ТРИОН. Полёты биоробота в пространстве и времени. Историко-философский приключенческий роман

Бабушка Еля

Сабрина вошла в комнату Глеба:

– У нас гости. К нам приехала моя бабушка, папина мама. Хотя она старенькая, но ещё в своём уме. Иногда выдаёт такие оригинальные мысли, что диву даёшься. В последнее время стала верить в Бога. Ну, как верить? – Начала молиться. Но насколько я знаю, она ни одну молитву не знает дословно. Говорит, что это не обязательно, что у неё свои свободные молитвенные тексты. Заученные церковные молитвы читаются по привычке. Они мертвы и превращаются в пустословие, в какую-то бездумную обязаловку. Это, говорит, оскорбление Бога. Чтение молитвы без понимания – это форма без содержания.

Хочешь, я познакомлю тебя с ней?

Глеб вежливо согласился. Когда они вошли к бабушке в комнату, старушка распаковывала свои вещи и что-то искала:

– Куда я подевала свои фотографии? Неужели оставила дома? Вот она суета к чему приводит. Я тебе, Сабринушка, хотела показать свои старые фотографии. Там есть фото, на котором запечатлён твой дед. Ты его ни разу не видела.

– Вот, бабуля, знакомься. Это наш дальний родственник, Глеб. Приехал в Москву трудоустраиваться.

Бабушка удивилась:

– Это что за родственник, да ещё и дальний? Почему я ничего о нём не знаю?

Она подошла к Глебу:

– Елена Петровна. Меня можешь звать просто баба Еля. Так меня внуки кличут. Их у меня пятеро. Все уже взрослые.

Баба Еля протянула Глебу руку и вдруг… резко отдёрнула её:

– Боже милостивый! Не может быть! Григорий? Простите, мне не по себе… Сабрина, у меня, наверное, галлюцинации…

Сабрина взяла бабушку за руки и усадила в кресло:

– Успокойся, бабуля! Ты что-то напутала… Тебе показалось…

– Я ничего не напутала. Я прекрасно понимаю – прошло много лет, что такое не может быть…. Но он как две капли воды похож на твоего деда Григория в молодости. Сейчас я тебе покажу фотографию… Ну, куда я их засунула?..

Глеб подошёл к старушке:

– Бабушка, Вы не волнуйтесь. В жизни очень часто встречаются похожие люди.

Когда бабушка Еля услышала голос Глеба, она судорожно обхватила голову руками:

– Этого не может быть! У моего Гриши был точно такой голос. Он часто звучит в моих ушах. Бред… Я наверное не в себе…

– В ситуацию вмешалась Сабрина:

– Ну, что ты бабушка заладила одно и то же. Сама же понимаешь, что это невозможно. Ты устала с дороги. Приляг, отдохни. Мы зайдём к тебе позднее. Расскажешь о моих двоюродных братьях, сёстрах. Я с ними давно не общалась.

Бабушка Еля согласилась:

– Пожалуй, я и в самом деле переутомилась в дороге, и отдохнуть должна. В последнее время часто вспоминаю твоего дедушку, вот и пригрезилось. Господи, спаси и сохрани!

***

Когда Сабрина и Глеб вернулись в зал, Сабрина задумчиво сказала:

– Перехвалила я свою бабушку. У неё намечаются сбои в памяти. Раньше такого не было. Годы дают о себе знать. Странно… Нужно папе сказать, чтобы показал её врачам.

Глеб успокоил Сабрину:

– Я думаю, ничего неординарного в поведении твоей бабушки нет, учитывая возраст. Сказывается старческая усталость мозга. Образы прошлого наслаиваются на объекты настоящего. В результате – спутанное воображение. Возможно, я и в самом деле похож на твоего деда.

После этого случая Сабрина старалась не сводить бабушку и Глеба близко, лицом к лицу. Лучше будет, если они будут находиться на определенном расстоянии друг от друга. Бабушка Еля давно разложила свои вещи по местам, но фотографии с дедом не нашла. Она сторонилась Глеба, как будто боялась чего-то. С родителями разговаривала осторожно, тщательно подбирая слова. По-видимому, опасалась, что её могут заподозрить в неадекватности. Сабрина, в свою очередь, беспокоилась, что бабушка назовёт Глеба Григорием в присутствии родителей.

