Ушебти
Присутствующие подхватили шутливое настроение президента и, живо обмениваясь мнениями, вслед за ним стали покидать свои места. Александра взглянула на свою патронессу. Наталья Михайловна держалась абсолютно спокойно и улыбалась в ответ радушным жестам окружающих. Лишь по тому, как она кинулась сама собирать бумаги, разложенные перед ней на столе, Саша поняла, что та взволнована. Да, проект был нешуточным, и вопрос был не только в сумме. По договору в качестве оплаты сделки четыре магазина «Орхидеи», принадлежавшие Наталье Михайловне, переходили в собственность дочерней компании «Фламандской лилии», которую предполагалось в течение лета открыть в Москве. Все быстро прощались, отправляясь по делам.
– Дорогая Натали, примите и мои поздравления, – кареглазый молодой человек мягко пожал руку русскому гренадеру в строгом женском костюме.
– Спасибо, Ги.
– Мне бы очень хотелось реабилитироваться за свой вчерашний промах, – его английский звучал с небольшим французским акцентом. – Ничего не могу с собой поделать, когда вижу красивых женщин.
Дамы улыбнулись, вспоминая вчерашний ужин в ресторане. После многочасового заседания все чувствовали себя усталыми и готовы были откликнуться на любую шутку.
– На меня можете не рассчитывать, – Наталья Михайловна кокетливо стрельнула глазками. – Я уже обещала пообедать с Гертом.
– В таком случае, – он взглянул на помощницу русской бизнес-леди. – Может быть, Вы, Алекс, простите грешного и дадите мне последний шанс. Ради всех святых, будьте снисходительны и не отказывайте, мы ведь завтра станем компаньонами.
– Право, не знаю, – молодая женщина явно спрашивала разрешения у патронессы. – Мне еще нужно поработать с документами.
– Расслабься, девочка, – шефиня была настроена благодушно. – Нужно заботиться о компаньонах, – она оценивающе окинула взглядом кареглазого. – Мужчины так нуждаются в сострадании и заботе.
Вообще-то, Натали наметила этого красавчика в свои сопровождающие. Но, видно, у европейцев другие правила, и мальчик предназначен не ей. Жаль, она смогла бы проверить, каковы они на прочность, эти холеные бельгийцы. Когда после переговоров в России компаньоны устраивали «девичники» в сауне с мальчиками по вызову, она всегда выбирала себе какого-нибудь «резвого скакуна», чтобы снять напряжение. Этот шустрый парень ее вполне бы устроил, но ее жребий – Герт Ну что же, тогда поговорим о жизни за бокалом вина.
– Доверяю Вам мою умницу и скромницу, Ги, – полные, ярко накрашенные губы говорили одно, а в потускневших, некогда больших и нежных глазах читалось другое. – Надеюсь, в Бельгии джентльмены не хуже английских.
– Намного хуже, Натали, – в глазах кареглазого запрыгали чертики. – Если мы встречаем красивых женщин, то уже не можем думать ни о бизнесе, ни о политике. Нас можно брать голыми руками. И скажу Вам по секрету, некоторые этим пользуются. Дамы рассмеялись, а русский «гренадер» игриво погрозил шалуну. Впрочем, со стороны это выглядело не столь забавно – здоровенный кулак, размером почти с голову кареглазого, многозначительно покачался перед его носом. Но большое видится на расстоянии, поэтому у шутившей троицы нестроение не испортилось.
– С удовольствием проведу экскурсию по городу и покажу все достопримечательности, благо, Гент может соперничать и с Брюгге, и с Антверпеном, но начнем с набережной и моего любимого ресторанчика, – Ги умоляюще посмотрел на молодую женщину. – Алекс, соглашайтесь, и увидите самого счастливого человека на свете, который будет сопровождать Вас весь вечер.
– Ваше счастье так недолговечно?
– О, я неверно выразился, – встрепенулся мужчина, почуяв женскую игру. – Если позволите, я прочту что-нибудь из Рембо или Бодлера. Я всегда теряюсь…
– Когда встречаете любую женщину, – вместо него закончила фразу Саша.
– Нет, – чуть понизив интонацию и без того вкрадчивого голоса, почти шепотом произнес Ги. – Такую мне еще не доводилось встретить.
