Долой будни и мелочевку! Долой придирки к выправке, нагоняи за превышение власти, кляузы «безвинно пострадавших от произвола», оправдательные рапорты, прокурорские проверки, ядовитые нотации Сциллы Харибдовны, чтоб она была здорова! Долой родное отделение, облупленные стены «обезьянника», унылые кабинеты и комнату психологической разгрузки, где на недавно обновленном лозунге «Пользуйся только своим сексатором!» кто-то опять приписал вверху: «Непрерывно». Наконец-то предложена настоящая работа: выслеживание опасных преступников, молниеносные операции по задержанию, решаемые на ходу хитрые головоломки, опьянение риском, быть может, работа, связанная с проникновением в подрывные организации и изуверские секты…
Одно мгновение Ольгой владел восторг, и Евгения Зинаидовна не могла его не заметить.
– Если надо, могу дать тебе время подумать. Но не очень долго. Скажем, до завтра. Годится?
– Прошу прощения, мэм… – Ольга почувствовала, что ее голос внезапно сел. – Я могу дать ответ прямо сейчас. К сожалению… к сожалению, я вынуждена отказаться.
Тонкие брови Евгении Зинаидовны удивленно поднялись, изломившись домиком, морщинки на лбу обозначилась резче.
– А мне говорили, что ты имеешь склонность как раз к оперативной работе… Выходит, это не так?
– Это так, мэм. – Ольга кашлянула, голос стал лучше. – Но я не могу.
– Почему?
– Меня дурно приняли бы здесь, и на меня дурно посмотрели бы там, если бы я приняла ваше предложение, мэм, – объяснила Ольга, не вдруг сообразив, что ответила цитатой. Тьфу. А кто виноват? Мама с ее надоевшим «гармоничным развитием личности ребенка» и тщательно подобранными дообновленческими книгами!
– Что ж, это уважительная причина, – молвила Евгения Зинаидовна. – То есть я хочу сказать, что она была бы уважительной, если бы наши ведомства не занимались по большому счету одним общим делом. Скажу более: сложившаяся к настоящему моменту обстановка столь критична, что малейшую попытку защиты узковедомственных интересов мы будем вынуждены карать беспощадно. Скажу еще более: есть самые серьезные основания полагать, что не сегодня завтра наши ведомства будут слиты в единую мощную и мобильную структуру, где ведущую роль предстоит играть кадрам Департамента. Соответствующее решение будет проведено через Ассамблею со дня на день…
А вот это уже точно было как мешком по голове, причем пыльным. Если госпожа полковник не лгала, а она, по-видимому, не лгала, случилось что-то из ряда вон, и даже не просто из ряда вон, а какой-то катаклизм мирового значения. Что у них там в Ассамблее – вулкан Кракатау проснулся? Или все разом впали в слабоумие? Уму ведь непостижимо…
Евгения Зинаидовна дружелюбно улыбнулась:
– Видишь, я не боюсь заранее говорить тебе о предстоящих преобразованиях. Я не верю, не убеждена – все это не те слова, – я просто знаю, что так и будет. Какой же тебе смысл оставаться в кадрах сугубо подчиненного подразделения, вдали от настоящих дел, так сказать, ехать на прицепе, а? Подумай. У нас ты принесешь больше пользы. Само собой разумеется, твоя работа будет по достоинству оценена. Такой шанс выпадает людям нечасто, уж ты мне поверь. Что ты скажешь о производстве в следующий чин и солидной прибавке к окладу? Это можно будет устроить уже в ближайшие дни, так сказать, авансом…
– Не люблю брать авансы, – Ольга покачала головой, – особенно когда не знаю сути дела. Прошу извинить меня.
– Суть дела… – Поморщившись, Евгения Зинаидовна побарабанила пальцами по крышке стола. – Суть дела можно выразить одним словом: скверно. Или двумя: крайне скверно. Везде, всюду. Очень серьезное положение. Ты ведь не дурочка и должна сама понимать: с бухты-барахты объединять Департамент федеральной безопасности и Министерство порядка никто не станет. Выводы делай сама. Более подробной информацией пока могут располагать только наши сотрудницы…
Пауза вышла весьма многозначительной.
– Жаль, что я не ваша сотрудница, мэм, – вздохнула Ольга. – Я могу идти?
– Еще нет. Если ты отказываешься у нас работать или еще не приняла решение, это дело твое. Во всяком случае оставляю тебе время до завтра – подумать. Предложение пока остается в силе. А сейчас я прошу тебя ответить на несколько частных вопросов… не напрягайся так, они не связаны с твоей профессией. Ты родилась в сто пятьдесят четвертом году, верно?
– Да, мэм.
– В августе сто шестьдесят третьего ты с мамой отдыхала у родственников в поселке Благостном близ Камышина. В конце того же месяца, уже в Москве, ты была помещена в детскую инфекционную больницу номер три. Что с тобой случилось?