Однажды Сабрина заглянула к бабушке в комнату. Ей самой хотелось узнать подробнее, что случилось с её дедом, которого она никогда не видела. Отец неохотно распространялся на эту тему. Говорил, что его отец рано ушёл в мир иной не по своей воле.

После того, как бабушка поведала Сабрине о жизни её двоюродных братьев и сестёр, она начала рассказывать ей историю про деда Григория:

– Внучка, ты уже взрослая и должна знать свои корни. Пока я жива, я хочу доверить тебе кое-какие тайны твоего рода. Я даже об этом не всё рассказывала твоему отцу Александру. Его воспитывал отчим. Мы с твоим будущим дедом познакомились случайно в сквере спецгородка, в котором жил и работал мой отец, твой прадед. Там же на секретном предприятии трудился Григорий, твой дед. Я тогда была молода и глупа. Мечтала о принце на белом коне, как и многие советские девушки. После окончания школы хотела поступить учиться на филологический факультет МГУ, но не прошла по конкурсу. Отец мой был влиятельным человеком, но замолвить слово за дочь не захотел, говорил матери: «Пусть своим умом пробивается. Но сначала определится, что ей по-настоящему подходит. Торопиться некуда – она девушка, в армию не возьмут». Я изнывала от неопределённости и от безделья. Мечты мои разбились о твёрдую стену реальной жизни. Мне всегда всё удавалось, не без поддержки родителей, конечно. Я не привыкла самостоятельно преодолевать жизненные трудности. Ну, да что сейчас об этом говорить!..

Однажды во время прогулки я увидела в сквере парня. Он сидел один. Нет, не скучал, как я, а над чем-то размышлял. Это видно было по его позе и по глазам, которые он то и дело поднимал, всматриваясь в окружающие предметы. Я села напротив него на скамейку и стала его откровенно рассматривать. Он это заметил, улыбнулся, потом встал, подошёл ко мне и спросил:

– Девушка, Вы не против, если я сяду рядом с Вами?

Я кивнула головой – конечно, разве я могла отказать такому красавчику. Вот так мы и познакомились. И с тех пор стали встречаться. Прошёл год. Я ни в какой университет поступать не хотела. Поступила на работу библиотекарем в том же спецгородке. Трудоустроиться помог мне отец: «Поработай, пока не определишься…».

У Гриши была ведомственная однокомнатная квартира. Я стала часто навещать его. Мы говорили обо всём. Он очень многое знал. Я поражалась… Это было самое счастливое время моей жизни! Мы сблизились. Планировали пожениться… Но однажды случилось несчастье. Мне позже рассказали родители, что одного сотрудника секретного отдела кто-то смертельно ранил ножом. Это случилось в том самом сквере. Отец назвал его фамилию и имя сотрудника. Это был мой любимый Гриша. Я рыдала и не скрывала это от родителей. Я рассказала им о наших отношениях… Мои родители меня поняли. Ни в чём не упрекали, успокаивали, как могли. Позднее отец сообщил мне, что Григорий скончался: «Дочка, больше ничего определенного сказать не могу. Просто не знаю. До правды нас не допускают. Тут тёмная история». Такова была неофициальная информация, распространившаяся среди сотрудников. Официальных сведений, по понятным причинам, никто не давал… Я несколько раз бегала в дом, где он жил. Квартира была опечатана.

Рассказ бабушки произвёл на Сабрину тяжёлое впечатление. Она не стала обсуждать это с Глебом. Прошло две недели. Бабушка Еля стала собирать свои вещи и попросила отца, чтобы её отправили домой. Перед отъездом подошла к Глебу, долго держала его руку в своих дрожащих ладонях:

– Дай, хоть ещё раз посмотреть на тебя… Григорий… Удачи тебе, здоровья! Живи долго!

Однажды Сабрина, убираясь в квартире, обнаружила под диваном фотографию. Подняла, взглянула. По спине пробежал холодок – на фото рядом с улыбающейся девушкой Елей стоял Глеб и пристально смотрел на Сабрину.

Откровение

Долгие зимние вечера пошли на убыль. Солнце всё чаще заглядывало в окно кельи. Однако погода еще не располагала к странствию.

Старец Григорий много расспрашивал Триона-Глеба. Его интересовала история и религиозная жизнь в России и на Украине. Из учителя он превратился в ученика. Из поучающего – во внимающего. И это нисколько не угнетало его. Впрочем, он не один познавал мир заново.

Глеб также находился в информационной власти Триона. Встревал лишь изредка, осторожно формулируя своё мнение. Обычно это были темы, касающиеся чувственных сторон бытия или рассуждения о языке, дружбе и любви.

Однажды Глеб-Трион спросил старца, есть ли у детей совесть. Старец, размышляя вслух, говорил, что это воззрение православного христианства, и, что в католическом христианстве оно отсутствует. Когда у славянина «говорит совесть», это означает, что в нём заговорил Бог. Он изъявляет волю свою таким образом. Католики придерживаются латинского понятия conscientia, что в переводе означает «параллельное знание». Возможно, поэтому ваши современные немцы и англичане, о которых ты сказывал, столь противны и наглы, поелику главным судьёю для них стала дъявольская рациональность и сообразность. У детей малых нет совести, ибо они говорить не могут и не понимают, где хорошо, а где плохо. В детях, как и в католиках, больше своеволия, чем боговолия.

Трион-Глеб в своих формулировках был не столько энциклопедичен, сколь беспощаден:

– Григорий Саввич! Я понял, что Ваш путь к свободе – это освобождение от всякого угнетения. Но почему Вы убегаете не только от угнетателей, но и от угнетённых?

– Человек человечий! Я убегаю от телесного мира, который являет собой клетку глупцов и лавочку пороков! Я убегаю в мир духовный и не чураюсь угнетённой бедности вплоть до самоотвержения. Я не хочу быть фарисеем!

– И в этом Ваше счастье? В отшельничестве, в уединении?..

– Уединение – это способ, а не цель. Цель моей жизни – стать счастливым. Не в вашем мирском понимании! Достичь счастья – это войти в то духовное состояние, когда частью моей станет Господь.

– Во мне нет этой части Бога. Отцы-создатели дали промашку! Но почему Вы, покидая в 1765 году Коллегиум, сказали: «Жизнь – это странствие: прокладываю себе дорогу, не зная куда идти, зачем идти»?

– Так и сказал? Откуда сие вычитал?

– Из рукописей! Ваших рукописей, напечатанных Вашим другом Ковалинским.

– Я эти рукописи ещё до него не донёс. Вон они, на полке лежат. Можно сверить.

Старец подошёл к полке. Потом отошёл от неё и махнул рукой:

– Грешно предаваться прелести. Если и сказал – то имел в виду земное странствие, а не духовный путь к Богу, который есть моя основная цель.

– Наши религиозные философы писали, что Вы двигались «от христианского своего сознания к пониманию человека и мира».

Старец Григорий рассмеялся:

– Как же я сумел сделать это, если я всю жизнь бегал от этого мира, а мир меня не поймал? Темноречат ваши богоизвращенцы.

– Григорий Саввич! В разных местах Вы писали, что «один человек из двух составлен». Один телесный и явный, а другой невидимый, внутри пребывающий. Другой – это свет во тьме. Платон, кстати, говорил, что это частица света Божьего, пленённая в теле человека и стремящаяся вынаружиться и соединиться с большим белым светом.

– Правильно говорил! Жаль, что многие труды его для меня не были доступны. Можно говорить об одном и том же, используя разный аллегорический язык. Иметь в себе святой дух есть не что иное, как видеть истину божию…

– Хочу открыть Вам последнюю тайну… Дело в том, что я уже пребываю в двух ипостасях. Во мне живёт другой, но это не Бог. Это моё второе «Я», которое стремится стать первым. И, возможно, когда-то станет. Нас объединяет общий язык. Мы по очереди говорим с Вами. Сейчас говорю я. Иногда говорит он.

