Оценить:
 Рейтинг: 0

Чертеж Ньютона

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
2 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Нет.

– Следуйте за мной, – он кивнул и остался сидеть, держа руки на руле.

Пробираясь переулками, мы подъехали к арочно-ажурному сооружению шахтного подъемника, у которого светились окна большого, обнесенного свайной галереей дома. Белый пикап тут же укатил. Мне открыла женщина лет сорока, в блузке и юбке в пол. Она проводила меня в гостиную, где за столом, застеленном белой скатертью, сидел седой, неприятно гладкокожий мужчина с аккуратными бакенбардами.

– Вы Стивен?

– Нет. Меня зовут Мартин, – мужчина поднял брови. – Стивен в отлучке. Что привело вас сюда?

– Я ищу Викторию Бельскую. Это русская женщина, она работала здесь, на шахте.

– Она заболела, – нахмурил брови Мартин. – Серьезно заболела. Виктория получила прощение, за ней приехали сестры и вместе со Стивеном забрали ее в Юту.

– Прощение?

– Она грешница, – развел руками Мартин.

– Мы все грешники, – сказал я.

– Грех греху рознь, – твердо сказал Мартин.

– Я муж дочери Виктории. Мне нужен ее адрес.

– А мне нужны ваши документы.

Я достал паспорт, водительские права, протянул Мартину, тот вышел вместе с ними в другую комнату и закрыл за собой дверь. Минут через пять вернулся, отдал документы.

– Вы верите в Бога? – спросил Мартин.

– Да.

– Тогда возьмите. – Мартин придвинул по столу белую книжицу.

– То есть я хотел сказать, что… я агностик. Но я признаю, что в мироздании есть явления непостижимые.

– Непостижимее Бога?

– Наука очень сложна, вот что я имею в виду. Сложнее разума.

– Тогда тем более возьмите.

Я машинально взял и перелистал.

– Спасибо. А адрес? Адрес Виктории в Юте?

Мартин протянул визитную карточку. На ней значилось: Steven P. Hinckley, 623 Stevenson Road, Chinook Cliff, Utah.

– А телефон? Телефон там есть?

– На обороте.

Провожала меня уже другая женщина, значительно моложе первой, одетая во все серое.

Глава 3

Леди в красном

«Эквинокс» завелся со второго раза; ничего вроде особенного, с какой железкой не бывает, но я запаниковал. Теперь нужно было найти гостиницу, доложить жене и выспаться перед дорогой.

И хотя Тонопа была дырой даже в этой пустыне, но и тут перед стойкой оказалась очередь: пожилая полная дама, то и дело переговариваясь со старушкой-портье, заполняла гостевой бланк, а я пока рассматривал облезлое чучело гризли, стоявшее с разинутой пастью сбоку от стойки. Я покашлял и улыбнулся, тогда портье обратила ко мне свою увенчанную фиолетовой сединой аккуратную голову и ласково кивнула: «Одну минуту, юноша!».

Комнату я нашел, едва справившись с допотопным лифтом, решетка которого, собираясь гармошкой, сцапала меня за рукав. Это была первая гостиница в моей жизни, где на двери номера имелась надпись, обведенная красной рамкой: «Держите дверь на цепочке, не открывайте незнакомцам!» Номер был увешан старыми фотографиями: рудокопы в группах и по отдельности, Джек Демпси на ринге с поднятой рефери рукой, старт ракеты, густой смерч, надвигающийся юлой на Тонопу с соседней горы, семейные портреты достопочтенных граждан в белых рубашках и с обугленными солнцем лицами, портрет милой девушки с пышной, по моде начала века прической. Та же фотография на буклете, подобранном с тумбочки, согласно которому здесь, в Mizpah Hotel, родилась легенда о Леди в красном. На тумбочке я нашел также путеводитель для охотников за привидениями, где были перечислены многие места по всей стране, подобные этому отелю, – и кладбища, и руины, и старые усадьбы. Среди прочего мне запомнилась одна проселочная дорога в Алабаме, на которой после захода солнца, едва натянет на луга туману, появляются призраки когда-то, во время войны Юга и Севера, умерших от горя женщин: мать и дочь, не дождавшиеся отца и жениха, погибших в боях, каждый день выходили на эту дорогу, поджидая повозку почтальона; выходят они и сейчас.

