Как-то я уже отошёл (в виртуальном смысле) от желаний разбирать чьи-то вирши на предмет правильности написания текстов. Для себя я не извлекаю пользы в разборе чужих работ, а для разбираемого чьего-то авторского труда мой подобный труд просто может быть не нужным, не тем, чего он ожидает, а иногда и просто вредным для развития самого творца стихов. К чему он стремится сам, что считает хорошим, а что плохим, и к чему склоняется его творческая натура (может, и заблуждаясь) – не всегда можно понять. А сбить с толку развивающегося автора иногда легко. Потом он будет годами выруливать на свой путь.
В. Соколов – известный тихий лирик – говорил, что автор не тогда обретает свой стиль, когда понимает, как надо писать, а именно тогда, когда осознает, как не надо писать. И это осознание – для каждого своё. Свои мерки нужно найти, выражающие твоё я, приносящие поэтические результаты. Поэтому рекомендации сам я стараюсь давать осторожно.
И все-таки для некого упражнения мозга, для начала разговора
можно попробовать… И вот…
В далекие времена, о которых не все уже «нынешние» люди помнят, написал один автор метафору, прямо скажем заинтриговавшую меня на десятилетия. Писал поэт о любви и выразил свои чувства в такой метафоре как «трактор страсти»…
Глава 3. О торности дороги
Выражает критикесса недовольство таким вольным обращением с моим языком. Не следую я в тексте строгим нормам и правилам. А в свою защиту я привожу цитату из стихотворения (всё-таки у нас с ней состоялся обмен мнениями) великого и признанного автора, давно закончившего путь земной, написавшего: «Не церемонься с языком и торной не ходи дорогой». А критикесса заявляет: «мало ли кто что сказал»… (А кстати: кто это сказал? Знатоки, попытайтесь отгадать, и получите… ещё один плюс вашей эрудированности). И дальше, по моему разумению, должно бы было последовать от критика: «слушай сюда, что я говорю».
Да, наверное, критик мой не меньше, чем профессор. Всё разумеет он и возражение против его метОды анализа недопустимо. Я даже позавидовал, сам иногда литературно дебоширя: такой уверенности в собственной непогрешимости. Высоким самомнением мой критик обладает, хотя меня в грехах подобных обвиняет. Ну да, я все пытаюсь играть роль широко известного в узких кругах «эпатажника». Хотя стараюсь использовать свою эгоцентричность лишь как художественный приём. И ни в коем случае ради бессмысленного хвастовства.
Реплика в сторону. Я здесь с улыбкой вспоминаю одну значительную фигуру в русском авангарде. Давид Бурлюк был, кажется, таким неукротимо уверенным и дерзким человеком. Сам, может быть, и не создал великих творений, но одна только благодарность ему Маяковского многого стоит. Ходит байка про Бурлюка, что он, защищая какую-то свою диссертацию, в ходе полемики обозвал некоего профессора дураком. Не ведаю, что произошло между дискутирующими «знатоками», но, зная приверженность Бурлюка к новаторству, есть уверенность, что защищал он какую-нибудь свою новизну. А профессор, думается, вразумлял его, как нужно «делать» по принятым нормам и правилам… Можно представить эту «схватку». И не уверен, что выиграл, доказав свою правоту, Бурлюк… Но где теперь тот профессор? Даже имени его не осталось. А Бурлюку стоит памятник в Тамбовской области… Для меня сей факт говорит только о том: «торной не ходи дорогой». Это главное условие, чем отличается творец текстов от трясущихся над прописными истинами хранителями выдуманных, не всегда незыблемых (а иногда мешающих творчеству) законов. Оттого и столько в них исключений…
Глава 4. О правилах и законах
А вот еще один разбор такого четверостишия:
Я словно вижу их – там вдалеке, напротив,
и каждый кажется по-прежнему живой,
лишь из-за временнОго правила в природе
они нам сообщить не могут ничего.