Осколки разбитой памяти

С новым годом!

– Дорогие друзья! До наступления Нового года осталось всего несколько секунд…

И кто только придумал эту традицию? Я смотрю на них, крепко держа фужер шампанского в руке, как и они. Но вот только на лицах друзей улыбки, в глазах огоньки. И я тоже улыбаюсь, но всем своим нутром испытываю лишь ненависть и грусть.

– Желаю всем здоровья, любви и счастья! Пусть рождаются дети, реализуются все добрые помыслы…

И каждый год одно и то же. Слова-то в эфирах глаголят верные, но знают ли они там, сверху, что происходит по другую сторону экранов?

– Пусть в каждом доме, в каждой нашей семье царят радость и согласие…

Мои пальцы побелели. Кажется, еще немного, и фужер бы не выдержал и рассыпался на мелкие осколки, как некогда и моя вера в семейную радость.

Начала боя курантов я не услышал. Реальность обрушилась на меня, словно я вынырнул из-под воды. Свист и визг друзей смешался со звяканьем посуды. Я присоединился к ним, протягивая свое шампанское, но мысли уносили меня все дальше и дальше назад, на двенадцать лет…

* * *

Холод пробирал до самых костей. Как бы сильно мне ни хотелось идти домой, перспектива задубеть тоже не слишком радовала. Праздник на главной площади поселка подошел к концу, но люди не спешили расходиться. Дети катались с большой деревянной горки, родители же нетерпеливо смотрели на часы, предвкушая скорую встречу с холодной водкой, игристым вином и тазами с оливье.

Среди них я был один, не похожий на других детей, но это не делало меня более примечательным – скорее наоборот, еще более незаметным. Но я этому был лишь рад. Обычно когда другие мальчишки меня замечали, они считали нужным отвесить подзатыльник или смеха ради разбить нос. Девчонок же это зрелище радовало не намного меньше. Поэтому сейчас, когда они были заняты праздником, я мог спокойно побыть среди людей и почувствовать себя простым ребенком.

– С годом змеи, малец! – кто-то осторожно хлопнул меня сзади по плечу.

Вздрогнув, я медленно оглянулся, невольно подумав, не получу ли снежком по лицу. Но все обошлось. Позади стоял дед мороз, держа в руке синий мешок. Ну, естественно, это был не добрый дедушка с северного полюса, а всего лишь какой-то мужичок, от которого разило свежим перегаром, но тем не менее он протягивал мне мандаринку.

Вытащив дрожащую руку из кармана, я взял угощение.

– Пусть этот год станет для тебя особенным! Что же ты без рукавичек? Простудишься.

Ничего не ответив, я побежал прочь, так как пара ребят из школы начали на меня коситься, о чем-то перешептываясь.

Отбежав подальше от праздника, я обернулся. Мои страхи оправдались – эти двое бежали за мной следом, словно гончие собаки, учуяв добычу.

Что есть сил я бросился в сторону дома. Что-что, но бегать за эти годы я прекрасно научился.

Со всех ног я несся через заснеженные дворы двухэтажек. Парни не могли меня догнать, но и не теряли из виду. Перебежав дорогу, я продолжил свой кросс по тротуару, вдоль частных домов. Ребята бежали следом, свистя и улюлюкая. Вот моя улица, я уже вижу свет в своем ветхом домике. Мне оставалось лишь повернуть к нему и влететь за ворота, но… на повороте меня занесло на скользкой дороге, и я кубарем повалился на землю. Удар был мягкий, так как территорию за оградой у нас никто не потрудился очистить от слоя снега.

Я только приподнялся, намереваясь вскочить, как первый из ребят с разбегу ударил меня ногой в грудь. Дыхание перехватило, и меня опрокинуло на спину. Я закрывал и открывал рот, как выброшенная на берег рыба, не в силах вдохнуть воздух. Но этого казалось им мало, они продолжили пинать меня, намереваясь попасть по ребрам.

Вскоре им это наскучило, и они оставили меня лежать в снегу, скручиваясь от боли. Сквозь слезы я увидел, как кто-то проходит мимо меня к дому.

– Отец… – кое-как выдавил я из себя.

