Роман Комаров выехал из дачного кооператива, где находился земельный участок родителей, миновал поселенье Марусино и пролетел мимо остановки метро под названьем «Котельники». Двигаясь, по Новорязанской дороге он проскочил через вечно загруженный МКАД, выбрался на Северо-Восточную Хорду и помчался в свой отдалённый спальный район. Туда, где находилась когда-то деревня лихого боярина Ховрина.
Домой сыщик добрался уже в четверть десятого и поставил машину на тесной парковке, недалеко от подъезда. Парню едва удалось втиснуть серую «Ладу» между скромными «тачками» местных жильцов.
Роман поднялся на лифте на девятый этаж. С собой детектив привёз две тяжёлые сумки и внёс их в свою небольшую, но уютную «двушку». Он разобрал подарки родителей и разложил их по нужным местам.
Еда, которую дала мама любимому сыну, и овощи с осенними фруктами отправились прямиком в холодильник, стоящий на кухне. Заготовки на долгую зиму разместились в тёмной кладовке, что находилась за стенкой, рядышком в ванной.
Затем, детектив быстро разделся, бросил одежду в машинку для стирки белья и быстро принял освежающий душ. Вытершись большим полотенцем, Роман натянул на себя домашний спортивный костюм и посмотрел на будильник. Стрелки показывали, что на все эти хлопоты ушёл целый час.
Отправляться в кровать было ещё очень рано. Смотреть телевизор совсем не хотелось. Давно надоели толстомордые головы, что уже сорок лет ведли «разговоры в пользу бедных граждан страны». Причём, за это долгое время, ничего так и не тронулось с места.
По словам дорого отца детектива, всё стало значительно хуже, чем раньше. Работы в России нет почти никакой. Уровень жизни народа резко упал. Европа с Америкой вконец обнаглели и показали «великой» стране свой звериный оскал.
Роман вспомнил о том пакете, что отдала ему тётушка Роза перед самым отъездом с родительской дачи. Молодой человек решил посмотреть, что там такое? По словам милой женщины там лежали кое-какие бумаги из архива её покойного деда, Тимофея Ивановича Соболева. То есть, прадеда парня.
Их детективу прислала бабушка по родному отцу, Мария Семёновна. Парень уже как-то читал его дневники о махинации с огромным рубином в Америке и счёл их весьма интересными.
Сыщик сунул руку в карман своей светлой куртки, висевшей в прихожей, и достал из него плотный пакет. Роман вернулся в гостиную, лёг на удобный диван и хорошо рассмотрел старый конверт.
Адреса, написанные на желтоватой бумаге, говорили о том, что он был отправлен из довоенной Москвы в Соединённые Штаты Америки. Судя по смазанному почтовому штемпелю, это случилось в тридцатых годах двадцатого века. То есть, в то самое время, когда прадед Романа, работал в Америке в качестве частного сыщика и носил иностранное имя Тимоти Сейбл.
Времени до наступления полночи ещё оставалось достаточно. Сыщик решил посмотреть, что же содержат эти бумаги? К сожалению парня, один из первых листов куда-то исчез. Пришлось читать с середины кем-то начатой фразы.
Письмо прадеду сыщика
(отрывок из рассказа К. Г. Паустовского «Пламенная Колхида»)
…Когда дожди прекратились, мы проехали в город Батум, где у моего провожатого, Нодии было какое-то важное дело. Грузинский мелиоратор остановился у старых друзей, мне же казалось неловко стеснять незнакомых людей, и я поселился в гостинице. Это, пожалуй, была одна из самых страшных ночей в моей жизни.
Лил продолжительный дождь. Свободных комнат там, увы, не нашлось, а идти куда-то ещё мне совсем не хотелось. Администратор гостиницы вел себя достаточно странно. Он сообщил, что у него, правда, есть одна комната, но он не решается меня в ней поселить.
– Почему? – спросил я.
– Да как вам сказать, – ответил он нерешительно. – Этот номер не совсем уж плохой, но… весьма неудобный. Это единственное в нашем здании помещение на мансарде. Под самой крышей. Лестница очень крутая и узкая, деревянная, и ведет только туда.
Швейцар, слушавший наш разговор, что-то быстро и недовольно сказал по-грузински. Администратор почмокал губами, покачал головой и повторил, что, пожалуй, нельзя мне ночевать в этой комнате.
– Почему? – снова спросил я его.
– Не знаю… Не могу сказать точно, кацо. Мы не любим пускать в эту комнату наших гостей.
Швейцар снова что-то сказал и испуганно посмотрел на меня.
– В чем собственно дело? – спросил я. – Значит, есть какая-то причина для этого?
– Не очень давно. Там один человек сошел с ума.
– Не каждый же, кто там живет, сходит с ума.
– Ну, все-таки… – уклончиво ответил администратор.
Тогда вмешался швейцар.
– Тот человек сошел с ума ночью, – сказал он вполголоса, – я хорошо помню, было минут сорок четвертого, когда он в первый раз закричал.
