Девчонки склонились над уловом. Илария отошла в сторону, ожидая ответа.
– Тут один ещё шевелится и ртом воздух хватает, бедненький! – сердобольно прикусила губу Алёнка.
– Это мой! Это я последнего словил! – похвалился Виталька.
– Ты? Опять ты! Что же ты за человек такой!
Илария вклинилась в толпу подруг, схватила задыхающегося окуня и, положив его в подол футболки, стремглав побежала к реке. За ней – Анфиса, за ними – Алекс и я.
Убегая, я услышал протестующего Витальку:
– Слышали? Уже и рыбачить нельзя?! Всего одного и поймал-то.
Девчонки бежали не оглядываясь, притормозили только на спуске. Мы почти их догнали.
– Лара, послушай, нельзя отпускать окуня сразу! – предостерёг Алекс. – Сначала его нужно реанимировать! Подожди! Я знаю, как!
Добежав до воды, Илария остановилась.
– Как? – в слезах обернулась она к Алексу. – Ну, говори же, что делать! Я не хочу, чтобы он умирал!
Алекс хмыкнул, бессильно пожав плечами:
– Будто я хочу!
Но тут, видимо, студент вспомнил, что он будущий врач, и заговорил твёрдым спокойным голосом:
– Для начала нужно уйти в тень. Там вода прохладней и кислорода в ней больше.
Алекс указал на густую иву, растущую на самом краю пляжа, и мы вчетвером побежали туда.
На ходу небрежно скинув шлёпанцы в разные стороны, Илария вошла по колено в воду.
– Что дальше?
– Теперь, если окуня отпустить сразу в воду, он завалится на бок или перевернётся животом вверх. Сам уравновеситься не сможет. Поэтому, погрузи его в воду и держи спиной строго вверх, животом – вниз. Пока всё. Давление в плавательном пузыре постепенно выравняется. Но держать придётся долго: может, полчаса, может, больше. Я тебя сменю.
– Мы тоже будем сменять, – сказала Анфиса, садясь на песок.
– А как мы узнаем, что уже помогло? – спросил я, присаживаясь рядом.
– Когда рыба раздышится, сразу начнёт активно двигаться.
Время шло. В томительной тишине Илария заступила на дежурство во второй раз.
И вдруг мы услышали:
– Окунь задвигался! Он тыкается в ладони!
– Ура! – подскочили мы с Анфисой.
– Фу ты! – обмяк Алекс. – А я уже придумывал, как буду тебя успокаивать, если номер с реанимацией не прокатит.
– Он скользкий – держать трудно! Можно уже выпускать? – обернулась счастливая Илария.
– Выпускай, что тебе мешает?
– Ну, ты же ещё не разрешил!
– А-а-а, тебе нужна выписка врача? Ну что же, подписываю! – Алекс изобразил в воздухе размашистый росчерк.
– Стойте! – закричал я, включая камеру. – Пусть в фильме будет хотя бы один душещипательный момент для бабушек и мам.
Я тихо подошёл к Иларии, встал, низко склоняясь над водой.
Но тут Алекс почему-то затрясся от еле сдерживаемого смеха.
– Ну, что там у тебя? – спросил я с досадой.
– Извините, ребята. Не могу сдержаться. Просто всё это так похоже на сцену прощания в "Титанике". Джек и Роза… Илария и окунь…– едва проговорил Алекс, и его плечи снова затряслись.
Илария, повернув голову, укоризненно прошипела:
– Убью тебя! Анфиса, твои руки свободны? Дай-ка ему пока хотя бы по шее!
Затем, медленно открывая сложенные лодочкой ладони, она ещё раз погрузила их в глубину. Окунь юркнул вперёд – только его и видели.
Илария погрустнела.
– Что, не сказал «спасибо»? – улыбнулся Алекс. – Зато будет жить. А ты можешь записать в свою карму маленький плюсик за спасённую жизнь. Вообще, это была малошансовая операция.
Мы побрели по песку, не обуваясь, по щиколотки утопая в горячем песке.
– Ты учиться на художника хочешь? – спросил Алекс.
– Ну, да! – кивнула Илария.
– Жаль, а могла бы лечить животных.
– Нет, не смогла бы. Я бы всякий раз рыдала и умирала вместе с ними.
– Это сейчас. А после универа ты станешь сильной и всезнающей. Ветврач Илария Ларина.
– Нет. Мама говорит, что я очень впечатлительная. А это не для медицинской профессии.
Когда мы вернулись в лагерь, все дружно играли в футбол, на кухне суетились Семён и Володя.
Лариса Леонардовна обняла Иларию и Анфису за плечи и приветливо сказала: