Оценить:
 Рейтинг: 0

История Запада. Колониальная эра. Том II

<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Следует отметить, что сближение главных сил флотов воюющих сторон происходило и раньше. Еще в середине лета 1689 года, Герберт вывел почти весь союзный флот (60 линейных кораблей) в море, но был вынужден возвратиться в свои базы, не дойдя до берегов Франции из-за неудовлетворительной готовности судов и плохой подготовки их экипажей. Позднее, в том же году, он вновь выводил главные силы союзного флота в море. Англичане и французы наблюдали друг друга в подзорные трубы, но в бой не вступали, все ограничилось перестрелкой дозорных судов.

Весной 1690 года Людовик XIV принял решение форсировать войну на море, то есть попытаться использовать имевшиеся на тот момент преимущества французского флота над флотами союзников. На королевских военных советах всерьез обсуждался вопрос о высадке в Англии. Но чтобы такая высадка стала возможной, следовало очистить Ла-Манш, то есть уничтожить, или как минимум, загнать в свои порты корабли голландцев и англичан. Планом предусматривался ранний выход в море всех сил французского флота для нанесения ударов по пока еще разделенным силам союзников. План этот был правильным, но он не был реализован. Произошла задержка с подготовкой французского флота из-за недостатка снаряжения, и главные силы французов (70 линейных кораблей), под командованием адмирала де Турвиля, покинули Брест только в конце июня. Англичане и голландцы к тому времени уже объединили силы своих флотов.

Основу союзного флота составляли английские корабли. Между союзниками была достигнута договоренность о том, что англичане снаряжают 5/8 кораблей флота, в то время как голландцы – 3/8. С другой стороны, для войны на суше, Нидерланды обязались выставить 100 тысяч человек, в то время как Англия – всего 40. Англо-голландский флот, как и в прошлом году, возглавлял адмирал Герберт, и так же, как и в прошлом году, англо-голландский флот численно уступал французскому. Де Турвиль имел 70 превосходных линейных кораблей (не считая фрегатов, связных судов и брандеров). Линейные силы союзного флота состояли из 57 судов, причем в большинстве своем более слабых, чем французские. Соотношение орудийных стволов: 4600 против 3850 в пользу французов. Соотношение численности корабельных команд: 28000 против 23000 в пользу французов.[10 - Там же. – С. 190—191.]

Французы обладали очевидным преимуществом также и по части командования. В лице французского адмирала Анна Иллариона де Турвиля мы имеем одного из лучших морских тактиков эпохи, но при этом, также и одного из наиболее заурядных морских стратегов. Человек безгранично смелый в личном отношении, дерзкий, из того поколения французской аристократии, о которых было принято говорить: «дуэлянты», де Турвиль, начал свой путь морского офицера в семнадцатилетнем возрасте. Молодым человеком он ходил на гребных галеасах по Средиземному морю и участвовал в жарких схватках с алжирскими и марокканскими пиратами. Недоброжелатели говорили за спиной де Турвиля, что он «трус умом, но не сердцем». Несмотря на беспримерную личную храбрость, в характере адмирала было слишком много осторожности. Де Турвилю явно не доставало инициативы при принятии ответственных решений, боясь ошибиться, он предпочитал дожидаться ошибки противника, наблюдать, а не действовать. С другой стороны, когда дело все же доходило до схватки, де Турвиль, демонстрировал характерное для французов того времени сочетание страстности и ума. У де Турвиля, как будто, что-то переключалось в голове, он получал наслаждение от горячки боя, принимал быстрые и точные решения, одним словом, находился на своем месте. Английский адмирал Герберт по тактическим способностям заметно уступал де Турвилю.

Герберт не хотел генерального сражения, понимая слабость вверенных ему морских сил, но он был связан полученным от английского правительства приказом «искать боя с противником». Причиной появления такого приказа стала исключительно сложная обстановка в Ирландии, отражавшаяся на политической стабильности в самой Англии. Вильгельм Оранский оставил свою супругу управлять делами в Лондоне, а сам, с небольшой, вновь набранной им англо-голландской армией, отбыл в Ирландию. Английский король очень рисковал во время переправы, 250 его транспортов, находились под защитой всего 6 военных судов. Французский флот де Турвиля, вышедший из Бреста буквально на следующий день (22 июня 1690 года), после того как Вильгельм вышел из Честера, переправке английских войск никак не препятствовал. В данном случае Де Турвиль имел просто другую цель – флот Герберта.