– Что-то мне подсказывает, – патронесса с иронией посмотрела на молодых людей, – Что Герт меня уже заждался. – Отойдя на пару шагов, она обернулась. – Александра, не выключай сотовый, мне может понадобиться твоя консультация.
– Хорошо, Наталья Михайловна.
– Не волнуйтесь, Натали, – кареглазый обворожительно улыбнулся. – Ваше сокровище в десять уже будет в кроватке. Натали хотела уточнить – в какой, но удержалась. Это в своем офисе или магазинах она не стеснялась в выражениях, но тут приходилось следить за своим несдержанным язычком.
– Ги, а Вы всегда так легко раздаете обещания?
– Нет, только те, которые выполнить мне будет очень трудно.
– Так Вы обманщик?
– Лишь сердце обмануть смогу свое. Твое, увы, мне недоступно.
– И вдобавок, поэт…
– Это не я.
– Рэмбо?
– С тобою жизнь теряется моя, что мне теперь грешить на память.
– А мы не заблудимся с такой забывчивостью?
– Я заплутал в том сне, что наяву ты взглядом двери отворяешь, где я тебя в беспамятстве зову, и буду ждать, и ты об этом знаешь.
– Замечательно! Обещайте мне рассказать о литературе Бельгии. Признаюсь, я о ней, к стыду своему, ничего не знаю. Заметив, что Ги собирается ответить ей в том же духе, Александра едва коснулась краешками пальцев его рта. Он замер, чуть приоткрыв свои горячие губы. Это было похоже на поцелуй. Первый, робкий, мимолетный. Саша отстранила руку, хотя ей этого и не хотелось делать. Смущаясь, она оглянулась. Оказывается, молодые люди стояли одни в просторном конференц-зале. Невидимые кондиционеры гнали прохладный воздух, и это было очень кстати. Ей стало жарко, ведь на дворе стояла ранняя весна.
– Первое упоминание о нашем городе встречается в седьмом веке. Гент начал формироваться вокруг двух аббатств, построенных у слияния рек Шельды и Лее, – Ги с обожанием посмотрел на свою спутницу. – Алекс, Вы не должны отвлекаться на других мужчин, а смотреть только на своего гида.
– Как забавно, – улыбнулась Саша. – Вчера Вы были просто Ги, а сегодня стали Гидом. Простите, а как звучит полное имя?
– Жил маленький гном, по кличке Гийом, он в норке хранил бонбоньерку…
– Слушайте, я так не могу. Вы бываете когда-нибудь серьезным?
– Прославился Ги серьезным трудом, из прутиков сплел этажерку.
При этом Ги скорчил смешную рожицу. Саша не выдержала и засмеялась. Прохожие оборачивались на нее, но их удивленные лица только подстегивали женщину в деловом костюме. Ги продолжал играть свою роль, он сделал вид, что обиделся, сдвинув свои красивые, вразлет, брови, и скорчил плаксивую физиономию. Свидетели этой сценки, не зная подоплеки, сочувствовали мужчине, укоризненно поглядывая на бессердечную молодую женщину. Но и это не спасало ситуации, а лишь подливало масла в огонь. Прижав к груди свою сумочку, Саша смеялась, делая умоляющие жесты Ги, чтобы тот не продолжал. Он же только потупился, рассматривая что-то под ногами, готовый вот-вот расплакаться.
– Конфеты и пряники он не жевал, а складывал их в бонбоньерку.
При этом гид сложил руки за спиной и, не поднимая головы, чертил носком одной туфли перед собой какие-то линии, продолжая бубнить себе под нос.
– Вот только с надежностью Ги проморгал, запас тот сломал этажерку.
Он был похож на маленького проказника, который не хочет сознаваться в своих проделках, искренне надеясь на справедливость. Саша не могла сдержать от хохота слез. Так продолжалось еще несколько минут. Когда же ей удалось сделать над собой усилие и прекратить смех, Ги вопросительно посмотрел на русскую.
– У меня такое смешное имя?
Саша ответила не сразу. Отрицательно покачав головой, чтобы не прыснуть от смеха, она очаровательно улыбнулась.
– Мне понравился гном. Очень образно. Они помолчали.
– Своим названием наша страна обязана племенам бельгов, – как ни в чем не бывало затараторил Ги, хитро поглядывая на свою спутницу. – Они жили здесь во времена римской империи. Все это время нас завоевывали то римляне, то норманны, то испанцы, то тевтонцы, то франки, то соседи из Нидерландов. Сильное влияние на развитие страны и промышленности оказали англичане. Когда-то Гент был вторым по величине городом в Европе.
