрослом» разговоре вылетели из девочкиной головы. Она упала перед старухой на колени и горько зарыдала.
– Не нужно плакать, дитя мое. – Голос мягкий, но отчужденный. – Ты уезжаешь не навсегда.
– Б-бабушка… – девочка заикалась от рыданий. – Умоляю, разреши мне остаться!
– Что?
– Пожалуйста! Не прогоняй меня! Я научусь печь такие же пирожки, как мама! А сама ни одного не съем, богом клянусь, пусть у меня рука отвалится, если откушу хоть кусочек!
Ей послышалось, что бабушка назвала имя отчима.
– Она будет с ним счастлива! – всхлипнула девочка. – А я с ними – несчастна! Мое место здесь!
Она подняла заплаканное лицо к старухе.
Но что это? Бабушка улыбается? Смеется над ней, в такую минуту?!
– Не поеду! – выкрикнула девочка отчаянно. – Ни за что! Вы меня не заставите! В трактир наймусь, полы буду мыть… Я… Я…
Она уткнулась в подол и заревела. Кому она нужна в трактире!
Зашуршали юбки, скрипнуло кресло, и теплые руки с силой обняли ее.
– Чш-ш, дитя мое. Вытри слезы и посмотри на меня.
Бабушка встала. Девочка, шмыгая, следила за ней.
– Ты никогда не спрашивала меня про шапочку, – задумчиво сказала старуха.
– Я думала, это что-то вроде оберега. Ты ведь сама связала ее.
– Оберега? – Бабушка усмехнулась. – Пожалуй. Но отныне этот оберег тебе не понадобится.
Девочка недоуменно уставилась на нее.
– Настала пора мне кое-что тебе показать… – сказала старуха и выпрямилась во весь рост.
Лесоруб заметил девчонку еще на поляне. Еще бы не заметить, когда шапка видна издалека. Таскает ее круглый год, и зимой и летом. Говорят, всему виной чокнутая бабка. Пригрозила родной дочери, что лишит наследства, если малышка хоть раз окажется в лесу без этой красной штуковины на голове.
Он следил из-за кустов за девчонкой. Вылитая бабка в молодости! Родная дочь и та меньше похожа на старуху.
Ох и запах из корзины! Не то что живот, челюсть свело от голода, у него ведь с утра крошки во рту не было. А солнце клонится к закату. Если бы не боялся гнева старухи, отобрал бы корзинку у малютки – вот и ужин.
Он дождался, пока девчонка скроется в доме, и торопливо подбежал к окну, пригибаясь. Кажется, не заметили… Перегнуться через подоконник, схватить корзинку…
– Бабушка, почему у тебя такие большие глаза? – донесся до него писклявый голосок девчонки.
Большие, скажет тоже! Обычные старушечьи глазенки, узенькие, припухшие. Только цвет странный, желтоватый.
– Чтобы лучше видеть!
Услышав голос бабки, дровосек вздрогнул от неожиданности. Сиплый, страшный, как рычание.
– Бабушка, а почему у тебя такие большие уши?
– Чтобы лучше слышать, – так же хрипло ответили ей.
Дровосек осторожно заглянул в приоткрытое окно. От увиденного волосы на его голове встали дыбом. Матерь божья…
– Бабушка, а почему у тебя такие большие зубы?
Раздался глуховатый лающий смех, от которого дровосека бросило в ледяной пот. Святые угодники, спасите и сохраните!
– Да уж не для того, чтобы пирожки жевать!
Что-то ударилось об пол, послышался хруст, стон, и вдруг девочка завизжала – высоко, на одной ноте. Дровосек обхватил голову руками и съежился под окном. Бежать бы, но он не мог даже пошевелиться.