30 июня сохранявшая безупречный порядок французская морская армада появилась у мыса Лизард (крайняя юго-западная точка Корнуолла), после чего продолжила медленное движение на восток по Ла-Маншу. Герберт находился в это время у острова Уайт. Положение его было не очень удобным, так как операционные базы, где союзный флот мог укрыться, в случае неудачи – Даунс и устье Темзы, находились на ветре, на расстоянии 60 морских миль и более. Лавировавший (против ветра) тремя колоннами французский флот, относительно англичан и голландцев находился под ветром. Рано утром 10 июля 1690 года, в 12 милях к югу от скалы Бичи-Хед, используя при очень слабом норд-осте, свое наветренное положение, Герберт пошел в атаку. Пошел в атаку без энергичности, с тяжелым сердцем, единственно чтобы выполнить полученный им приказ. Союзники выстроились в линию, после чего правым галсом в бейдевинде легли курсом на норд-норд-вест. Французы с парусами, взятыми на гитовы (т.е. притянутыми к реям) стояли на месте, ожидая англичан. При приближении Герберта де Турвиль перестроил свои колонны в линию и также лег правым галсом в бейдевинде курсом на норд-норд-вест. Убавив после этого парусов, французский адмирал дал возможность Герберту приблизиться к французской линии.

Английский командующий находился в кордебаталии (центре линейного построения флота), авангардом, составленным почти исключительно из голландских судов, командовал Корнелиус Эвертсен Младший – ветеран Второй и Третьей англо-голландских войн и один из лучших флагманов де Рюйтера. Эскадра Эвертсена состояла из 22 кораблей. Арьергардом союзного строя командовал представитель древнего рода нортумберлендских джентри, Ральф Делаваль. Арьергард союзников был смешанным по составу, а центр – исключительно английским.

Корабли Эвертсена приблизились к авангарду французов и первыми вступили в бой, через некоторое время с арьергардом французов сошелся Делаваль. Что же касается центра союзной линии – английской эскадры под управлением самого Герберта, то она отстала и, несмотря на то, что все время активной фазы боя находилась на ветре, с центром де Турвиля так и не встретилась. Де Турвиль, сам находившийся в кордебаталии французов, отметив про себя, что Герберт не горит желанием вступить в сражение, отдал приказ кораблям центра взять круче к ветру и, обогнув эскадру Эвертсена с востока, взял ее в клещи. Оказавшись между двух огней – авангарда французского флота с одной стороны и центра французского флота с другой, голландская эскадра была разгромлена. От ураганного огня превосходящих сил французского флота пострадала значительная часть корабельных команд, почти все суда лишились такелажа. Из 22 кораблей голландцев, к тому моменту, когда над морем воцарился штиль, способность самостоятельно передвигаться сохраняли лишь три.

Голландская эскадра, тем не менее, сумела избежать полного уничтожения. Своим спасением она была обязана смекалке Эвертсена – опытного, просоленного моряка. Голландский адмирал, помня о близости английского берега, отдал в критический момент боя, приказ поставить находившиеся при полных парусах (там, где еще были мачты) голландские корабли на якоря. Французские суда тотчас же отнесло сильным отливным течением на юг. К тому времени, когда де Турвиль догадался также заякорить свои суда, расстояние между ним и Эвертсеном превышало дальность эффективного огня артиллерийских орудий. Снова сблизиться с противником де Турвиль не мог из-за отсутствия ветра.

Но это была не самая большая ошибка, допущенная де Турвилем в однозначно выигранном им сражении. Союзному флоту, после того, как ветер вновь наполнил паруса кораблей, удалось спастись единственно потому, что де Турвиль слишком вяло и нерешительно повел свое преследование. Французский адмирал, двигаясь за союзниками, строго выдерживал линию, равняясь на наиболее медленные свои корабли, а потом и вовсе развернулся и увел французский флот в Брест. Герберт, с частью своих судов, войдя в устье Темзы, несмотря на то, что преследование уже не велось, приказал снять фарватерные буи. Очень многое в действиях Герберта свидетельствовало о том, что он был напуган. В стане союзников героем оказался Корнелиус Эвертсен Младший, который принял на себя удар главных сил французского флота. Де Турвиль не потерял ни одного корабля, союзники лишились по разным данным от 8 до 16 кораблей. Почти все они были голландскими, потерявшими мачты и затопленными, либо сожженными своими же командами при отступлении.

Герберт был снят с командования и отдан под суд. Английским судом он был тем не менее оправдан. Но командование флотом ему больше не доверяли. Странное поведение Герберта во время сражения объясняли по-разному. Говорили о банальной ошибке в управлении, когда английский адмирал сам пытался сосредоточить превосходящие силы английского флота против части французского флота, но не сумел этого сделать. Ближе к действительности, скорее всего, будет то объяснение, что Герберт, не желавший боя и не веривший в победу над французами, просто решил сохранить английскую часть флота, ценой потери голландской эскадры Эвертсена. Несмотря на политический и военный союз, взаимное недоверие между голландскими и английскими моряками не исчезло. В то же время, сохраненные у Бичи-Хеда английские линейные корабли, должны были в скором будущем стать ядром возрождаемого английского флота. Косвенным подтверждением этой версии служит и достаточно мягкий вердикт английского суда, признавшего после скрупулезного изучения всех обстоятельств дела, Герберта невиновным.

