День козла

VIII

Триста километров, которые отделяли городок от областного центра, машина майора Сорокина одолела за четыре часа. С завистью смотрел он на быстрые, сверкающие на солнце, словно трассирующие пули иномарки, то и дело пролетавшие с легким шелестом мимо его грохочущей, как ведро с гайками, служебной «Волги», давно выработавшей все мыслимые ресурсы. Разве на такой должен ездить начальник отдела УФСБ, главный борец с терроризмом на территории этого региона?

Давя на газ, и с замиранием сердца ожидая, что старый движок вот-вот захлебнется, сдохнет посреди не слишком оживленной трассы, майор вспоминал, каким безумным романтиком пришел в КГБ в начале девяностых годов, когда едва ли не все население страны дружно шельмовало эту структуру, а вчерашние стукачи, обернувшись ярыми демократами, штурмовали управление, надеясь в неразберихе найти и уничтожить свои личные дела. Сорокин был по убеждениям государственником, патриотом, но в ту пору щеголять этим было не принято. Работа в «конторе» мнилась ему, как трудная, опасная, но чрезвычайно интересная и почетная. В то, что времена губительного для страны либерализма рано или поздно пройдут, он верил твердо. И тогда такие, как он, встающему с колен государству непременно понадобятся..

Однако время шло, из старательного, но бестолкового лейтенанта он превратился в усталого майора, не за горами было и звание подполковника, а в России в принципе ничто не менялось. Да и профессия контрразведчика оказалась не столь интересной, как представлялось когда-то. Правда, секретов и тайн в ней хватало, но, как ни странно, именно они делали его работу бессмысленно-рутинной, лишенной малейшей романтики. Ибо чаще всего майору приходилось выполнять задания, связанные с глубоко законспирированными, неведомым столичным руководством разработанными операциями, ни начала которых, ни исхода Сорокин проследить не мог. Его использовали вслепую, заставляя собирать информацию, внешне вполне заурядную, значения которой он не знал. Иногда он организовывал слежку за людьми, которых в чем-то, несомненно, подозревали, но никогда не сообщали ему, в чем именно, отчего тяготы и лишения службы, к которым он готовил себя, все эти бессонные ночи, вызовы в управления в неурочный час, работа в выходные и праздничные дни казались лишенными смысла и воспринимались порой как издевательство и дурь начальства, маящегося от безделия, и придумывающего, чем загрузить подчиненных.

Правда, возглавив антитеррористический отдел, Сорокин стал заниматься более предметными вещами, но и там работа сводилась большей частью к созданию длиннющих списков потенциально опасных с точки зрения террористических актов промышленных и гражданских объектов, бесчисленных согласований со множеством ведомств, а взятые в разработку по подозрению в причастности к терроризму личности и группы при ближайшем рассмотрении оказывались заурядными уголовными бандами, использующими для решения своих проблем сходные методы – взрывчатку или пулю киллера.

От упертого патриотизма его уже к концу девяностых годов не осталось и следа. Он видел, что страна живет, несмотря ни на что, народ приспосабливается, как может, и многие из его знакомых, не озабоченные государственными идеями, ловко устроились в этой жизни, перетянув одеяло на себя, и пользуются, несмотря на очевидную паразитическую сущность свою, таким уважением в глазах сограждан, какое и не снилось ему, служаке…

Он почти уже решил для себя, что нынешнее задание станет для него последним. Бывшие сотрудники спецслужб с его квалификацией совсем неплохо устраиваются нынче в коммерческих структурах, на зарплаты, в десяток раз превышающие должностной оклад майора, И, отработав в Козлове, он присмотрит себе такое местечко. Определенные предложения уже поступали.

Сорокин не считал командировку в Козлов сложным, а тем более опасным заданием, в то, что на отставного президента покушались всерьез, он не верил. Скорее всего, это своеобразная пиаровская акция с целью напомнить общественности о существовании бывшего главы государства, выманить дополнительные средства на его содержание. Может быть, начальник охраны выдумал этот выстрел, чтобы доказать свою необходимость, повысить денежное содержание…

А если в Первого президента и впрямь бабахнули, то это сделал какой-нибудь ополоумивший от водки местный мужик. Проспится, протрезвеет, и сам ужаснется тому, что натворил. Козлов – не Техас, стрелять в президента там некому, да и незачем.

IХ

Побывав у Дарьи Душновой и вернувшись на дачу, Коновалов узнал, что его приглашают поучаствовать в совещании, которое начиналось у главы городской администрации через полчаса. Выслушав доклад подчиненных о том, как ловко, действуя больше нахрапом, чем по закону, они изъяли у перепуганных телевизионщиков видеокассету с интервью, раскрывшим тайну пребывания в Козлове Первого президента, убедившись, что обстановка вокруг резиденции спокойная, полковник отправился на встречу с мэром.

Местная администрация располагалась в здании бывшего горкома партии с непременным памятником Ленина, установленном на круглой железобетонной тумбе с двумя торчащими из нее отростками, напоминающими вытянутые руки со сложенными в кукиш пальцами. И лишь присмотревшись, Коновалов догадался, что тумба символизирует собой башню броневика, а фигообразующие отростки, соответственно, изображают стволы пулеметов «Максим». Городская площадь под их прицелом была пустынной, лишь у подножия памятника бродил мужик с краскопультом, опрыскивая ядовито-зеленой краской пожелтевшую некстати под жарким солнцем газонную травку. На странное занятие это полюбопытствовала сорвавшаяся с привязи коза с волочащейся за ней длинной бельевой веревкой с выдернутым из земли колышком на конце. Животное ткнулось бородатой мордой в свежеокрашенную траву, щипнуло, отпрыгнуло, и, возмущенно мекнув, умчалось на поиски экологически чистого корма.

– Не жрет! – кивнув сочувственно вслед козе, обратился к мужику Коновалов. – Видать, не в цвете дело, а в качестве.

– Дык, это ж наша телезвезда. Избаловалась, язви ее в душу сибирка! – охотно откликнулся тот.

– Телезвезда?

– Ну да! Нынче у нас год какой? Козы… А где коз снимать, как не в нашем Козлове? Вот, понаехали в канун Нового года телевизионщики, стали искать этот, как его… символ! А коз-то и не осталось почти. Нашли вот эту, соседа мово.

Ну и нафотографировали на телевизор. А она, стерва, опосля того зазналась. Доиться меньше стала, бродит, где ни попадя. Звезда, одним словом!

Глядя, как старательно красит мужик пожухлую травку, полковник не удержался, присоветовал:

– А вы после зеленой беленькой кое-где попшикайте. Вроде как ромашки в траве цветут. Или желтенькой – мол, одуванчики. А то им не сезон…

– Дык, ума хватит, заставят, ить, хризантемы нарисовать, – в сердцах оборвал работу мужик. – Я им говорю давеча, давайте Ильича бронзовой краской подмалюю. Пусть, блин, стоит весь золотой! А они – ни в какую. Дескать, не ко времени. Президент, дескать, Ленина не любит, вот и нехрен вождю пролетариата в нашем городе на праздник сиять, выпячиваться….

– Кто они-то? – усмехнулся полковник.

– Дык, эт-то….начальство, – туманно пояснил мужик, и, сплюнув, принялся подкачивать воздух в покрасочный агрегат.

В вестибюле мэрии в этот предвечерний час было пустынно и тихо. Лишь одинокая уборщица елозила шваброй по затоптанному линолеуму, сердито бормоча и шлепая в сердцах сырой тряпкой по полу.

– Где кабинет главы администрации? – спросил у нее Коновалов.

Уборщица махнула рукой в потолок.

– Там. На втором этаже. По лестнице. Да ноги вытирай! А то ходют и ходют…

Полковник хмыкнул. Как все-таки отличается провинция с ее устоявшимися нравами от столицы, где таких вот раздраженных теток в солидных учреждениях давно сменили вышколенные лакеи в униформе – предупредительные и бессловесные…

Он поднялся по крутым ступенькам на второй этаж. Здесь тоже было пустынно и тихо. Глянул на часы. Ну да, опоздал на десять минут. Совещание наверняка началось.

Полковник прошел вдоль дверей кабинетов, рассматривая таблички. Так… «Начальник финансового управления», «Начальник управления сельским хозяйством». Ишь, управления – не отдел какой-нибудь завалящий, – подметил он. Неожиданно в глаза бросилась отличная от прочих, кричащего бордово-кровавого цвета, табличка: «Райком КПРФ». Коновалов присвистнул. Прошел дальше. Кабинетов представителей других партий в здании администрации, по крайней мере, на этом этаже, не было.

