Жизнь волшебника

Автор

Александр Гордеев

Жанр

Современная русская литература

Год написания книги

1985

<< 1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 172 >>

На страницу:

Перейти

83 из 172

Настройки чтения

Размер шрифта

Высота строк

Поля

только обе её груди с яркими коричневыми сосками, но даже живот и ноги. Она как ни в чём не

бывало рассказывает что-то о картах, о том, что именно там должно сходиться, но в голове Романа

66

уже не сходится ничего. Ситуация кажется настолько нереальной, что он и сам-то как будто

находится вне её: висит где-то под потолком и наблюдает сразу за обоими действующими лицами

этой не то комедии, не то трагедии. И куда же это его несёт? Не должно его к ней тянуть! Не

должно, потому что ему ненавидеть её надо. Так он, вроде бы, и ненавидит. Ненавидит, но

оставаться равнодушным к ней как к женщине не может. Тем более, что она, кажется, и сама не

хочет его равнодушия. Конечно, тут продолжается всё тот же торг – покупка его молчания. А может

быть, торг задуман и вовсе с большим допуском – позволить всё, а потом резко оттолкнуть. Что ж…

Пусть. Хотя, конечно, поступает она подло. Ведь она же предает Серёгу. Конечно, предаёт. «А я? И

я предаю. Но меньше… Первой предаёт она, становясь этим предательством недостойной Серёги.

А уж я-то хочу её недостойную, уже вроде как не принадлежащую Серёге пред небесами. Да, к ней

можно относиться лишь вот так низко, как я к ней и отношусь… И потом она узнает об этом… Я ей

всё потом выскажу».

Конечно, в путаном клубке его мыслей сплошные натяжки, но в целом-то, в целом разве всё это

не убедительно? Сейчас, когда перед глазами качается голая, лишь условно прикрытая грудь,

главное – не трезветь. Все это дойдёт потом, потом, после. Пусть даже тогда будет поздно и

придётся раскаяться. Хорошо, он согласен на раскаяние и на ненависть себя самого. Да, он умеет

думать наперёд и наперёд согласен ненавидеть себя. Потому что таких, как Элина, у него ещё не

было. Серёга говорил, что за ней, за еврейкой, глубокая культура. Может быть. Наверное, потому-

то в «Пыльных сетях» он таких не встречал и на объявление «молодому, одинокому человеку

требуется квартира» такие не откликаются.

С трудом осмелившись, Роман, наконец, опускает свою ладонь на её пальцы, замечая, как его

трясёт: никогда ещё их дружеская отстранённость и разговоры за чаем, по-забайкальски белёным

молоком, не нарушались даже мимолетным, случайным прикосновением. А теперь он касается её.

Касается жены друга! Однако о друге сейчас лучше не помнить…

Элина не сразу, а медленно и сосредоточенно высвобождает кисть руки, покорно и беспомощно

смотрит тёмными глазами (так она что же, и ресницы в ванной подкрасила!?). Потом, поднявшись,

идёт к дивану и совсем беззвучно опускается под одеяло. Он всё ещё отстало сидит, а она уже

лежит, сосредоточенно глядя в пустоту потолка. Роман шагает прямо по её пасьянсу, топча дам и

королей, садится рядом. Какие чужие здесь простыни и подушки! К чужому, конечно, не привыкать,

но в доме друга оно вдвойне чужое. Следующее движение даётся с трудом – оно сжигает столько

энергии, что ей можно разгрузить вагон. Роман протягивает руку и подрагивающими пальцами

проводит по её блестящим, чёрным волосам. Элина неподвижна. Так же неподвижно, горячо и

длинно само мгновение. Потрясает уже само молчание, от которого звенит незаполненная, жадная

на звуки тишина. Пожалуй, слышно лишь, как надломленно стонет вездесущая, неугомонная душа

– что ж ты делаешь-то со мной, подлец?! Роман склоняется над женой друга с шумом в голове,

словно погружаясь глубоко под воду. И – холод… Она такая томная и влекущая, но от неё наносит

холодом! Откуда он? От неё или из него самого? Похоже, это спасительное оттолкновение создаёт

его испуганная, отчаявшаяся душа. Только он воспринимает его как холод от женщины.

– Ой, а чего это ты? – вдруг совершенно трезво и удивлённо спрашивает Элина, открыв глаза и

словно лишь сейчас заметив сразу все его действия.

Если бы Романа вдруг что-то тюкнуло сзади по затылку, то это было бы понятней. Мгновенно,

катастрофически трезвея, он так и замирает в полунаклоне. Элина не сопротивляется, не

отворачивает головы, даже не отклоняет её, хотя лицо его висит так низко, что неудобно глазам.

Она просто сказала то, что сказала. И всё. Или не сказала? Или это послышалось? Или это он

придумал сам? На друга своего мужа, отчего-то пребывающего в своей странной позе, она смотрит

своими расчётливо подкрашенными карими глазами как на какой-то доисторический экспонат. . И

тут Романа бьёт немым, замораживающим внутренним громом! Он наполовину отстраняется от