***

Результат сражения у мыса Бичи-Хед для Франции, не смотря ни на что, был положительным. Да, не удалось уничтожить весь англо-голландский флот, но зато удалось нанести ему значительный урон и надолго запереть в своих гаванях. Ла-Манш был очищен от союзников и несколько остававшихся теплых месяцев 1690 года находился безраздельно в руках французов. Это было то самое положение, о котором через столетие, в 1804 году, мечтал Наполеон. Побережье Англии было открыто для французского вторжения.

Людовик XIV, несмотря на то, что у него имелись возможности подготовить для высадки, необходимые силы, пусть даже путем переброски войск с других, менее важных театров, предпринимать вторжение в Англию в 1690 году не стал. Вполне возможно, что на французского короля оказали влияние неудачи в Ирландии. 11 июля 1690 года, то есть уже на следующий день после французской победы у мыса Бичи-Хед, состоялось генеральное сражение Вильгельма Оранского и Якова II у стен Дублина, на берегу реки Бойн. Это сражение окончилось разгромом Якова II, который на эмоциях вместо того, чтобы отступить внутрь страны и продолжать сопротивление, снова бежал к французскому королю. Эта победа Вильгельма III ознаменовала коренной поворот в ирландской войне и укрепила его положение в Англии. Вильгельм III мастерски использовал этот поворот судьбы, в то время, как Людовик XIV не сделал ничего, чтобы воспользоваться успехом, достигнутым французами при Бичи-Хеде. Оставшиеся месяцы 1690 года были заполнены какими-то совершенно незначительными операциями де Турвиля – обстрелами береговых укреплений, и захватом небольшого числа английских торговых судов.

К весне 1691 года союзники не только восстановили, но и увеличили численность своего флота. Последнего нельзя было сказать о французах. У них, по-видимому, уже стали сказываться результаты экономии на флоте, так как с каждым последующим годом, флот де Турвиля становился все более слабым (на фоне усиливающегося флота союзников). Для морских операций 1691 года де Турвиль имел в своем распоряжении, как и годом раньше 70 линейных кораблей. Общее же количество собранных в Бресте военных судов достигало 120. Союзники, проведя зиму в энергичных приготовлениях, выставили 100 линейных кораблей (40 были голландскими) и все это, без учета фрегатов, брандеров и мелких судов.

На духе французского флота сказалась также смерть маркиза де Сеньеле. Маркиз де Сеньеле был старшим сыном Жана Батиста Кольбера. На посту министра королевского двора он занимался делами военно-морского флота. Де Сеньеле продолжал политическую и экономическую линию Кольбера. Объединивший после смерти маркиза в одном лице посты министра финансов и морского министра де Поншартрен, ничего не хотел слышать о наращивании морских усилий и о наступательных действиях флота де Турвиля. Имевший склонность добывать деньги для королевской казны изобретением и продажей новых должностей, де Поншартрен загнал французского адмирала в тесный управленческий коридор. Министр ограничил де Турвиля в праве самостоятельно принимать решения. Перед адмиралом была поставлена задача, употребить все имевшиеся силы французского флота на борьбу с коммерческим судоходством противника, и было настоятельно рекомендовано избегать морских сражений с союзниками. Несмотря на значительное ограничение свободы, указания де Поншартрена, скорее всего, пришлись де Турвилю по вкусу, ведь они, как нельзя более, соответствовали его осторожной натуре.

Англии и Голландии в тот год (1691) был действительно нанесен большой экономический урон. 29 июня их объединенный флот под командованием 1-го графа Оксфорда, адмирала Эдварда Рассела, оставил рейд Даунса. Целью английского адмирала было сражение с де Турвилем и возвращение контроля над Ла-Маншем. Но де Турвиль маневрировал своими силами настолько искусно, что в 1691 году так и не позволил Расселу с ним встретиться. Английский адмирал, скованный приказом навязать противнику бой, увлекся преследованием, ушел далеко на запад от английских берегов и оставил Ла-Манш свободным от англо-голландского военного присутствия. Длительным отсутствием союзного флота в Ла-Манше воспользовались французские каперы, разогнавшие несколько конвоев и захватившие в качестве призов много одиночных английских и голландских судов.

В следующем, 1692 году состоялось третье и последнее большое сражение между флотами морских держав в войне Аугсбургской лиги. Битва получила название «Сражения при Ла-Хоге», ее можно было бы назвать также «лебединой песней» французского королевского флота. Людовик XIV отмечая про себя то, как сильно затягивается эта война и то, какие большие потери несет в связи с войной французская экономика, осознал, наконец, что Франция не может себе позволить довольствоваться лишь тактическими успехами. Слава, добытая на полях сражений, сама по себе, не приносит ничего. Людовик, под влиянием Якова II, нашептывавшего ему на ухо преувеличенные слухи о количестве его сторонников на Британских островах, наконец-то принял решение вторгнуться в Англию. Но благоприятный момент был уже упущен. Вильгельм III победами в Ирландии, а затем Шотландии укрепил на островах свой личный авторитет, а численность и боевые возможности французского флота теперь уступали численности и боевым возможностям флота союзников. В довершение тулонская эскадра линейных кораблей, призванная усилить флот де Турвиля, попала в сильнейший шторм. Одновременно вскрылись проблемы с оснащением кораблей непосредственно в Бресте. Результатом изменений в управлении флотом и стечения неблагоприятных обстоятельств, стало то, что в конце весны 1692 года лишь 45 линейных кораблей было передано в распоряжение де Турвиля (в общей сложности 3200 орудий и 21500 человек команды).