Но меня не услышали. Или не захотели услышать.

Минут десять еще я приходил в себя. Наконец дышать стало легче, и я, шатаясь, поднялся на ватные ноги. По лицу текли слезы, перемешиваясь с кровью и соплями. Протерев лицо снегом, я, окончательно отморозив руки, побрел домой.

Уже в сенцах я услышал пьяный гул. Войдя, я застал своих маму и папу в компании еще двоих собутыльников. Новогодний праздник посетил и наш дом. Нет, они не наготовили горячих блюд и закусок, у нас дома праздник отмечался по-своему. Клубы дыма как туман стояли посреди комнаты, под ногами вались окурки и пустые чебурашки. Родители со своими гостями сидели за столом, разливая по стаканам дешевый самогон, который, должно быть, и нес мой отец, проходя мимо избитого сына.

– О, явился. Ты почему в таком виде? – заплетающим языком спросила мать, с трудом сфокусировав взгляд на мне.

Я, ничего не ответив, уже было прошел мимо них в сторону комнаты, когда отец схватил меня за локоть.

– Почему не отвечаешь матери, щенок?

– Отпусти! – посмотрев ему в глаза, сказал я.

– Серега, да пусть идет, наливай.

– Ебальник закрой, рыжий. Не видишь, я сына воспитываю.

Я силой вырвал руку, едва не повалив отца с фляги, на которой он сидел.

– Ты охуел? – вставая, зарычал отец. – Я тебя порву, сученок!

– Попробуй, – спокойно ответил я, без страха, сжимая кулаки.

Отец, опешив, замолчал, как и все присутствующее. Не знаю, что именно, но что-то в ту секунду изменилось. Обычно отец избивал меня даже за неправильный взгляд. А я в свою очередь жил в вечном страхе. Перед родителями. Перед другими ребятами. Но сегодня во мне что-то надломилось, словно те двое парней из школы разбили во мне чувство страха, пиная по ребрам. Больше я не стану терпеть унижений, ни от отца, ни от других.

И как ни странно, отец ничего не сказал, отведя взгляд в сторону, я же ушел в комнату, хлопнув дверью.

– Что ты варежку разинула? Весь в тебя выродок, – уже из-за двери кричал отец, переключившись на мать.

Подойдя к телевизору, я нажал на кнопку. Как раз начиналось новогоднее поздравление президента. У нас было тогда всего два телеканала – первый и второй. Поэтому особого выбора не было, что смотреть, поэтому повторя оставил первый, чтобы хоть немного перебить родительскую брань.

Мои мысли прервал грохот.

– …в эти мгновения каждый из нас думает о своих любимых близких…

– Ах, ты блядина драная! – кричал отец, закрепляя слова звонкими пощёчинами.

– Хочу пожелать вам того, чего обычно желают своим родственникам и друзьям…

– Чтоб ты сдох, козлина! – наконец ответила мать.

– Здоровья, мира, благополучия. И, конечно, удачи…

– Серега, осади. Ты че, брось перо. Серый!

– Счастья вам, с новым годом!

Послышался звон битой посуды вперемешку с криками родительских собутыльников.

Входная дверь открылась, после чего в доме повисла тишина, нарушаемая лишь боем курантов с телевизора.

Что происходило на улице, не было видно из-за запотевших окон, но слышались взрывы фейерверков и радостные крики соседей.

Я же, осторожно приоткрыв дверь, вышел, заглянув в кухню. Стол был перевернут, осколки посуды беспорядочно валялись на полу. Там же лежала моя мать, лицо, заляпанное в крови, одежда разодрана в клочья. Она лежала и смотрела стеклянными глазами на грязный потолок. Одна грудь вывалилась из изрезанного халата, поверх нее торчала деревянная рукоять кухонного ножа…

Этот новый год действительно изменил меня навсегда. Я ненавидел его всей душой и с тех пор отмечал этот дурацкий праздник либо на работе, либо за маской веселья среди друзей. И никто не знал, что случилось тогда, каким я был раньше. Но тот самый ненавистный новый год стал самым счастливым за всю мою жизнь…

Маленький секрет

– Я все докушала! Можно мне погулять? – отодвинув пустую тарелку, умоляюще смотря на мать, спросила Даша.