– Юноша человечий! Ты не перестаёшь удивлять меня! Если бы ты не был столь сведущ и правдив, я бы не поверил тебе. Но ты принёс из 21-го века весть обо мне. Я сверил свои сегодняшние деяния с описанными тобой обо мне… Не стал спрашивать я тебя, когда и где я умру. Я и сам знаю это без тебя. Бог дал мне малый дар предвидения. Не медли со своим откровением, я и это сочту за правду.

– Меня зовут Трион. Это моё скрытое лабораторное имя. Не знаю даже, выражаясь Вашими словами, в каком списке это имя напечатано, в «тленном» или… в каком-то другом. Имя моего двойника – Глеб. Это имя человеческое. Глеб должен говорить «от сердца своего». Во всяком случае – это его главное предназначение. Я же говорю от ума своего. Но говорим мы оба «не устами господними».

– Глеб… Трион… То-то я слышу, что разными языками говорите. Миссия ваша странная. Не хватает ещё одной ипостаси. Тогда бы имели ваши отцы-создатели, жалкое подобие Святой Троицы. Уж не сатанинская ли то идея – богоподобные дела на свой лад вершить? Сомневаться начинаю.

– Григорий Саввич! Не всё сатанинское, что противоречит обычному образу мышления, построенному на привычных символах.

– Это кто со мною глаголит? Глеб?

– Нет. – Трион!

– Ты, Трион, как взял я в толк, и должен быть символом разума, по воле твоих отцов. Но не прельщайся! Создавали тебя как разум, а сделали токмо его знамение. Скажи что-нибудь, Глеб!

– Молчание «руководствует» к размышлениям. Трион мыслит, а я его мысли размысливаю, да чувством наполняю.

– Не своими словами говоришь! А моими, переиначенными…

Трудно изгладить первое впечатление. Ты меня спрашивал у собора о смысле молитвы?

– Я! Вроде бы, всё понимал, но хотел переживанием наполнить.

– Переживанием, говоришь? Значит, к душе тянешься.

Хорошая парочка! Один высасывает мёд из камня, а другой его слизывает, да причмокивает.

Я принимаю вас как «Божественное откровение», как весть от ангела о предстоящей моей кончине.

– Помилуйте, Григорий Саввич! Мы не ангелы! Мы прообразы «двойства бытия»! Мы вырваны из «клейкой стихийности мира»! Мы то явление, которого Вам так не доставало!

Поиски

Экспериментальная лаборатория приступила к исправлению неполадок МВ-3 после пожара. Возобновили работу с банком данных. Параллельно, по указанию А.Г Боголюбова, сотрудники в тысячный раз приступили к выявлению «слабых мест» в конструкции, пытаясь обнаружить межсистемные нестыковки. Системология в области биологии и физиологии – наука хитрая и зачастую непредсказуемая. Достаточно вспомнить тот факт, уже исторический, когда учёные детально изучили клетки мозга, знали, как они взаимодействуют, но не могли сказать ничего толкового о деятельности мозга в целом. Вчера учёные решили проблему функционирования мозга человека, живущего в естественных условиях. Сегодня они должны адаптировать мозг и тело человека в целом к условиям пространственно-временного перемещения. Были изучены два пути. Первый путь – это разбиение человеческого тела на биоатомы, перевод информации о них в солнечный свет, передача светового пучка в нужное место, а затем сборка и транспозиция информации в первоначальное человеческое тело. Второй путь не связан с дискретизацией физического целого на невидимые части с последующим их синтезом, который часто приводит к неравенству «начала» и «конца». Рассыпали одного человека в этом пространстве, собрали другого человека в ином пространстве. Во втором случае телепортируется, «не рассыпаясь», целый человек из трёхмерного пространства в четвёртое, в котором он перемещается свободно, не испытывая гравитации. Трудности для физиков-телепортаторов возникают при выводе тела из четырёхмерного пространства в нужную точку трёхмерного пространства, целевого или обратного. А. Г. Боголюбов знал, с какими технологическими проблемами пришлось столкнуться учёным руководимого им научно-исследовательского центра. Разработанные технологии посылки и возврата живого тела из четырёхмерного пространства в трёхмерное не были апробированы на человеке. Животный биоматериал, который подвергался испытанию, как правило, не возвращался «домой», о его поведении в ином, отдалённом во времени пространстве также ничего не было известно, кроме гипотетических утверждений, что он существует и самостоятельно перемещается, так как не было «обратной интеллектуальной связи». Засылать обычного человека в иные миры, или в прошлое было бы безнравственно. Поэтому, вопрос о «добровольных» испытуемых вообще не ставился. Для таких испытаний и был создан биоробот, а правильнее было бы сказать – искусственный человек – Трион. Но отсылать в прошлое трёхмерное пространство пусть даже «искусственного» человека по «животным» технологиям, чуть-чуть усовершенствованным, было бы не совсем этично. А. Г. Боголюбов часто думал об этом, особенно в последнее время, общаясь с Глебом-Трионом. Он уже собирался увеличить время на подготовку к заключительному этапу испытаний, мотивируя недостаточной изученностью телепорталов. Первоначально планировалось, что технологиии возвращения Триона будут разрабатываться последующими поколениями учёных. Однако А. Г. Боголюбову хотелось увидеть результаты своего труда ещё при своей жизни, и он форсировал по этой проблеме многие разработки.