Союзники в мае того же года вывели в море 88 судов, каждое из которых было вооружено более чем 50 (!) орудиями и в том числе, 27 трехдечных 80—110 пушечных кораблей. Легкие силы, находившиеся непосредственно при линейном флоте состояли из 7 фрегатов, более чем двух десятков посыльных авизо и трех десятков брандеров. В общей сложности 6750 орудий, при 38—39 тысячах человек команды.[11 - Там же. – С. 201.] Это было в два раза больше чем у французов.

Французские войска, предназначенные для переброски в Англию, были сосредоточены на полуострове Котантен. А де Турвиль получил совершенно не отвечающий возможностям его флота приказ дать в водах Английского канала генеральное сражение объединенному флоту союзников, нанести этому флоту поражение и преследовать противника до его операционных баз. Как и следовало ожидать, все произошло с точностью до наоборот. Английские адмиралы Эдвард Рассел и Ральф Делаваль, командовавшие англо-голландским флотом, 29 мая нанесли поражение флоту де Турвиля. К чести последнего, следует отнести то, что к концу жаркого дня, когда над морем сгустились сумерки, и стихла канонада, ни один из французских кораблей не был потоплен и не спустил своего флага. Потери де Турвиль понес уже во время отступления, когда между островом Олдерни и мысом Ла-Хог, (на восточном побережье Котантена), 15 больших французских кораблей были отрезаны от главных сил переменившимся течением. Причину случившегося, по-видимому, следует искать в том, что французы отступали слишком медленно, не решаясь сжечь, сильно пострадавший от огня англичан, «Солей Рояль» (фр. «Soleil-Royal» – «Королевское Солнце»), 110-пушечный трехдечный флагман де Турвиля. Солей Рояль был, по некоторым оценкам, лучшим военным кораблем эпохи. Из 15 отрезанных англичанами французских судов, только три смогли укрыться в Шербуре, остальные двенадцать были сожжены своими командами, либо потоплены (захвачены) союзниками.

***

Поражение французского флота у мыса Ла-Хог и потеря дюжины больших линейных кораблей, вопреки распространенному мнению, не стали смертным приговором французскому флоту. В следующем 1693 году, де Турвиль вывел в море, как и в лучшие свои времена, 70 кораблей. Потери, были восполнены. Но изменилась сама концепция войны. Союзники в Ла-Манше теперь были сильнее французов и французы это знали. На французских военных советах уже не шла речь о завоевании в решающем морском сражении господства на море, это господство было решено оставить англичанам. И это было симптомом. С 1693 года и до конца войны, французский военный флот пока он окончательно не пришел в упадок, из-за небрежения и недостатка финансов, оперировал исключительно на коммуникациях, против английского и голландского коммерческого судоходства. Успехам таких операций, кстати сказать, способствовали более высокие, нежели у англичан мореходные и скоростные качества больших французских кораблей. Другой причиной успехов французов, была если не трусость, то, как минимум излишняя осторожность английского командования, осознававшего превосходство французских судов в технической части, а французских команд в отваге, проявляемой непосредственно в бою. Эти опасения заставляли союзников держать все свои силы вместе из-за возможности встречи с флотом де Турвиля. Как следствие, торговые караваны союзников, за пределами Английского канала, не говоря уже про одиночных торговцев, остались в это время без необходимой защиты.

Успехам французского каперства немало способствовала некомпетентность, проявляемая в то время английским Адмиралтейским Комитетом. Примером может служить разгром де Турвилем большого английского конвоя, шедшего из Смирны. Весной 1693 года (на следующий год после Ла-Хога) сильный союзный флот должен был блокировать французов в Бресте, но де Турвиль вышел из Бреста раньше, чем там появились союзники. Имея точные сведения о движении через Средиземное море большого английского торгового каравана, французский адмирал, со своими семьюдесятью линейными кораблями перехватил англичан у мыса Сан-Висенте (вблизи Гибралтара). Де Турвиль уничтожил и захватил порядка 100 торговых и небольших военных судов, а оставшиеся 300 рассеял.

Идущие в Англию и идущие из Англии одиночные торговые суда, в этот период довольно часто становились добычей французских каперов из Дюнкерка. Самую большую известность среди последних, приобрел корсар по имени Жан Бар. Пик интенсивности действий французских каперов против английского и голландского торгового судоходства пришелся на 1694 год. Союзники по-прежнему держали все свои силы вместе. А Людовик, испытывавший из-за сухопутной войны и случившегося во Франции жестокого голода, большие финансовые трудности, решил не снаряжать на лето 1694 года линейного флота. Из-за сокращения численности французского королевского флота, многие его офицеры и матросы, оставшиеся без работы, нанимались на каперские суда. Из частных вооруженных кораблей формировались небольшие эскадры в 4—6, а иногда и в 8 судов, способные не только грабить, но и воевать. Корабли владычицы морей были вынуждены в это время прятаться в открытом море под нейтральными флагами. В некотором роде, Британские острова оказались в состоянии экономической блокады и последовавший за этим торговый коллапс, вызвал острое недовольство в торгово-промышленных кругах Англии.