– Хорошо. Только чтобы даже близко не подходила к ограждениям. Они давно уже не забредали в наши края, но это не значит, что теперь мы в безопасности. Понимаешь? Если увидишь что-то подозрительное, сразу беги ко мне!

– Хорошо! – послушно ответила девочка и, показав язык младшему брату, который нехотя ковырял вилкой яичницу, побежала обуваться.

Эту прогулку она ждала с нетерпением, проснувшись задолго до рассвета. Вчера произошло очень важное событие, которое Даша решила пока сохранить в секрете.

Хлопнув дверью, она выбежала на улицу, едва не споткнувшись о рыжего кота, вальяжно развалившегося посреди веранды. Немного подумав, она вернулась и схватила его на руки.

– Пошли, Тема, ты будешь первый, кого я познакомлю со своим новым другом!

Хотя скорее, единственным другом. У Даши не было друзей, никогда. Это не потому, что она какой-то маленький фрик, не умеющий налаживать контакт с другими детьми. Нет, в свои девять лет она была очень общительной девочкой, иногда даже чересчур. Дело в другом. Даша никогда не видела других детей, кроме родного брата. Но ему все четыре года. Да и взрослых она знала мало. Родители и еще пятеро из их группы. Но им было некогда уделять ей слишком много внимания. Мама с другими женщинами следили за чистотой дома и огорода. Папа вместе с мужчинами днями пропадали на вылазках, добывая провизию для выживания, и дежурили, охраняя территорию. Вчера, правда, дядя Сережа не совсем справился со своей вахтой. Вместо того, чтобы сделать очередной обход, он здорово приложился к бутылке самогона собственного производства. За этим занятием он и провел весь день.

Даша же в это время, забравшись на бочку, стоящую возле двухметрового ограждения, ловко взобралась наверх и перемахнула через него, мягко приземлившись на траву.

Вот уже месяц, как она проделывала этот трюк. Свой двор девочка знала вдоль и поперек, но мир не ограничивался только им. Просто взрослые прятали его за железными воротами и бревенчатым ограждением. А он так манил… Оказавшись снаружи, она первым делом облазила заброшенные здания. Они были не такие, как их дом. Маленькие повалившееся избушки, заросшие деревьями и травой. Отец говорил, что раньше здесь были дачи – домики с садами и огородами, куда люди просто приезжали отдыхать летом. А сами жили в больших мегаполисах. Даша мечтала увидеть настоящий город.

Но еще больше она мечтала о друге, о том, кто всегда сможет уделить ей время, том, кто сможет ее выслушать. И вчера она встретила его.

– Доброе утро, Питер. Ты не сказал, как тебя зовут, поэтому я буду тебя так звать, в честь героя моей любимой сказки. Ты же не против? Вижу, что не против, только и делаешь, что хрипишь постоянно.

Даша, прижимая к себе кота, села прямо на край заброшенного колодца, свесив ноги вниз.

