Жизнь волшебника

Автор

Александр Гордеев

Жанр

Современная русская литература

Год написания книги

1985

<< 1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 172 >>

На страницу:

Перейти

74 из 172

Настройки чтения

Размер шрифта

Высота строк

Поля

отключусь». Но Зойка вдруг – тоже, очевидно, из последних своих сил – изображает какую-то

кокетливую неприступность, подталкивая и провоцируя действовать.

Потом, уже не помня и не понимая, вышло ли у них что-то с так называемым интимом, Роман не

понимает и того, спит он или не спит: пьяная бредь, как мазутная плёнка на воде, колышется

поверх сна, и он никак не может пронырнуть сквозь неё в освобождающее бездонье. А какой

тошнотворной реальностью прорезается всё это время невозможная духота тараканьего

инкубатора и мягкое женское тело, которое тягуче притекает и мокрым облегающим пластырем

липнет к нему, куда бы он ни уполз. Человека в этом теле, кажется, нет, а есть лишь тело, лишь

одно слепое, почти бесформенное, как тесто, тело. До самого рассвета Зойка, не зная его имени,

тянется губами к лицу и шепчет божественное, по мнению поэтов, слово «люблю», отдающее в

59

данном случае перекисшим «Агдамом». Что ей мерещится? С кем она, интересно, в своих,

возможно даже романтических сновидениях?

Наконец сквозь весь этот бред становится заметно, что за окном бледнеет, и что эта бледность

проступает с каким-то оптимистическим посверкиванием. Судя по всему, с божьего всевидящего

неба сыплется лёгкий, всепрощающий, целомудренный снежок. Хоть попудрить вас немного,

грешники и паразиты!

Приподнявшись на колени, Роман всовывает руки в рукава рубахи. Потом встаёт и, натягивая

брюки, задевает несколько бутылок, которые медленно валятся в этом кислом глицериново-густом

воздухе и как-то протяжно звенят. Одеваясь и морщась от головной боли, Роман автоматически

смотрит в почётные грамоты на стене. Фамилия и отчество у Зойки и впрямь узбекские, хотя в том

обличье, в котором она была в ресторане, национальность читалась смутно. Узнав из одной

грамоты, что работает Зойка бригадиром швей-мотористок, Роман даже с неким уважением

оглядывается на неё, но это уважение тут же отлетает прочь: в очень уж неприглядной позе

отдыхает бригадир швей-мотористок. Остаётся жалость – да кому она нужна такая: вкалывает и

всё пропивает. И, конечно, уже никакой надежды ни на семью, ни на путного мужика. Отчего

припёрлась она в Сибирь и в Читу? Каким сквозняком родной страны занесло её в наше солнечное

Забайкалье из куда более солнечного Узбекистана?

Утренний, чуть потеплевший воздух – смесь робкого снежка с копотью печных труб, наносимой

от сектора частных домов, – кажется нектаром и спасением. Как хорошо, что весь остальной мир

не топят той же неистовой Зойкиной батареей. Удивительно, что в этой духоте Роман умудрился

ещё и проспать, так что на работу приходится ехать в чём есть – во всём чистом, только изрядно

помятом. Чувствительную, воспалённую голову, жаром гудящую в прохладном воздухе, тупо ломит

похмелье. Но что творится в душе! Упасть до уровня таких Зоек – это уже всё… Вот тебе и

необыкновенное знакомство, вот тебе и женщина для душевного праздника! Чувств-паутинок,

видите ли, мальчику захотелось в самый искренний день. И Костик, идиот, сунул подарочек… Он

что же, свою пассию уступил, что ли? Уж не под боком ли таких «дам» он чувствует себя белым

человеком? Да что же это я делаю-то, а?! Да ведь я же – Справедливый! Разве для такого я

рождён? Вспомнив своё истинное имя, хочется грудь пошире расправить, почувствовав скрип

чистой накрахмаленной рубашки на плечах, да как-то не выходит это испытать. Это снежок под

ногами скрипит, а на плечах только груз липкого стыда.

– Что это ты помятый такой? – здороваясь, замечает бригадир, пожилой мужчина с землистым

лицом и пористой кожей. – Да и опаздываешь к тому же…

– День рождения отмечал, – оправдывается Роман.

– А, ну тогда понятно, – понимающе соглашается бригадир – тоже из своих, деревенских. – А

чей день рождения-то? Свой што ли?

– Свой, – признаётся Роман, чтобы посочувствовали и легче простили.

– Ну, тада пузырь с тебя.

И Романа едва не выворачивает от слова «пузырь».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