Они и пошли.
Понедельник, совсем поздно
Конечно, в обсуждении – дома с родителями и в сети – не всё оказалось так гладко, как расписывала классная. Тайно разработанный, неожиданно и поспешно принятый Думой закон одобрялся обществом вовсе не дружно. Он вызвал и бурное одобрение, и многочисленную критику.
Например, известная журналистка Греческая ратовала за снижение времени ППУК до полностью безопасной одной минуты, и только при наличии справки об отсутствии заболеваний сердца, потому что у сердечных больных механическая асфиксия может привести к остановке сердца в любую секунду. Принятые три минуты она назвала простым средним между полностью безопасной одной минутой и почти гарантированно фатальными пятью минутами. Что касается данных, полученных испытаниями на добровольцах, она назвала их если не полностью сфальсифицированными, то крайне сомнительными, и советовала умножать предложенные проценты, по крайней мере, на десять. 10% фатальных исходов и ещё 30 % – вред здоровью вплоть до постоянной инвалидности. На этом основании она обозвала ППУК «децимацией», которую, как известно, применяли – и то только в крайних случаях и только в армии – древние римляне, являющиеся вовсе не нашими предками, а образцом для западной юриспруденции.
Одобряющие приводили дополнительные аргументы. Изготовление множества подъёмников привело к оживлению оборонной промышленности, задыхавшейся от отсутствия внешних заказов, перехватываемых США и китайцами.
Адвокаты из правозащитной организации «Площадная» обращали внимание общества на отсутствие в принятом Думой федеральном законе внятной юридической процедуры, без которой назначение столь серьёзного наказания противоречит законодательству. Тем более что дети не подлежат уголовной ответственности, или подлежат ограниченно, и уж во всяком случае только по постановлению суда. А в данном случае наказание может оказаться даже более тяжким, чем многие наказания, предусмотренные УПК, в то время как назначение ППУК осуществляется в административном порядке.
Одобряющие: ППУК послужит консолидации общества, потому что очевидна его демократичность: секундомеры-то везде одинаковые, что в элитной школе, что в сельской глубинке и пр.
Критики: не надо обольщаться одинаковостью ППУК для всех наказанных. То, что время одно и то же, ещё ничего не значит: худые школьники получают большое преимущество перед полными, да и мускулы шеи у всех разные. Не говоря о способности внутренних органов выдержать испытание асфиксией.
Врачи, одобряющие ППУК в его настоящем виде, ругали альтернативный вариант, розги, за опасность заражения крови, которое может дать те же проценты случаев с опасными последствиями, если не больше.
Не одобряющие закон о ППУК врачи ратовали именно за розги, которые на современном уровне гигиены можно качественно обеззаразить, как и объект их приложения, а вот контролировать повреждения внутренних органов от асфиксии гораздо труднее. И какие-то цифры приводили, полученные на крысах: даже длительная потеря сознания от большой кровопотери гораздо менее опасна, чем от сдавливания сердца венозной кровью, насыщения органов углекислым газом, многократного превышения нормального отрицательного давления в лёгких, шок неровной системы от недостатка кислорода, обессиливание дыхательного центра и пр.
Психологи обращали внимание на то, что среди подростков и так довольно распространены игры с асфиксией. Которые впоследствии могут переходить в аутоэротические. Они очень опасны и служат причиной большого количества случайных смертей, точное количество которых неизвестно, потому что их нелегко отличить от самоубийств. Зачем же ещё и подавать школьникам такой пример?
Существенный вклад в критику внесли оппозиционные политики. Удавлец предупреждал о неминуемом ухудшении отношений с Западом. Ванильный призывал Запад вмешаться в случай откровенного несоблюдения международных договоренностей о правах человека. Винолом призывал плюнуть на мнение Запада по любым вопросам и ввести вместо ППУК более честный расстрел. Но, понятно, расстреливать не всех, кого учителя решили наказать, а определять с помощью рулетки, скажем, тот самый один процент, о котором сказано в комментарии к закону. И никаких экспериментов на добровольцах не надо, сомнительные они или нет.
И так далее.
Все критики призывали опомниться, и, пока не поздно, наложить мораторий на применение ППУК до надлежащего всенародного обсуждения и внесения в закон существенных поправок.
И всё это забивалось восторгами многочисленных сторонников нового закона. По большей части они не возражали на доводы критиков, а много раз повторяли свои.
Вторник, утро
Ничто не предвещало беды так скоро.
Школьники обсуждали ППУК, но как-то абстрактно, полагая, что их в очередной раз собираются напугать. Не будут же они, в самом-то деле, вешать за какую-то ерунду! Или так: не будут же они В САМОМ ДЕЛЕ ВЕШАТЬ – за какую-то ЕРУНДУ?
Вторник, день
Майор заглянул в класс в середине последнего урока.
Его привёл директор школы Степан Олегович по кличке олег. С маленькой буквы. Наверное, из-за пирожков, в которых часто упоминается некий олег. (Принимающий любые обличья и свойства характера). Хотя бывают и другие двухсложные имена с ударением на втором слоге, Степан, Вадим, Сергей, и много жаргонных, Колян, Вован, Костян. А только в этом удобство олега для пирожков. Потому что рифмы там нет.
олег ходил по всей квартире
на кухню в спальню в коридор
но алексей поймал олега
и научил ходить в лоток
Извинившись перед учителем, олег сделал короткое объявление. После уроков никто не расходится, у девятого «А» состоится внеочередной классный час с моим участием и участием вот майора Сурова. («Здравствуйте», – сказал майор). Он пришёл специально, а его время дорого. Кто уйдёт – потом очень пожалеет. Вплоть до исключения.
И они вышли. Майор больше ни слова не сказал, но, похоже, пересчитал всех по головам. А может, и лица запомнил.
Суров не был ординарным представителем спецслужб. На первые мероприятия были брошены лучшие силы, к коим он имел основания себя причислять. В частности, он ясно представлял себе, какие сотрудники будут приходить в школы в дальнейшем, когда ППУК станет рутиной, и искренне жалел бедных будущих школьников.
Вторник, ранний вечер, действие первое
Майор Суров и олег пришли к началу классного часа. Директор вновь представил майора, если на уроке кто отвлёкся, и сел в последнем ряду. Он был мрачен. Стул он взял из-за парты Коршуна, который сидел один. Увидев, что олег идёт к нему, Коршун подумал, уж не хочет ли он сесть рядом и контролировать его. Но директор перетащил стул в средний проход между левым и средним рядом парт. Так что их с Коршуном отгораживала друг от друга одна парта и два ученика.
Майор прошёл за спиной классной и встал между учительским столом и углом с полиспастом. Выражение его лица не было ни злым, ни весёлым. Скорее, оно выражало деловитость.