– Вот, держи, думаю, ты проголодался! Ну, ты чего, балбес, помнишь я вчера обещала тебе принести яблоко, ты же не возражал. Мама сама посадила эту яблоню в саду, они очень вкусные. А, как знаешь, скушаешь потом, главное… А все, поздно, ты наступил на него. Завтра принесу тебе что-нибудь другое. Ты же не умрешь с голоду? Хотя папа говорит, что ты давно мертвый уже и второй раз сам не умрешь. Нет, он, конечно, говорил не именно про тебя, я еще не рассказала о тебе. Понимаешь, мне запрещено выходить за ограду, я сбежала. Ты же меня не заложишь? Хотя точно не заложишь, ты не очень-то разговорчивый. Наверное, просто никто не учил тебя говорить, ничего, я принесу свой старый букварь, и мы с тобой позанимаемся. Уверена, тебе есть что рассказать. Откуда ты пришел, что видел. Ты был в настоящем городе? Дядя Сережа рассказывал, что люди жили в огромных зданиях, высота которых могла достигать чуть ли не до облаков. А других людей ты видел? Что было до катастрофы? Может, ты знаешь, что случилось с людьми? Мои родители не знают. Говорят, в один день все вокруг начали болеть и убивать друг друга. Хотя дядя Сережа рассказывал, что люди и раньше так поступали. Ради денег. Я видела эти деньги, зачем убивать ради каких-то дурацких фантиков? Он говорил, что на эти бумажки можно было покупать еду и жить в удовольствие. Но я этого так и не поняла. Мир же такой большой, почему просто всем не делились друг с другом? Дядя Сережа собирался рассказать что-то еще, но папа велел ему перестать забивать мне голову ерундой. А мне так интересно, может, потом ты мне расскажешь про то, как все было раньше? Так вот, про катастрофу. Папа говорит, что люди кусали других людей, и они становились такими же, злыми и кровожадными. Ты такой? Все тянешь свои сгнившие руки, поиграть хочешь или и вправду меня слопать? Думаю, поиграть, но все-таки посижу пока тут. Ты первый живой мертвец, которого я увидела. Родители говорят, что уже пара лет, как вас практически не осталось. Вы бродите по улицам и съедаете живых. А живые убивают вас. А после каждой зимы вас становится все меньше. Может, ты даже последний? Давай договоримся, я научу тебя говорить, и ты просто станешь обычным человеком и присоединишься к нашей группе? Опять шипишь? Что, хочешь с Темой поиграть? Ай, дурацкий кот, ну что ты вцепился? Питер хочет с тобой поиграть, я тебя дам подержать, не вырывайся. Вот, держи его. Питер, не целуй его, он блохастый! Что ты делаешь? Питер, как я его теперь домой отнесу? Ну ладно, пусть поспит немного. А когда он проснется, то станет таким же, как ты, верно? Ну что ж, ладно, у нас есть еще коты, этого оставь себе, вдвоем вам будет веселей в этом колодце, коты хорошие друзья. А мы с тобой друзья же, да? Ну, все пока, мне пора идти, а то потеряет мама… Ладно, приду завтра, да начнем учить буквы. Может быть, даже приведу брата. Если сможешь подружиться с Темой, подружишься и с ним. Ну все, пока!

Даша, помахав рукой, вприпрыжку побежала в сторону дома с одной лишь мыслью – наконец-то у нее есть настоящий друг. Молчаливый, но зато настоящий.

Настюша

Горсть хлебных крошек, взорвавшись фейерверком, осыпалась по асфальтированной дорожке набережной. Стая голодных птиц тут же набросилась на раннее угощение, нарушив тишину своим приветливым урчанием. Невысокий пожилой человек, протерев платком свои запотевшие очки, продолжил прогулку, удовлетворенно оглядываясь на довольных пернатых. В огромном, но напрочь прогнившем мире стало больше на несколько живых существ, довольных своей короткой жизнью. Незначительное событие, но хоть кому-то сегодня станет легче.

В столь ранний час дедушка совсем не рассчитывал встретить кого-то еще поблизости, поэтому был очень удивлен, разглядев очертания маленькой фигуры вдалеке. Кого именно он приметил, сказать было весьма сложно, учитывая, как подводит зрение в последнее время. Все же размен на седьмой десяток неумолимо дергает за звоночки, постоянно напоминая о себе. Борясь с тяжелой одышкой, он двигался вперед и по мере приближения к незнакомой фигуре осознал, что это всего лишь ребенок, а точнее, девочка лет шести. Это дедушка понял, приблизившись почти на два метра к ней. Самое странное, что никого из взрослых поблизости не наблюдалось, по крайней мере на расстоянии, при котором он мог что-либо разглядеть. Советское воспитание, а может, просто человеческая доброта не дали старику пройти мимо девочки, не удостоверившись, что она попросту не заблудилась среди улиц большого города.

Девчушка с кем-то громко разговаривала, это он понял сразу, благо слух более верно служил ему, нежели зрение. Во всяком случае, пока.

– …уверена, что они будут другими? – недоверчиво спрашивала она. – Но… Да.

Дедушка уж было решил, что ребенок разговаривает по телефону. В современном мире эти технологии осваиваются намного раньше, чем азы математики. Но девочка, как это делают большинство детей, красочно жестикулировала обеими руками, поэтому держать трубку телефона не могла. А в ушках не было наушников, поэтому телефонная беседа исключалась точно.