– Это было так страшно, – добавил администратор, – Особенно, когда он закричал второй раз. Он выскочил из маленькой комнаты, сорвался с той лестницы, упал и сломал себе руку. Он не смог ничего объяснить, что с ним случилось.
– Ничего особенного я в этом не вижу, – сказал я в ответ. – Не ночевать же мне на улице в дождь. Покажите мне комнату.
Администратор поколебался, взял ключ, и мы поднялись наверх. С третьего яруса начинался ещё один узкий пролёт каменной лестницы. Он завершался маленькой короткой площадкой. С неё шла к чердаку узкая деревянная лестница, похожая на небольшую стремянку. Она упиралась в проём, окрашенный охрой.
Мужчина долго не мог открыть деревянную дверь, – ключ заедал в замке и не мог повернуться. Наконец, узкая створка открылась. Прежде чем двинуться дальше, он, не переступая порога, повёл рукой в помещении и нащупал там выключатель. Свет загорелся.
Я увидел коморку с металлической койкой и одним обшарпанным стулом. Другой мебели там не имелось. Но ничего неприятного я в этой комнате тогда не заметил. Мне лишь показалось, что единственная, очень сильная лампочка под потолком слишком уж выпукло освещает скудную обстановку скромного номера, – я даже увидел слабую вмятину на подушке от головы постояльца. Очевидно, что кто-то здесь ночевал не очень давно.
– Ничего особенного я тут не вижу, – повторил я вполголоса. Хотя мне уже стало не по себе от сознания, что данная комната будто отделена от гостиницы тёмной узенькой лестницей.
– Смотрите сами, – ответил мужчина. – Звонка к коридорному нет. Ключ плохо работает. Поэтому лучше не закрывайте дверь за собой.
Администратор ушел, и только тут я заметил, что в комнате не имеется окон. Она была похожа на морг – только голые жёлтые стены и белый, как снег потолок.
Я лег, но дверь на ключ всё же не запер. Свет я не выключил. Лампа под потолком мешала уснуть, но мне не хотелось вставать, чтобы её погасить. По крыше порывами барабанили струи дожди. Изредка ветер подвывал в чердаке, скорее всего, в разбитом кем-то окне.
В конце концов, я все же уснул. Очнулся я совершенно внезапно. Пару секунд я пролежал с закрытыми веками, потом потянулся к наручным часам, лежащим на стуле возле кровати. Стрелки показывали сорок две минуты четвертого.
Эта картина испугала меня. С ней было связано что-то весьма неприятное или опасное. Вот только что? И вдруг я вспомнил рассказ седого швейцара. Он говорил, что ровно в это же время из этой комнаты закричал человек, когда он сошел с ума.
Я повернулся на спину. Внезапно крупная дрожь прошла по всем частям тела, от затылка до пяток, – в потолке, над моей головой, был настежь открыт квадратный проём. За ним зияла плотная чердачная тьма.
Люка этого я раньше не видел. Кто-то открыл его, когда я крепко спал. И открыл изнутри, с чердака.
Я не спускал глаз с проёма и говорил сам себе: «Спокойно. Главное, не волноваться».
Я осмотрел тесную комнату, – в ней никого больше не было, и быть не могло. В ней не могла бы укрыться даже сороконожка. Но все-таки… Я осторожно заглянул под кровать. Там было пусто.
Тогда я поднял глаза на черный проём наверху. Я вдруг заметил, как что-то во тьме шевельнулось. Сердце у меня зазвенело и забилось в висках. Я разглядел, как с краю люка появились мясистые пальцы, – сначала от правой, потом от левой руки. Пальцы вцепились в доску квадратной обвязки. Там, на чердаке, был человек.
В свете электрической лампы я видел на пальцах пришельца чёрные редкие волосы и выпуклые синие ногти. Пальцы вдруг сжались. Очевидно, кто-то лежа на животе, подтянулся на них. В отверстии появилась голова человека.
Я до сих пор помню то большое лицо. Ничего более тупого и злобного я в жизни сроду не видел и, должно быть, никогда не увижу. Обрюзгшая физиономия показалась мне невероятно огромной. Она была чисто выбрита. Человек медленно и очень спокойно двигал губами, будто что-то жевал.
Наши глаза неожиданно встретились, и я тотчас понял, что это смерть явилась за мной. Человек усмехаясь, смотрел на меня. Он даже не дрогнул, не сделал движения, чтобы скрыться во тьме. Он смотрел меня, как бы примериваясь, словно на жертву. Вдруг он быстро поднялся на толстых руках и опустил одну босую ногу в открытый проём.
Он собирался спрыгнуть на пол, но неосторожно коснулся заостренного ломика, что был под рукой. Фомка упала, подпрыгнула и покатилась к кровати.
Я даже не помню, как очутился за дверью. Должно быть, я ринулся со скоростью света. На площадке я закричал и тут же лишился сознания. Наверное, я закричал так же страшно, как и тот человек, что сошел в этой комнате с ума до меня.
Очнулся я в коридоре третьего яруса. Возле меня стоял администратор, швейцар и несколько сильно испуганных, полуодетых жильцов. Незнакомый восточный мужчина в трусах щупал мне пульс. В воздухе пахло нашатырем.