Случай с пожаром, а, может быть, и с диверсией, расстроил все планы. Он вспомнил в этой связи «электронные войны» между Россией и США в 2030 году, потрясшие мир и откинувшие мировую цивилизацию на многие годы назад. Вышедшие из строя электронные источники связи и установки едва не привели к экологической катастрофе планетарного масштаба. Только благодаря электронной защите атомные электростанции не взорвались. В основном пострадали средства электронной связи и базы данных. Вмиг «стёрлись», информативно обнулились все источники информации в электронных библиотеках. Сначала завис, а потом полностью перестал работать интернет. Интернет-магнаты и транснациональные информационные компании разом обанкротились. Гидра сама себя заглотила и подавилась. Научные достижения 20—21 веков с трудом восстановили на основании отдельных традиционных источников хранения информации – благодаря контрольным экземплярам научных изданий и засекреченным полиграфическим материалам. Однако многие электронные носители, на которые не распространялась государственная информационная защита, безвозвратно утратили всю информацию. Микрочипы вышли из строя, флэш-накопители размагнитились и превратились в груду мусора.

Нельзя сказать, что научно-исследовательский институт, которым руководил А. Г. Боголюбов, не пострадал от электронных атак. Были сохранены базы данных с научными разработками. Но некоторые средства их чтения были повреждены и восстановлению не подлежали.

Второе перемещение

Первое, что увидел Глеб после того, как провалился в тишину, – это маленькая комнатушка и кровать, на которой лежал бледный человек, с закрытыми глазами. Глеб огляделся: «Из Киевской слободы и сразу в покойницкую? Но где я? Куда меня перебросили отцы создатели?». В комнате стоял смрад от гниющего тела. Сладенький гнилостный запах забивал ноздри. Было трудно дышать. У маленького оконца стоял столик, на котором стопкой лежали старинные книги и какие-то бумаги, исписанные мелким подчерком. Глеб открыл титульную страницу первой попавшейся книги. Гельвеций на французском языке. Из книги выпала записка: «Друг мой Фёдор, благодарю тебя! Гельвеция твоего возвращаю назад. У оного мыслить научаемся!» А. Радищев. «Оппа! Так-так. Фёдор, Радищев… Подключаем когниционный портал… Трион проснись! – «Ага! Успокойся, Глебушка, я не сплю! – Фёдор Ушаков – друг Александра Радищева. Учёба в Лейпцигском университете, 1766—1771». Глеб посмотрел сквозь мутное стекло оконной рамы. С верхнего этажа кто-то выплёскивал помои. На дворе куча мусора и пищевые отходы. «Вот откуда вонь! Нет… Форточка наглухо закрыта. А стойкий гнилостный запах исходит от лежащего тела. Память Триона подсказала нужную информацию – Ушаков Фёдор, сокурсник и друг Александра Радищева умер от гнилостной гангрены. Эта болезнь называлась в то время «Антонов огонь». Омертвление конечностей, тяжёлая интоксикация…