– А кто приглядывает за малышкой? – добродушным голосом спросил старик, осторожно приблизившись к ребенку, пытаясь выглядеть как можно дружелюбней.

– Сестра, – без заминки звонко ответила она, смотря на деда снизу вверх.

Девчушка была миленькая, но сердце старика подсказывало, что детство у ребенка протекает не совсем так, как оно должно быть в ее маленьком возрасте. Старая поношенная джинсовая курточка, явно не знающая, что такое стирка, была накинута на легкое, местами драное платьице, так же знавшее более благоприятные времена. На ногах же девочка носила простые резиновые тапочки. Засаленные, нестриженые волосы слегка развевало ветром. Дедушкиного зрения уже не хватило на то, чтобы определить их цвет. Но вот большие зеленые глаза не могли оставить кого-либо равнодушным. Слегка испуганные, но такие любознательные, все это вызвало прилив горькой жалости. Чем руководствуется господь, заставляя страдать такие маленькие души?

– И где твоя сестренка?

– Да рядом, – по-детски отмахнулась она. – И сестра говорит, что остатки хлебушка сделают день немного позитивней не только птичкам.

Старик вздрогнул. Не понятно, что его больше смутило – та легкость, с которой ребенок ненавязчиво попросил еды, или то, что хлеб лежал в непрозрачном пакете, и знать, что именно лежит в нем, девочка явно не могла. Но дрожащая рука уже протягивала корочку маленькой незнакомке.

– Спасибо, дедушка, – вежливо, уже с набитым хлебушком ртом ответила она.

– Деда Гена, если пожелаешь. Как крокодил.

– Какой крокодил?

– Ну, из мультика, про чебурашку. Ты же смотрела его?

Девочка безразлично пожала плечами, продолжая жевать.

– А я просто Настя, – представилась она, наспех проглотив угощение.

– Очень приятно, – улыбаясь, ответил старик. – Так расскажешь старику, что все-таки делаешь тут одна. Заблудилась?

– Да нет. С сестрой гуляю, пока у нас дома приберутся, – закатив глазки, ответила она.

Просто дурачится, решил старик, но продолжил разговор:

– А где твои родители?

Этот вопрос явно не понравился ей. Настя прекратила жевать и, повернувшись немного вправо, на что-то пристально посмотрела. Девочка простояла так около минуты, прежде чем разговор продолжился.

– Сестренка говорит, чтобы я все рассказала вам. Не знаю почему, но она так хочет.

– А что именно она велит тебе сказать? – решив подыграть, спросил деда Гена.

– А еще Мариночка передает вам привет.

– Марина, так зовут твою сестренку?

– Да нет же. Моя сестра – Катя. А Мариночка – ваша дочка.

Старик, пошатнувшись, схватился рукой за перила, перед которыми они стояли. В районе груди что-то больно кольнуло, подгоняя дыхание.

– Ты не можешь знать мою дочу, маленькая.

– А я и не знаю. Она пришла вместе с вами. Говорит вам выпить таблеточку, которая лежит в правом кармане.

Дедушка даже не заметил, как принял лекарство, не моргая смотря на ребенка.

– Пойдемте, присядем на лавочку. Мариночка говорит, вам нужно почаще сидеть, если не хотите опять слечь из-за спины.

Старик послушно следовал за ней, как завороженный. И не проронил ни слова дальше, слушая детский голосок, который хоть и неумело выставлял слова, но все же без заминок начал поведывать свою историю.

* * *

Неприятная смесь запахов из жареного лука, табака и сырой мерзости сопровождал маленькую девочку все-то время, что она была вынуждена проторчать в подъезде чужого дома. Она просто стояла, смотря вдаль перед собой сквозь паутинки трещин на грязном окне. Никто в целом мире не знал, что в это время творится внутри маленького разума, переплетаясь вереницей мыслей. Хмурное лицо ничего не выражало, во всяком случае, ничего наивно детского уж точно, скорее, что-то серьезное хранилось за этой маской маленького безразличия.