Успехи французских рейдеров на море сопровождали громкие победы, одержанные французскими войсками на суше. 1693 год был знаменателен двумя большими сражениями. В испанских Нидерландах, вблизи Ландена, маршал Люксембург нанес поражение переправившемуся из Англии на континент, для того, чтобы возглавить союзные войска, Вильгельму III Оранскому. В северной Италии, у деревни Марсалия, французский маршал Николя Катина разбил Евгения Савойского. Франция, вне всяких сомнений, выигрывала по очкам, но, несмотря на это, и даже, несмотря на случившийся, через пару лет захват маршалом Вандомом Барселоны, Рейсвейкский мир, который в 1697 году подвел черту под военными усилиями сторон, констатировал всего лишь восстановление «статус-кво». Франция возвратила союзникам почти все ею завоеванное, удержав за собой лишь Нижний Эльзас и Страсбург. С точки зрения затраченных на войну средств, количества пролитой крови и с точки зрения одержанных французами побед, для Версаля это был совершенно неудовлетворительный исход.

***

Причин заключения, казавшегося для Людовика XIV провальным Рейсвейкского мира, было две. Первой и самой важной было то, что война Аугсбургской лиги столкнула Францию в пропасть экономического кризиса. Другой причиной стали изменившиеся политические приоритеты Людовика, которому в зрелом возрасте уже не импонировали локальные территориальные приобретения, округлявшие границы его королевства. Теперь Людовика сильнее всего занимала Испания, которую, при определенном раскладе, как ему казалось, он мог получить целиком. По этой причине «король-солнце» не выдвигал при обсуждении условий Рейсвейкского мира жестких рамочных условий, хотя исходя из достигнутых им военных успехов и учитывая истощение противоборствующих сторон (в том числе сильно пострадавшей от торговой блокады Англии), мог это сделать. Война Аугсбургской лиги стала для Франции бесполезной войной. Единственным ее итогом, оказавшим тем не менее решающее влияние не только на европейскую, но и на дальнейшую мировую историю, была потеря Францией ее военно-морского флота. Потеря, отметим это особенно, не в результате военных поражений, а в результате изменившихся по ходу войны приоритетов французского политического руководства.

Да, Франция при всем своем богатстве, оказалась не способна вкладываться одновременно и в континентальную и морскую стратегию. Франция в итоге отдала предпочтение тому, что было ближе ее королю и, вероятно, подавляющему большинству французов. В этом смысле показательными выглядят консультации морского и военного министров, де Поншартрена и де Лувуа (1691), о том, а вообще имеет ли смысл содержать дорогостоящий флот и не будет ли правильнее заменить его простым корпусом береговой охраны? Определяющее для экономики и международного положения страны значение военно-морского флота не было понято подавляющим большинством французов (Кольбер и его сын маркиз де Сеньоле были счастливыми исключениями). Стоивший огромных денег флот, как и Версаль, почитали за дорогостоящую игрушку короля, призванную скорее прославлять французского монарха, чем выполнять полезные функции. Когда наступила лихая година, и стали думать над тем, от чего следовало бы отказаться, французский королевский флот стал, таким образом, первым, на что обратили внимание.

В дальнейшем Франция двигалась по стратегической колее заданной войной Аугсбургской лиги, то есть в условиях утверждения ее правящими кругами приоритета сухопутной стратегии над морской. Отказ от приоритета морской стратегии, привел к тому, что страна не имела на протяжении всего XVIII века по-настоящему сильного флота и не обладала той степенью контроля над морскими коммуникациями, которыми обладала Англия. Результаты войны Аугсбургской лиги стояли в ряду причин предопределивших в XVIII веке поражение Франции в колониальном соперничестве с Англией и утрату Францией ее американских и азиатских колоний.

***

Вслед за войной Аугсбургской лиги, уже через четыре года, дуплетом последовала еще более масштабная, кровавая и еще более дорогостоящая из-за своей продолжительности и возросшего числа участников, Война за испанское наследство (1701—1714). Как можно догадаться из ее названия, камнем преткновения между европейскими державами стал испанский трон. Карл II Габсбург (не путать его с Карлом II Стюартом, английским королем), сын Филиппа IV, был тщедушным и болезненным молодым человеком. У всех он вызывал жалость, и по убеждению каждого кто видел его своими глазами, этот король не мог править долго. Смерти Карла при самом благоприятном для него раскладе, ожидали через год, может быть через два, после вступления его в 1665 году (4-летним ребенком) на испанский престол. Но вопреки всем прогнозам, Карл II умирал 35 лет и окончательно умер лишь 1 ноября 1700 года. Можно сказать, все время его правления, Испания находилась под регентством, когда функции малолетнего, а затем взрослого, но недееспособного монарха исполняли другие лица. Мать молодого короля со своими фаворитами боролась за власть и влияние с внебрачным сыном Филиппа IV, Хуаном Австрийским. Испанский двор при Карле II стал прибежищем самых низких интриг и непрекращающейся борьбы различных партий за власть.