Саша взяла Ги под руку, и они медленно пошли по узким извилистым улочкам к набережной. Останавливались то у собора святого Бавона, раздавшего когда-то свое имущество и земли крестьянам, то у церкви святого Николая, строительство которой растянулось почти на три века, то на мосту Святого Михаила, считавшегося самым романтическим местом города.
– На той стороне реки уже четыре века стоит бронзовая статуя заступника наших влюбленных, – Ги нежно посмотрел на свою спутницу. – Легенда гласит, что этот святой не брал деньги за свою помощь, а только дозволял прикоснуться к своему кошельку, что висит у него на поясе. С тех пор из всей бронзовой фигуры блестит только кошелек, отполированный прикосновением тысяч рук. Все хотят быть счастливыми в любви.
– Как интересно, – вскинулась Саша. – Я тоже хочу.
– Пойдемте, это рядом.
Когда они медленно шли по мосту, глядя, как солнце поблескивает на речной волне, Ги показал вдаль.
– А там знаменитая башня Беффруа. Первоначально она была построена как сторожевая вышка с набатным колоколом. Девяносто метров высотой, а на самой верхушке— дракон, как символ стойкости. Когда город разросся, она была и городским советом, и библиотекой, и торговой палатой, в ней даже хранили городскую казну и печать. Потом пристроили большое здание…
– Для монетного двора?
– Нет, там теперь ратуша. А вот башня осталась почти без изменений. Представляете, это английское изобретение средних веков так прижилось в Бельгии, что у нас башен Беффруа тридцать две. Больше, чем в самой Англии.
– А золотистый круг, это циферблат?
– Да, в девятнадцатом веке купцы скинулись на швейцарские часы, с тех пор на каждую сторону света смотрит свой циферблат.
– Я видела утром эту башню из окна гостиницы.
– Так у Вас окно на площадь? Она кивнула.
– Тогда Вы должны видеть всю линейку.
– Вы имеете в виду собор?
– Ратушу и оба собора. Святого Бавона и святого Николая. Они сориентированы с юга на север, так что шпили составляют прямую линию.
– И какой в этом смысл?
– Навигационные знаки. Это сейчас судоходство на наших реках и накалах играет второстепенную роль, а вплоть до прошлого века это были торговые магистрали. Гент занимал очень выгодное положение – слияние двух крупных судоходных рек и каналов. Вот, кстати, посмотрите на эту улицу.
– Красивые дома, – восхищенно протянула Александра. – Как картинки, и нет похожих.
– Это знаменитая улица Грае лей. Название можно перевести, как «улица трав и овощей». Когда-то здесь шумела торговля, а дома принадлежали зажиточным купцам. Каждый хотел быть непохожим на остальных.
– Как вам удалось сохранить эту красоту? Война не коснулась?
– Еще как, – он помолчал. – Наши земли всегда привлекали к себе внимание других стран, да и воевать они предпочитали здесь. Ту войну, что вы называете Первой мировой, в Бельгии называют Великой войной. Почти все города были разрушены. Кстати, недалеко отсюда есть маленький городок, где тогдашний ефрейтор лежал в госпитале, а теперь туда любят наведываться молодые наци из Германии. Впрочем, потом фюрер забыл это и приказывал бомбить наши города со всей немецкой тщательностью. Вся страна лежала в руинах.
– России тоже досталось, Ги.
– О, я это знаю, – они медленно шагали в ногу, каждый думая о своем. – Давайте не будем о грустном. Вот напротив улица Конрляй, улица «зерна». На набережной были причалы и склады, а здесь шла торговля.
– Как интересно, – откликнулась спутница.
– Вы еще не видели здание Хлебных складов. Оно построено так, что на каждый метр высоты его фронтальная стена отклоняется на сантиметр вперед.
– Зачем? – поинтересовалась Саша. – Как Пизанская башня?
– Нет, чтобы облегчить нагрузку для лебедок, закрепленных на крыше.
– И они до сих пор работают?
– Ну что Вы. Теперь построены зерновые элеваторы, а в том здании отличный ресторан. И мы там пообедаем.
– Вы серьезно?