Громкие голоса парней, собравшихся пролетом выше, внезапно перекрыл более громкий, истеричный то ли крик, то ли визг какой-то женщины.

– Опять весь подъезд закоптили, козлы!

– Не хами, тетя.

– Щас участковый придет, похамит тебе, отброс малолетний.

До девочки донесся звук громкого эха от захлопнувшейся двери, а через пару минут – шептание и топот ребят. Видно, угроза с полицией уже была подкреплена печальным опытом.

Когда подростки проскочили мимо нее, Настюша даже не обернулась. Зато горло сковал приступ внезапного кашля, который не отпускал ее пару минут. Когда дыхание пришло в норму, Настя поспешила подняться на пятачок, еще недавно занятый парнями. Кумар дыма действительно стоял столбом, а в нос ударил запах жженных тряпок, словно ароматы, витавшие в подъезде раньше, вызвали мало неприятных чувств.

Подоконник был заставлен горшками с комнатными цветами. Хотя, скорее, их останками. Сухие растения давно осыпались на землю, вперемешку с окурками, кожурками семечек и прочим мусором. Помогая себе маленьким пальчиком, Настя отсчитала третий горшочек слева, после чего, пристав на цыпочки, обхватила его худенькими руками и, пыхтя, осторожно поставила на грязный пол. Далее выдернула торчащую из земли палочку и запустила в образовавшуюся ямку свою ручку.

Когда замок двери, возможно, той самой женщины, орущей на подростков, щелкнул, Настя уже сбегала по ступенькам вниз, вытирая грязные ладошки о платьице, что-то пряча в своем кармане.

* * *

Изредка некоторые прохожие смотрели вслед Настюше, она же, не оборачиваясь, продолжала свой путь. Она любила бывать на улице, дышать городским воздухом. Тут она находила спокойствие, которого так не хватало в стенах родного дома. Настя видела, как взрослые дяди и тети ездят на автомобилях, решают какие-то дела по мобильным телефонам. Отводят ее ровесников в школы, встречают из них. В общем, занимаются чем-то ненормальным, изо дня в день. Она просто не понимала, что есть вещи незнакомые ей, которые как раз и называются вполне естественными и нормальными. Может быть, дело было в том, что таких людей Настенька видела не так часто, как своих соседей из не совсем благополучного района? Те люди были скорее похожи на ее родителей. Вечно недовольные, воняющие потом, куревом, дешевым пойлом, а порой и мочой. Просто тени с синяками под глазами, худыми лицами, снующие по городу, решая какие-то свои пустые проблемы, порой тоже по телефонам, правда, не таким красивым, как у редких «странных людей».

Настя сбавила шаг, когда пятиэтажный дом, в котором она жила, появился на горизонте. Опаздывать было нельзя, но спешить точно не хотелось. Она неторопливо шла, любопытно озираясь по сторонам, словно в поиске чуда, но кроме грязной улицы вновь ничего нового не увидела. Еще и злополучный киоск подозрительных беляшей заставил маленький желудочек выдать урчание, которое не по силам издать даже Соньке, – кошке, живущей в подвале их дома.

Вздохнув, Настюша нехотя направилась к своему подъезду, по пути не забыв погладить ту самую Соню, которая как всегда развалилась в лучах солнца и лениво вычищала свою черную шерстку. Кошка благодарно потерлась о худые ножки девочки и продолжила свое нехитрое занятие. Оставив ее наедине с уколом легкой зависти, Настя вошла в подъезд, который встретил ее обстановкой не намного приветливей того, где она провела сегодня пол-утра.

Едва маленький кулачок коснулся родительской двери, как та моментально распахнулась. Можно было подумать, что любящие родители заждались своего чада, потеряли ее и теперь радостно примут в свои объятия. Так мог подумать кто угодно, только не Настя.

Мутные, некогда зеленые глаза с трудом сфокусировали свой взгляд на дочке. Исхудалое лицо, на котором скулы выпирали так сильно, словно были готовы порвать дряблую кожу, выдавило некое подобие улыбки. Однако темные просветы на некоторых местах, где у других людей зубы, точно не придавали ей голливудский оттенок. Женщина чувствовала себя неважно, она куталась в грязный халат, дрожа всем телом.