Уйдя в мир иной, испанский монарх не оставил после себя наследника. Нового короля для Испанской империи – слабой европейской страны, сохранявшей тем не менее власть над значительной частью Нового Света, предстояло найти среди его ближайшей родни. Отец Карла, испанский король Филипп IV имел две сестры: Анну и Марию Анну. Первая из них, хорошо известная нам Анна Австрийская была выдана замуж за французского короля Людовика XIII и произвела на свет французского короля Людовика XIV. Вторая из сестер Филиппа, Мария Анна Испанская стала супругой императора Священной Римской империи Фердинанда III и произвела на свет нового императора Священной Римской империи Леопольда I.

У Филиппа IV официально было также две дочери. Старшую из них, Марию Терезию при испанском дворе решили выдать замуж за ее двоюродного брата, французского короля Людовика XIV, в то время как младшую – Маргариту Терезию, за другого их двоюродного брата, императора Священной Римской империи Леопольда I. Таким образом, и французский король, и австрийский император, и их потомство, стояли в одинаковой степени родства к Карлу II. Как Людовик, так и Леопольд приходились умершему испанскому монарху двоюродными братьями и оба были женаты на его сестрах. Преимущество «короля-солнце» с династической точки зрения, состояло в том, что Мария Терезия была старшей сестрой. Вместе с тем, по условиям брачного договора, выходя замуж за Людовика XIV, Мария Терезия отказывалась от прав на испанское наследство. Взамен ей полагалось денежное возмещение, которое, как мы уже раньше писали, не было уплачено испанской казной. По этой причине, французский король не считал себя связанным отказом супруги от испанского наследства. Вопрос для Людовика состоял только в том, что именно должно было входить в состав этого наследства: какая-нибудь одна часть «империи» Карла II (Испанские Нидерланды, Неаполь, может быть Сицилия) или вся Испанская империя целиком? Молодой Людовик XIV склонялся к первой точке зрения, зрелый – уже ко второй.

Соображениями задобрить испанского монарха и подвигнуть его к завещанию испанского престола французским родственникам, можно объяснить совершенно неожиданную гибкость Людовика, проявленную им при заключении Рейсвейкского мира. Но в Мадриде при дворе Карла II существовала сильная проавстрийская партия, поэтому в целом шансы на то, что испанский король оставит трон Бурбонам, были невелики. Французская дипломатия, руководствуясь этим соображением, повела двойную игру. На тот случай, если завещание Карла II Испанского окажется не в пользу Франции, предполагалась разделить испанское наследство, чтобы получить из него, хотя бы что-то. Интересы Англии, Франции и Голландии в данном случае совпали. Никто не желал, чтобы владения Карла II, целиком, достались австрийским Габсбургам, ведь это также нарушало баланс сил в Европе. Договором 1698 года, а после смерти наиболее вероятного испанского наследника – курпринца Иосифа Фердинанда Баварского, договором 1700 года, Франция закрепила за собой (с согласия Англии и Голландии) из состава испанского наследства – Сицилию и Неаполь. Ни Испания, ни тем более Австрия, во всех этих тайных соглашениях по разделу Испанской империи не участвовали.

В дальнейшем случилось так, что события начали развиваться по самому выгодному для Людовика сценарию. По просьбе испанского монарха, папа римский Иннокентий XIII, утвердил завещание испанского престола в пользу одного из представителей королевского дома Франции. Единственным условием было то, чтобы границы двух государств – Франции и Испании не менялись. Получив известия о смерти короля Карла II и об окончательном характере завещания, Людовик XIV выйдя в Версале к собравшимся по этому случаю придворным, представил своего внука, 17-летнего герцога Анжуйского (сына Великого Дофина) в качестве нового короля Испании. Но такое решение, разумеется, нарушало условия ранее заключенных с Англией и Голландией договоров о разделе испанского наследства.

Следует отметить, что в эскалации напряженности между европейскими державами на этот раз было значительно меньше вины Франции, чем перед началом войны Аугсбургской лиги. Военный конфликт для Франции был неизбежен при любом сценарии. От решений Людовика XIV зависело то, каким будет состав коалиций. Будет ли Франция в союзе с Англией и Голландией воевать против австрийского Габсбургского дома, претендовавшего на все испанское наследство целиком и не признававшего заключенных Францией, Англией и Голландией договоров о разделе Испании? Или же Франция, как и раньше, останется один на один со всей остальной Европой? Людовик, нарушая договоры, заключенные с Англией и Голландией, делал неизбежным именно второй вариант. Англия верная своей политике сохранения баланса сил в Европе, не могла допустить объединения Испании под одной властью со Священной Римской империей. Но Англия, в еще меньшей степени, могла допустить объединения Испании под одной властью с Францией. В случае с Францией, помимо европейского, остро вставал еще и колониальный вопрос. Если бы Франция присоединила к своим колониям испанские владения в Америке, она приобрела бы в «Индиях» заметный перевес над Англией.