– Алекс, Вы все время переспрашиваете меня, – он остановился и заглянул ей в глаза. – Я произвожу впечатление несерьезного человека?
– Простите, я не хотела Вас обидеть.
– Тогда вперед.
С каким-то мальчишеским азартом Ги увлек Сашу за собой, пустившись чуть ли не вприпрыжку. Было что-то наивно-трогательное в этой непосредственности. Хотелось забыть все дела и сомнения. Отдаться без остатка этому старому красивому городу, сонной реке, лениво плескавшейся у невысоких берегов набережной, ласковому майскому солнцу и желанию нравиться, а возможно, и более того.
– Какой замечательный вид отсюда, – с восторгом произнесла Саша, подавшись вперед. – Весь город как на ладони. Красиво. А это набережная Шельды?
Ги утвердительно кивнул, с восторгом и даже гордостью разглядывая свою собеседницу. В ней так гармонично сочетались деловая женщина и наивный, восторженный ребенок, готовый удивляться и радоваться всему на свете. Эта неподдельная искренность и открытость так редко встречаются в сытой Европе, где за достаток нужно постоянно бороться с ближним. Хотя и в цивилизованных формах.
Они сидели у большого окна на третьем этаже ресторана, который был устроен внутри старинного здания. Стены и фасад сохранились нетронутыми, а вот внутри все недавно перестроили. Бесшумный прозрачный лифт поднимал гостей с небольшими остановками у маленьких площадок, от которых в разные стороны расходились узкие дорожки. Этажей в привычном понимании не было, вдоль стен ютились небольшие площадки, оставляя середину здания незанятой. Чуть правее и ниже за стеклянной перегородкой виднелась кухня, где вокруг плит и столов суетилась поварская братия. Площадки у стен и соединяющие их лестницы были сделаны из металла и стекла, что создавало иллюзию необычного простора внутри. Собственно ресторан не являлся чем-то целым, он, скорее, состоял из нескольких десятков отдельных площадок со столиками на двоих или четверых посетителей. Официанты лавировали между этими площадками по узеньким лестницам, как акробаты. Ресторан чем-то напоминал колесо обозрения, только неподвижное. Молодые люди разместились на самой высокой площадке под крышей, чем-то напоминавшей ласточкино гнездо.
– Здесь река поворачивает и замедляет течение. Дальше большой подъемный мост.
– Разводной, как у нас в Питере?! – воскликнула Александра.
– Нет, именно подъемный, – пояснил Ги. – На берегу стоят башни, и он поднимается вверх сразу с двух сторон. Целиком.
– Правда? – она смутилась своей оплошности. – Ой, простите, я верю. Просто это так необычно.
– Хорошо, мы доедем до него, и очень даже может быть, что увидим это собственными глазами.
– Нет, нет, это лишнее, – начала, было оправдываться Саша.
– Да, да, да, – передразнил он ее. – И пока не увидим, не сдвинемся с места.
– Какой Вы настойчивый мужчина, – постаралась свести к шутке свою оплошность молодая женщина.
– Стойкость мужчины определяется его преданностью женщине.
– Красиво. Кто это сказал?
– Тот, кто влюблен, слагает чаще песни, но не затем, чтоб помнили о нем.
– Вы не перестаете меня удивлять, – искренне призналась Саша.
– Лишь женщины да звездный небосвод достойны удивленья в этой жизни.
Она замолчала, подперев ладонью лицо с правильными чертами, которое в обыденной жизни нельзя было назвать красивым, скорее, привлекательным или симпатичным, но сейчас… Ее серые глаза излучали неподдельный искренний интерес к сидящему напротив мужчине. Она не скрывала своего удивления и восторга. Когда еще встретится такой… Саша не могла сформулировать этого определения и решила заглянуть в душу кареглазого поглубже. Без жеманства и хитрости, как это делают маленькие дети, столкнувшись с чем-то необычным.
Ги выдержал этот долгий изучающий взгляд и как ни в чем не бывало предложил ей выбрать что-нибудь из напитков. Горячие закуски и рыбные блюда он предлагал сам, подробно объясняя, из чего и как они приготовлены. Пока они ждали заказ, потягивая холодный мартини, он продолжил обзорную экскурсию.
– Посмотрите правее. Там, за домом с синим флагом. Видите две серые башни?
– Да. Похоже на крепостную стену.