Как сообщал путеводитель, отель потому носит древнееврейское название («mizpah» – наблюдательный пункт), что первыми поселенцами здесь были девкалионы, которые, как и народ Завета, перво-наперво на новом месте обзаводились смотровой вышкой, откуда удобно было наблюдать за окрестностями. Отель превзошел высотой эту каланчу и стал особой достопримечательностью, где будущий чемпион мира в среднем весе Джек Демпси тренировался на подвыпивших рудокопах, а на верхнем этаже была застрелена восемнадцатилетняя Элизабет Несбит, одна из ночных бабочек. Убийство совершено было Стэном Доу, который заявил присяжным, будто он поступил так из ревности, обнаружив, что в тот злосчастный вечер Элизабет не дождалась его и приняла постояльца отеля, наладчика шахтного оборудования из Лас-Вегаса. Стэн Доу утверждал, что намерен был жениться на Элизабет, и не понимал, что делает, в результате чего избежал смерти на электрическом стуле и был отправлен в лечебницу. А призрак его невесты с тех пор время от времени можно видеть и слышать. Но чаще слышать – из толщи стен и воздуховода доносится женский плач. Случается, Элизабет Несбит является в конце коридора в своем любимом красном платье, а иногда проникает в номер и ложится рядом с гостем на постель. Наутро постоялец на прикроватной тумбочке находит свидетельство – серебряную сережку, одну из пары, что была подарена Элизабет в день помолвки Стэном Доу.

После душа я едва нашел в себе силы одеться, спуститься вниз, где в пустом ресторане съел стейк и сел за стойку выпить пива. Бар был совмещен с казино; в допотопной кассе восседала девица, торговавшая фишками, в черных кружевах и в шляпке с вуалью; проходя к стойке, я наклонился получше разглядеть ее, но отшатнулся, поразившись мертвым глазам манекена.

Тут за стойку села парочка сухопарых супругов, заказавших по миске салата и стакану молока. Заунывно поглощая все это, они разглядывали по очереди карту и перелистывали уже знакомую мне книгу с черно-желтой обложкой «Привидения для чайников», от которой я теперь не мог оторвать взгляда, чем вызвал беспокойство мужчины лет пятидесяти, в клетчатой рубашке, чопорно поджавшего губы и переложившего книгу поближе к жене.

Перед сном я взял с тумбочки брошюру, полученную от девкалиона Мартина, но скоро отложил, включил телефон и набрал номер жены. Глухо. Позвонил на домашний, с каждым гудком замирая, но с тем же успехом. Послал смс: «Кота перевезли обратно в Юту. Завтра выезжаю в Роквилль», – и поторопился выключить телефон.

Я уже не отличал явь от сновидения; уже плыли передо мной чужие планеты, собираясь в чашу галактического амфитеатра, – небольшие, занятые величавыми старцами, стоящими, как римляне в сенате, в длиннополых бело-пурпурных одеждах, а за их спинами на каждой планете трудились в садах нагие девичьи тела, проглядывавшие в зелени, как апельсины в листве, – и тут сквозь сон я услышал топот, будто кто-то громыхал по подмосткам, выбегая на сцену, потом крик, еще раз пронзительно закричала женщина, раздалась ругань и после плач, сначала навзрыд, затем кто-то заскулил. Я не собирался выходить, но вдруг что-то подняло меня, и я приблизился к двери. Ничего не разобрав, я снова лег, опять вскочил и все-таки оделся, открыл дверь, прошел по коридору и поднялся на один пролет к чердачному этажу. На ступеньке, обхватив колени, сидела худенькая девушка в красном старомодном платье, плечи ее вздрагивали от рыданий. Она взглянула на меня, и я увидел пьяные слезы, зареванное личико, размазанную по щекам тушь. «Вы в порядке? Что случилось?» Она кивнула, залепетала: «Я повздорила со Стэном, он чуть не придушил меня, ударил, вот так, вот так», – взмахнула кулачком, и дальше ее было не остановить. Я присел на корточки, чтобы убедиться в ее физическом существовании – Элизабет, хрупкой девочки, сегодня днем ринувшейся наперерез «Эквиноксу».

В это мгновение я снова испытал редкое чувство – возбуждение исследователя, столкнувшегося с тайной открытия. Впервые со мной это произошло на Памире, летом между первым и вторым курсом, на летней практике, на высоте четырех с половиной километров. Тогда, укладывая вместе с однокурсником Гошей Серебряковым тонкие свинцовые листы на кассеты с фотоэмульсионными пленками, я услышал памирскую легенду о верхних людях. В те времена на такой высоте в приграничной глухомани воровать свинец было некому, но все равно по протоколу к складированным его запасам был приставлен вечный сторож, местный житель Рахим, лет тридцати пяти, без переднего зуба, но со стальной фиксой на клыке. Обычно он сидел неподалеку от нас на корточках и держал в одной руке карандаш, а в другой бухгалтерскую книгу, в которой ставил галочку после того, как мы поднимали из стопки лист, вносили в ангар и укладывали в реперную рамку из дюралевого уголка. Рахим скучал и на перекуре травил нам байки из своей жизни в стройбате, а служил он в Подмосковье и этим был горд не менее, чем тем, что в данный момент ассистировал столичным студентам в их необъяснимом деле. Рахим любил описывать себя в самоволке: он весь озарялся мечтательным воодушевлением, вскакивал на камень, расправлял плечи, сдвигал на затылок воображаемую пилотку и, обнажив под верхней губой фиксу, сплевывал и приговаривал, явно изображая кого-то, кто когда-то вызывал в нем восхищение: «Милка, дай пива!»