Война за испанское наследство, несмотря на ее преимущественно сухопутный характер, и на то, что все главные события этой войны разворачивались в Европе, в значительно большей степени, если сравнивать ее с войной Аугсбургской лиги, была обусловлена мотивами дележа европейскими странами их колониальных владений. С другой стороны, эта война была не столь важна для определения лидеров и аутсайдеров колониальной политики, так как эти лидеры и аутсайдеры уже определились. В отличие от войны Аугсбургской лиги, Война за испанское наследство, была войной с предсказуемым результатом. Ослабленной Франции явно недоставало ресурсов, чтобы изменить сценарий заданный предыдущей войной. Повторяем, что это был сценарий отказа Франции от доминирования в колониях и от господства на море в пользу активной наступательной политики в Европе.

***

Итак, Франция Людовика XIV к глубокому удовлетворению правящих элит Англии продолжала свое движение по проложенной до этого колее. Война за испанское наследство, в той коалиционной формуле, к которой она была приведена усилиями Людовика, стала настоящим подарком для англичан, их историческим шансом ослабить и окончательно убрать со своего пути наиболее опасного из их европейских конкурентов. Получив известия о характере завещания Карла II и о провозглашении герцога Анжуйского новым королем Испании, Вильгельм Оранский не стал спешить с объявлением войны Франции. До сведения Людовика XIV было доведено, что морские державы не возражают против его кандидата на испанский трон, просто за невмешательство Англии и Голландии в столкновение с австрийскими Габсбургами, Людовику придется заплатить. В числе условий был отказ нового испанского короля Филиппа V (так теперь стал называться герцог Анжуйский) от прав на французский престол, раздел Испанской империи в Европе (испанские Нидерланды должны были отойти союзникам) и последнее по счету, но не по значению – открытие испанских колониальных рынков для Англии. Испания не должна была предоставлять в своих колониях выгодных концессий и иных экономических преимуществ Франции, вместо этого она должна была сделать свои колониальные рынки открытыми для англичан и голландцев.

Людовик XIV с презрением отнесся к предложенным ему условиям. Уже в сентябре 1701 года морскими державами было подписано тайное соглашение с Австрией, определявшее цели войны. У занявшего испанский трон Филиппа V предполагалось отторгнуть Испанские Нидерланды, Милан, Неаполь, Сицилию. Важнейшим пунктом соглашения было право морских держав (читаем Англии), захватывать и удерживать за собой земли в испанских «Индиях». О поддержке австрийского кандидата на испанский престол со стороны Англии и Голландии в данном соглашении речи не шло. Англия, просто намеревалась использовать большую европейскую войну, чтобы расширить за счет Испании и Франции свои колониальные владения.

Военные действия между австрийцами и французами начались в 1701 году. В это время в английском Парламенте относительно необходимости войны все еще шли жаркие споры. Слишком свежими для членов Палаты общин были воспоминания о тех убытках, которые в прошедшей войне были причинены английской экономике французскими каперами. В конечном итоге, принимая во внимание все выгоды, которые господствующему классу Англии сулила новая война и то, что эти выгоды должны были покрыть все возможные издержки, английский Парламент проголосовал за выделение денег на содержание армии, численностью в 50000 солдат и военно-морского флота, численностью в 35000 матросов. Кроме того, предусматривалось выделение Англией значительных субсидий на вооружение и оснащение союзников, в первую очередь Австрии.

Людовик XIV попытался ослабить антифранцузскую коалицию созданием лиги нейтральных германских государств и даже предпринял попытку привлечь некоторые из них на свою сторону. Единственным более или менее серьезным союзником, кроме занявшего испанский трон внука – Филиппа Анжуйского, для Людовика XIV стал баварский курфюрст Максимилиан II. Коалиции Франции, Испании и Баварии противостояла куда более внушительная коалиция, состоявшая из усилившейся благодаря победам над Османской империей Австрии, нескольких германских государств, в том числе недавно образованного Прусского королевства, Англии и Голландии. Позднее, по ходу войны, к антифранцузской коалиции присоединилось еще несколько стран, в том числе Португалия. Страны севера и востока Европы – Швеция, Дания, Речь Посполитая, Саксонское курфюршество, Московское царство в Войне за испанское наследство участия не принимали, они были заняты Северной войной.