– Краснуха, мэм. Я помню, как это было. Продержали три недели в больнице и все время что-то кололи, я ни сесть, ни лечь нормально не могла… Потом выпустили.
– Только краснуха? Тебе не говорили, что у тебя развился постинфекционный энцефалит? Нет? К счастью, он не оставил никаких последствий. Но меня интересует другое: недели примерно за две до твоей госпитализации у тебя начались обмороки, один раз к тебе даже вызывали врача. Если не ошибаюсь, из-за этих обмороков твоя мама благоразумно решила прервать отдых раньше намеченной даты, не так ли?.. С тобой все в порядке? Быть может, воды? Чаю? Кофе?..
– Не надо, мэм, – сказала Ольга. Ее колотило. – Я в порядке.
– Тогда продолжим. Насколько можно судить по медицинским документам, касающимся твоего детства, до того случая ты никогда не страдала внезапными обмороками и не имела к этому никакой склонности. Известно, что обмороки у здоровых детей случаются, как правило, в результате перенесенной психической травмы. Плюс ослабленный иммунитет, это как правило. Очень возможно, что твоя краснуха и твои обмороки были следствием одного и того же события, которое… Тебе плохо?
– Н-нет, мэм…
– На, выпей воды. Так вот, нас интересует… извини, что я касаюсь данной темы, я понимаю, как тебе тяжело, но нас интересует то, что в августе сто шестьдесят третьего года столь сильно напугало тебя, девятилетнюю. – Евгения Зинаидовна понизила голос, глядела сочувственно, уместно вздыхала. – Поверь, нас интересует только это. Если тебе тяжело вспоминать, у нас есть специальные щадящие методы…
Зубы Ольги стучали о стакан.
– Что ты скажешь о беседе под гипнозом? Так тебе будет гораздо легче. Единственное, что требуется – твое согласие. Надеюсь, ты не подозреваешь меня в попытке выудить у тебя служебную информацию?
– Н-нет, мэм…
Надо было собраться. Надо было как следует разозлиться на себя, и Ольга начала злиться. Поставила стакан на стол, умудрившись не расплескать остатки воды. Эй, туловище, чего одеревенело? А вы, руки? А ну, прекратить дрожать! А вы, зубы, можете пока поскрипеть немного, это я вам разрешаю, а стучать – нет! Соберись, рохля, на тебя смотрят. Грудь колесом, хвост пистолетом. Во-от таким! Кремневым, седельным.
– Гипноз не нужен, мэм, – сумела сказать Ольга и решительно помотала головой. – Я готова рассказать.
– Так что же тебя напугало?
– Близ того места, мэм, был подготовительный интернат для эксменов. В перелеске возле его забора я собирала грибы… мама иногда отпускала меня одну. Однажды мне показалось… м-м… показалось, что один эксмен-подросток телепортировал сквозь ограду. – Ольгу чуть было вновь не начало трясти, но она справилась. – Я убежала. Все это звучит нелепо, я понимаю. Наверное, мне просто напекло голову, вот и померещилась такая жуть. А может, кто-то из поселковых девчонок просто-напросто устроил глупую шутку. Переодеться и подгримироваться ведь нетрудно…
– Разумные гипотезы, – улыбнулась Евгения Зинаидовна. – Ну и на какой из них ты остановила свой выбор?
То ли улыбка подействовала, то ли дружеский тон, но Ольга почувствовала себя увереннее.
– Затрудняюсь ответить, мэм. Ведь это было так давно. Страх свой помню, это точно. Какой-то совершенно дикий страх. Ведь я видела… то есть мне показалось, будто я видела то, чего никак не может быть. Ну примерно как если бы вдруг ожил древний динозавр, сам собой выкопался из земли и погнался за мной. Я прибежала домой и спряталась в шкаф. А потом начались эти обмороки… Обе гипотезы хороши, мэм. Они хоть что-то объясняют. Ведь не могло же на самом деле быть телепортирующего эксмена, уж это-то ясно…
Но вместо подтверждения данного бесспорного тезиса Ольга услышала:
– Он был старше тебя?
– Простите, кто, мэм?
– Тот, кого ты увидела, Наяву или только в своем воображении – сейчас это не слишком важно.
– Кажется, старше, мэм. Более рослый, это точно.
– Когда ты заметила его, он был за оградой?
– Я не знаю, он это был или она, – заартачилась Ольга.
– Он – это объект, – пояснила Евгения Зинаидовна. – Слово мужского рода. Никаких половых признаков я в нем не подразумеваю и ни на чем тебя не ловлю. Успокойся и соберись. Итак, в первый момент объект находился за оградой?
– Да, мэм.
– Ты слышала хлопок воздуха при телепортации?
– Да, мэм.
– А какие грибы ты собирала – помнишь?
– М-м… пожалуй не вспомню, какие в тот раз, мэм. Тем более что корзинку я потеряла. Но в тот год было много белых, лисичек и поддубней, это я помню.
– Отлично. Теперь постарайся припомнить, во что ты была одета.