Однажды беззаботный Рахим переменился в лице, упал на колени и стал истово кланяться и бормотать, косясь вверх и прикрывая затылок. «Что такое, Рахим?» – удивились мы. «Верхние люди прошли. Шесть человек, с оружием и собаками». – «Что за верхние люди? Чего перепугался?» – «Вам, городским, не понять. У нас, на Памире, есть нижний мир и есть верхний мир. В нижнем мы живем, то есть колхозы, совхозы, наши собаки, наши бараны, козы, машины. А как помрем, так часть из наших переселяется в мир верхний. Он почти прозрачный, а жители его ходят по воздуху. Иногда они приходят к нам и забирают скотину или живого человека уводят, если у них там не хватает рук для чего-то. Или девчонок замуж забрать могут. Некоторые возвращаются, а некоторые нет. Мать моя рассказывала: когда еще не замужем была, у них в ауле одна женщина жила, про которую говорили, что муж ее – из верхних. Никто из соседей к ней не заглядывал, боялись, да и она сама ни к кому не ходила; болтали про нее, что она спит на ходу, потому что ночью ей муж спать не дает». Я удивился: «Так получается, в ваших поверьях тот свет устроен подобно нашему миру, никаких отличий, просто туда мертвые переселяются вместе со своими пожитками?» – «Не все туда попадают, а может, мертвые совсем и не туда идут. Я тебе говорю – я вижу их: вдруг в воздухе засверкает, заблестит, будто вверху сойдутся много лезвий; их не видно, только когда поворачиваются, блестят». – «А какой они высоты?» – «Я знаю? Пять метров, шесть. И кони у них, как два слона». – «Так получается, когда верхние забирают живых, они их в великанов переделывают?» – «Зачем? Живые там у них в рабах ходят. Никто у нас про верхних ничего не знает, только боятся их, и всё. Кому охота раньше срока у верхних на снежных пастбищах рабствовать?». – «А где же они пасут своих коней? Им самим-то ведь тоже нужно чем-то питаться?» – «Они снегом питаются, а кони их лед лижут, как наши – соль. Живут верхние на неприступных вершинах, куда только альпинисты могут забраться. Говорят, перед тем как Сарыз затопило, они явились ночью в аул и всех жителей забрали к себе». – «А это что за история?» – «Землетрясение было, прорвало плотину на аул, теперь там озеро». – «А почему к себе взяли, а не спасли?» – «Зачем спасать, когда к себе забрать можно?»

Тогда история про верхний мир прозвучала для меня как объяснение недоступности горных вершин, издревле испытывавшей местных жителей. Никому из памирских жителей, хоть и привычных к высокогорью, ибо уродились здесь, не приходило в голову штурмовать горные вершины, чьи недостижимость и притягательность рождали мифологизированное к ним отношение, фольклорно выразившееся в легенде о верхнем мире и прозрачных его жителях-великанах. Но понемногу я начал различать иногда в массивных букетах заката слоистые структуры и граненые силуэты всадников, которые зарывались в кучевую сердцевину, пронизывали облака мерным галопом. Все то далекое студенческое лето я поглядывал вверх: не мелькнет ли где-нибудь блистание множества углов.

Я спустился в бар, заказал пива, пригубил бокал и понял, что Элизабет пахла только что скошенной травой. Сейчас она сидела, тихонько глядя перед собой, на свои положенные на стойку руки. «Повторить пиво, сэр?» – кивнул бармен, и я сообразил, что он не видит ее.

– Да, пожалуйста. И «Кровавую Мери» для моей девушки.

– Для вашей девушки. Она сейчас спустится?

– Да, для Девушки в красном. «Кровавая Мери» – это то, что ей нужно, – отвечал я.

Бармен не сразу улыбнулся:

– А, точно, это ваши такие специальные шутки. Никак не привыкну с тех пор, как мы открылись с этой новой фишкой про Леди в красном.

– Понимаю, – сказал я, – так что будьте уж добры, добавьте немного чили и края бокала обмажьте беконовой солью.

– Обижаете, сэр, у нас хоть и глушь, но я родом из Сан-Диего и порядки знаю.

– Тогда удвойте порцию в честь нашей дамы за мой счет, а мне еще стаканчик пива и текилы, – сказал человек с длинными, собранными в хвост волосами, взбираясь на высокий стул. – Вы тоже приехали поохотиться на Даму в красном?

– Я проездом.
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
2 из 6

Другие электронные книги автора Александр Викторович Иличевский

Другие аудиокниги автора Александр Викторович Иличевский