Обнаружив, наконец, приемную с чахлым фикусом и цветущей молодой секретаршей, Коновалов представился и прошел в кабинет мэра. Там за длинным столом темной полировки уже сидело два десятка человек. Некоторые были в форме. Взглянув на погоны, полковник определил в них представителей таможни, эмчээс, пограничников и, конечно милиции, куда ж в таком деле без нее!

Начальника президентской охраны узнали, подвинули свободный стул – на почетное место, поближе к мэру.

Глава администрации своим плоским одутловатым лицом и близкопосаженными глазами, гривой густых, с проседью, волос, напоминал доброго льва из детских мультфильмов. У него и отчество оказалось подходящим.

– Сергей Львович, – протянул он крепкую, ухватистую лапу, а потом представил окружающим, – полковник Илья Ильич Коновалов. Гарант, так сказать, безопасности нашего дорогого Первого президента.

Полковник кивнул собравшимся, сел на отведенный ему стул, пододвинул к себе папочку, какие были у всех участников совещания с надписью на обложке: «План мероприятий в честь 300-летия города Козлова».

– Продолжим, друзья, – между тем предложил мэр. – Прежде всего, я бы хотел начать сегодняшний разговор с кратких итогов полугодия. Как же, друзья, сработали труженики нашего города и района в преддверии юбилея? Не могу не отметить, что мы с хорошими темпами, уложившись в агрономически обоснованные сроки, провели весеннюю посевную кампанию. Если бы не проблемы с ГCM, – глава города скосил глаза на Коновалова, – мы управились бы скорее. Цены на горючее, друзья, как известно, запредельные. И мы просим федеральный центр повлиять на ценовую политику, которую проводят нефтяные компании!

Все посмотрели на начальника президентской охраны, который олицетворял здесь в их глазах «федеральный центр», и полковник кивнул сочувственно – дескать, об этой проблеме нам хорошо известно, будем решать…

Он, привыкший к совещаниям такого рода, отключился, не вникая в цифры и факты – сколько заготовили сена и сенажа, какое количество хлеба скосили в валки, каков намолот с гектара, и, открыв папочку, начал с интересом изучать план праздничных мероприятий.

Первый президент высказал пожелание непременно побывать на торжестве в качестве почетного гостя, и теперь Коновалов пытался представить, как будет проходить празднество с тем, чтобы обеспечить бывшему главе государства максимально возможную в таких ситуациях безопасность.

Закончив свое выступление, из которого выходило, что Козлов и его жители встречают наступающий юбилей хоть и без особых экономических успехов, но вполне достойно, мер стал поднимать чиновников, отвечающих за тот или иной участок предпраздничных работ.

Долго мучали начальника местного ЖКХ – толстого, потного мужика, который, то утирая носовым платком лоб, то хватаясь за сердце, бубнил испуганно про побеленные бордюры, стволы деревьев, а больше – про нехватку денег, что не позволяло придать рассыпающемуся в труху от старости частному жилому сектору молодцевато-праздничный вид.

Хмурый подполковник погранслужбы пообещал, что граница в эти дни будет на особо крепком замке. Главный милиционер божился, что криминальная ситуация в городе и районе находится под полным контролем правоохранительных органов. Начальник управления культуры огласил перечень увеселительных мероприятий, которыми порадуют население Козлова.

– А дети, дети будут? – листая план, спросил культорганизатора мэр. – Наше, так сказать, подрастающее поколение?

Тот, огладив «чеховскую» бородку, пообещал твердо.

– Мудот детей обеспечит.

Коновалов удивленно поднял брови, спросил шепотом у потного соседа – начальника ЖКХ

– Что за «мудот» такой?

– Муниципальный детский отдел образования и творчества, – без труда расшифровал тот мудреную аббревиатуру.

Полковник усмехнулся диковинному словечку.

– Директор полиграфическо-издателъского комбината, доложите, что у вас, только быстро, – приказал мэр.

Из-за стола поднялся грузный мужчина и, дальнозорко отодвинув от себя бумажку, начал читать.