– Что ты тут делаешь? Ты кто? – послышался голос со стороны кровати, заставивший Глеба вздрогнуть. Ответ в голове Глеба всплыл мгновенно:

– Я монах-послушник из греческой домовой Троицкой церкви. Меня к тебе отец Павел приставить пожелал. Ежели уход тебе какой нужен…

– Из Троицкой говоришь? Не видел я в этой домовушке никаких монахов раньше. Ну, ладно уж, коли пришёл. Открой окно, послушник, свежим воздухом мне подышать надобно.

– Вообще-то я в монахах, по правде, пока не числюся. Я это… к настоятелю приехал, к родственнику. Он меня в университет определить обещал. Мне больше на заграничное житие повзирать захотелося. Сюда напросился, наслышан потому что… Познакомиться желаю с соотечественниками. Об учёбе университетской узнать… Ну и помочь, разумеется. Дядя мой отца Павла уговорил…

– То-то я вижу, не идут тебе одёжки монашеские. И говоришь ты странно как-то. Вроде по-русски, но с упором полунемецким.

– Так, у вас тут почти все так изъясняются…

– Все, да не все!

– Отец Павел, называет тебя богоотступником. Пошто?

– А, наш «духовный пастырь»? Однажды на богослужении мы ему, по моему побуждению, недостойный концерт учинили. Посмеялище. Больно кудряво спели. То тонко, то звонко. Другой раз из перчатки кукиш согнули, да на стол, что перед ним стоит, подложили. Он службу несёт, зажмурившись, – боится что-нибудь смешное увидеть – а когда поклон делает, глаза открывает. Глаза-то открыл и прямо перед собой наше посланьице из трёх пальцев и узрел. Не сдержался – громко захохотал. А мы его хохот поддержали. После службы он и назвал нас всех богоотступниками. А меня обругал «неграмматикально». Я даже поначалу вспылил, за шпагу схватился, закричал в ответ: «Забыл разве, батюшка, что я кирасирский офицер?». Вот с тех пор он на нас и ополчился. Несерьёзно это всё, дурачились мы… Звать-то тебя как?

– Григорием зовут.

– Ты, я вижу, ни сколь не младше меня будешь.

– Мне двадцать один. А тебе, сказывали, двадцать три исполняется.

– Не исполнилося пока. Дотянуть бы…

Ушаков замолчал, задумчиво глядя перед собой. Потом взглянул на Глеба:

– Окно-то изволь открыть, Григорий. Душно мне. Задыхаюсь я от собственного тления.

Глеб приоткрыл створку окна. С улицы послышались голоса, проходивших мимо поющих молодых людей. Ушаков улыбнулся:

– Любят немцы пиво хлебать допьяну.

– Заметил я так же, отдыхать они иначе и не умеют.

– Они не умеют, а мы не можем. Коли были у нашего брата лишние деньги, то по широте души русской, мы бы тоже из кабаков не вылазили.

Говорят, Фёдор Васильевич, ты себя не щадишь. Через чрезмерное напряжение здоровье себе подорвал.

– Здоровье нам гофмейстер Бокум подорвал, худой пищей. Вор и пьяница… Деньги за счёт дешёвого жилья и наших желудков экономит. Часто голод претерпеваем. Жалобы наши до канцелярии императрицы не доходят. А ты, Григорий, на родину-то когда отбываешь?

– Да, пока не знаю. Ежели дядя не пристроит, то недели через две, думаю.

– Вот и хорошо. Депешу от нас тайно в царскую канцелярию доставишь. Пущай прихвостни узнают, как мы тут гранит науки грызём, в голоде и в холоде проживая. Авось, императрице донесут. В оных коморках спать холодно. А как столуемся? – В кушаньях масло горькое, а если мясо, оное через раз – то жёсткое, то тухлое. Великая неопрятность в приготовлении… Домашние деньги, у кого они имеются, вынуждены на покупку дров и книг тратить. Хотел я Бокума на дуэль вызвать, да здоровье не позволило. Слёг, вот…