– Это Гравенштайн. Замок графов Фландрии, был построен Филиппом Альсасским в десятом веке. Сейчас замок реставрируется внутри, а вот ров с водой и мост уже действуют в полном объеме. Как в Средние века. Филипп участвовал в одном из крестовых походов, и в память об этом проход справа от главных ворот выполнен в форме креста, а две башни на центральном здании олицетворяют честь и доблесть. Позже вокруг крепости начали появляться торговые поселения, и Гент стал столицей Фландрии.
– Как интересно.
– Правда, со временем от доблести ничего не осталось. Когда графы перебрались в современные замки в Брюсселе, территория Гравенштайн была монетным двором, потом тюрьмой. Еще позднее там располагалась ткацкая фабрика и внутри крепостного двора стояли хибарки рабочих.
– Никогда не была в настоящем замке, – призналась Саша.
– О, тогда Вам непременно нужно посетить Стен, в Антверпене.
– Прямо сейчас, – пошутила она, но по тому, как вспыхнули глаза у собеседника, женщина поняла, что погорячилась.
– Если мы уедем через полчаса, то, учитывая данное Натали слово, у нас будет часа три, чтобы погулять в Антверпене. Но начнем мы с замка.
– Вы серьезно, Ги?
– Я даже откажусь от вина, чтобы Вы не волновались в дороге, – он задумался. – Впрочем, один бокал я могу себе позволить. Предлагаю тост. С этого момента мы переходим «на ты».
– Согласна.
Они чокнулись изящными бокалами на длинных ножках, и тут же с ратуши им ответил перезвон колоколов. Это было так неожиданно и символично, что оба рассмеялись.
В течение обеда они ни разу не вспоминали об Антверпене, говоря о чем угодно, только не о поездке туда. Саша предполагала, что этот порыв забудется и они мило проведут вечер в Генте, погуляв по набережной, где уже начали собираться группки студентов, у которых еще не было денег на дорогие рестораны, но вот гитары и губные гармошки всегда были под рукой. Взяв целую бутылку пива и пачку сигарет на весь вечер, они пели песни, целовались с подругами и считали, что этот мир принадлежит им.
Ги шутил, вспоминал какие-то истории из своей и чужой жизни и смотрел в удивительно живые серые глаза собеседницы, в обществе которой ему было удивительно легко и радостно. Давно он не испытывал такого подъема. Он даже сдерживал себя, чтобы не испугать очаровательную русскую своей болтовней. Что там Антверпен, он готов был уехать с ней куда угодно.
– Ты обещал мне рассказать о литературе Бельгии, – Саша обернулась к Ги, который уверенно вел машину по широкому автобану.
– О, у нас нет Достоевского, – он не отвлекался от дороги. – Страна небольшая, да и вечная борьба языков не позволила родиться единой национальной литературе.
Он достал сигареты. Угостил спутницу и закурил сам.
– На севере у нас говорят в основном по-фламандски, этот язык похож на немецкий. На юге предпочитают французский. Небольшие группы в Льеже употребляют немецкий, а в Намюре – валлонский, но это уже не в счет. Собственно, так же развивалась и литература, она всегда отображает историю стран. В период децентрализации на валлонском писали два поэта – Николя Симонон и Анри Фьериц, но теперь об этом позабыли. Постоянную борьбу за равноправие языков в стране вели не только граждане, но и сами писатели. Они организовывали литературные общества и выпускали сборники, но об этом сейчас помнят только специалисты. На фламандском писал замечательный романист Эльскотт, его произведения были известны даже за пределами Бельгии. Чуть позже был Вис Моэнс, он писал в мистических тонах. После образования Бельгийского королевства голландский язык стал доминирующим, однако патриотические настроения интеллигенции не подарили стране никого из писавших на голландском. После революции в 1830 году Бельгия освободилась от голландских наследников, и мы стали конституционной монархией. Хотя сейчас фактическая власть у премьер-министра, но мы уважаем короля. Альберт Второй возглавляет государство почти пятнадцать лет.
– Интересно, как он выглядит?
– А ты никогда не видела нашего Альберта?
– К своему стыду, нет.
– Тогда тебе нужно будет приехать в июле. Двадцатого у нас национальный праздник День присяги короля. В Брюсселе будет парад, а потом большой бал во дворце. Если улыбнуться Герту, он достанет пригласительные билеты.
– На королевский бал?