Вильгельму III Оранскому, королю Англии и статхаудеру Голландии, не довелось возглавить сухопутные войска союзников. Во время охоты копыто его лошади угодило в кротовую яму, и пятидесятиоднолетний Вильгельм свалился на землю. Король сломал себе плечо. За этим последовало воспаление легких, которое протекало очень тяжело и в начале марта 1702 года свело английского монарха в могилу. У четы Вильгельма III и Марии II Стюарт не осталось детей, поэтому английский престол наследовала младшая сестра Марии II (и соответственно, младшая дочь Якова II) – Анна Стюарт. Королева Анна, как и ее сестра, была протестанткой. Придя к власти при поддержке партии вигов, она продолжила антифранцузскую политику Вильгельма III Оранского.

***

Несмотря на хвастовство вигских историков, приписывавших Англии периода Войны за испанское наследство большой скачок вперед по части подготовки и оснащения военно-морского флота, в действительности, успехи, продемонстрированные Англией на море, были следствием не усиления ее собственного флота, а следствием ослабления на море ее противников. В английском флоте периода правления королевы Анны мы не найдем людей того же масштаба, которых можно было встретить у англичан за 40—50 лет до этого, или столетием позже. То есть никого, кого можно было бы поставить в один ряд с Робертом Блэйком, Джорджем Монком или с Горацио Нельсоном. Лучшими английскими адмиралами Войны за испанское наследство оказались Джон Бенбоу и Джордж Рук.

Адмирал Бенбоу имея двукратный перевес в линейных судах и корабельных орудиях не смог организовать атаку своей эскадры на корабли французского адмирала Дюкасса. В первых числах августа 1702 года, у города Санта-Марта, в Вест-Индии, семь английских линейных кораблей перехватили четыре французских. Дюкасс ушел благодаря тому, что капитаны английских судов, по непонятной причине, не последовали в атаку вслед за Бенбоу. В своем письме к английскому адмиралу, Дюкасс посоветовал повесить тех трусов, благодаря которым он избежал разгрома и двоих из них впоследствии действительно повесили.[12 - Мэхэн А. Т. Роль морских сил в мировой истории. – М., 2008. – С. 241.] Адмирал Бенбоу прославился и был возведен в ранг национального героя, благодаря тому, что во время сражения у Санта-Марты он получил тяжелое ранение в ногу, но не покинул палубу и не оставил командования. Раздробленную ногу ампутировали, но адмирал Бенбоу от последствий ранения все равно умер.

Адмирал Рук руководил английским флотом в единственном большом сражении, которое состоялось между морскими силами Англии и Франции в эту по-преимуществу сухопутную войну. Сражение, в котором приняло участие по 50 линейных кораблей с каждой из сторон, произошло у испанского побережья вблизи Малаги, 24 августа 1704 года. Как принято считать, это столкновение стало образцом совершенной тактической бесхитростности проявленной сразу обеими сторонами. Морское сражение у Малаги явилось эпизодом борьбы за Гибралтар. Адмиралу Руку противостояли корабли французского флота, базировавшиеся в Тулоне.

Рук также неудачно действовал против Кадиса – главной морской торговой базы Испании, к которой он отправился в самом начале войны. Однако из тактической невзрачности Рука, который, повторим, считается лучшим английским адмиралом Войны за испанское наследство, не следует, что это был плохой адмирал. Как морской стратег он был значительно лучше, чем как тактик и именно его действиям Англия обязана приобретением таких стратегически важных форпостов в Средиземноморье как Гибралтар и Маон. По большей части именно адмиралу Руку Англия обязана вступлением в Войну за испанское наследство Португалии, а также важными торговыми преференциями, полученными от Португалии. Эти преференции, после того как война закончилась, в буквальном смысле озолотили британский торгово-промышленный класс.

В чем состояли причины стратегических побед Рука? Однозначно не в силе английского флота, а в отсутствии у него достойных соперников и также, в умении англичан использовать этот факт. Казалось, что в самом характере английской нации скрывалось понимание того, что такое флот и как этот флот должен действовать, чтобы выгода от его существования была максимальной. Английская стратегическая доктрина, облаченная в чеканную формулировку адмирала Торрингтона – «Fleet in being», подразумевала, что сила флота покоится на одном лишь факте его существования. Если морская сила не скомпенсирована силами противодействующих ей сторон, то независимо от того, насколько она хороша, или плоха, эта сила становится самостоятельным политическим фактором и ключом к успешному разрешению стратегических и геополитических задач. Успехи англичан в Войне за испанское наследство и исключительно благоприятные для Англии результаты этой войны, следует приписать факту существования именно такой нескомпенсированной морской силы. Именно существованию, а не ее практическому действию и тем более не ее состоянию, по-правде говоря, далеко не идеальному.

Нет смысла описывать все сухопутные кампании, которые воюющие стороны разыгрывали между собой за долгие 13 лет войны. Отметим только то, что Франция оказалась не готовой не только к боевым действиям на море, но и к боевым действиям на суше. Сухопутные войска союзников на этот раз оказались в руках талантливых военных предводителей. Наибольшей известности среди них добились английский герцог Мальборо и австрийский полководец Евгений Савойский.
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5

Другие электронные книги автора Александр Геннадьевич Заиконников