– Конечно, – он мельком взглянул на удивленную собеседницу. – Герт достаточно влиятельный человек в нашей стране, – он усмехнулся. – Алекс, это всего лишь бал. Впрочем, если ты обещаешь быть Золушкой, то я все устрою. Идет?
– Ты серьезно? – она осеклась. – Прости, это так неожиданно.
– Что?
– Я и королевский бал.
– Почему? – он опять взглянул на Сашу. – У нас даже для школьников устраивают королевские балы. Ну, в другое время, конечно, и поскромнее, – Ги улыбнулся. – Подданные должны знать и любить своего монарха.
– Я выросла в стране, где руководители были на недосягаемой высоте.
– Это мавзолей у Кремлевской стены?
– Что-то в этом роде, – она вскинулась. – А ты смотрел наши парады?
– О, у нас часто пугали народ, показывая по телевидению колонны танков и ракет, которые с Красной площади направлялись прямиком в маленькую Бельгию.
– И вы в это верили?
– Как не верить, когда они стояли в половине стран Европы, – Ги повернулся к Александре. – Шучу. У нас в основном смотрят кулинарные ток-шоу и сериалы. Хотя нет. Пару лет назад кто-то выступил с заявлением, что страну разделят на две части по языковому признаку. Вот это был скандал. И премьер и Альберт долго не могли успокоить народ. А это был всего лишь экстравагантный опрос общественного мнения.
– Весело живете.
– О, да. Бунтарский дух и освободительные традиции очень сильны. Не зря в Брюсселе штаб-квартира НАТО. Он с иронией посмотрел на женщину.
– Я шучу.
Они помолчали, наблюдая за плотным движением на автостраде.
– Если говорить о литературе, то наиболее известными авторами были те, кто писал на французском. Это Стревельс, Гиссен и Реланте, но их имена сохранились только в учебниках. Единственно, кого иногда упоминают сейчас, это Костер и Валлер.
– Шарль де Костер?
– О, ты, наверное, читала легенды о Тиле.
– Да, у нас и фильм был об Уленшпигеле.
– Вообще-то Шарль остался незамеченным в свое время. Он почти десять лет собирал материал о реальном персонаже, храбром шуте. Потом сделал из него крестьянина и перенес на два века позже, заставил воевать с королями и епископами. Однако популярность пришла к нему много позже, возможно, из-за своеобразного французского языка.
– Он известен и в России.
– О, его легенды переведены на все европейские языки. Более поздним романистам Грейсону, Леклерку и Бемелю повезло меньше. О них вспоминают только студенты. И то – в сессию.
– А ты хорошо знаешь литературу.
– У меня был замечательный преподаватель в университете. Четыре года в Брюсселе.
– Как же ты попал в Гент?
– Литературой занимаются только фанаты. Если хотите ездить на хорошей машине, нужно заниматься бизнесом.
– Кто это придумал, – подхватила Александра. – У нас то же самое. Я проработала почти десять лет в архиве министерства, а достойную зарплату начала получать только у Наталии Михайловны.
– Да, Натали – хороший хозяин, – Ги включил сигнал поворота. – Вот мы и приехали.
Припарковав машину на стоянке у набережной, они отправились на прогулку по городу. Антверпен был разделен рекой Шельде на две части. Правый берег занимал старый город с самыми интересными памятниками и зданиями. Прежде всего, молодые люди направились к замку.
– Алекс, это один из самых старых и красивейших замков Бельгии. Он очень важный, у него даже нет собственного имени. Его так и называют – замок, и все. По-фламандски – «стен», и каждый знает, что это замок в Антверпене.
– А темная полоса вдоль стен— это краска?
– Нет. Его заложили норманны в девятом веке. Стен вообще первая крепость на Шельде. Потом достраивали и перестраивали другие хозяева, потому и камень иного оттенка. Некогда Стен принадлежал Готфриду Буйонскому – знаменитому вождю первого крестового похода. Позднее замок стал резиденцией городского самоуправления, а во времена испанского владычества здесь размещалась инквизиция.
– Испанская?
– Да, в Средние века наши земли входили в состав Испанской империи. А вот там, чуть дальше, расположена печатня Плантена, которая была единственной типографией, где при Филиппе Втором было дано право печатать богослужебные книги и молитвенники для испанского королевства. Она проработала вплоть до девятнадцатого века.
