Проще убить, чем…

Итак, вы поняли, что Аркадий был не самой привлекательной личностью. Одним из известных его недостатков была мелочность. Так вот, Аркадий завел манеру начинать рабочий день с обхода мертвецкой. И совал нос везде. И досовался. Как-то, ничего не подозревая, он обходил свои владения дозором и заглянул в очередную морозильную камеру. А там картина. Вдоль стен парочками и в обнимку сидят голые мужские и женские тела, на полу расставлены недопитые стаканы, на газетке красуется бутылка водки, а вокруг разбросана растерзанная селедка и куча сигаретных «бычков». Аркадий вытаращил глаза, а один из трупов с длинным разрезом после вскрытия вдруг поднял руку и обратился к нему:

– Мужик! Курить есть? А то у нас кончилось.

Аркадий – брык и с копыт долой. Инсульт у него приключился. Так и остался с левой стороной парализованной. Ходить может, а работать уже нет.

Мы недоверчиво уставились на Кима.

– Здоров ты все-таки врать, брат, – сказал я. – Кажется, я уже слышал эту историю… – Но затем не удержался и спросил:

– А дальше-то что?

На мой выпад Ким не отреагировал, но ответил:

– А ничего. Как вы догадались, все придумал Игнашка. Договорился с дежурным санитаром, а тот не возражал против того, чтобы проучить Аркадия. Полночи Игнат рассаживал трупы. Создавал иллюзию правдоподобности. Сам сел голый с женским трупом, морщинистой отвратительной старухой, все тело которой было покрыто чешуйчатыми бляшками псориатической сыпи. Предварительно он нарисовал себе на теле «разрез» от вскрытия, налепил сверху него швы из нитей, и чуть не околел от холода, ожидая обидчика. И каверза удалась. На инсульт, конечно, он не рассчитывал, однако результат его сильно не огорчил. Грех признаваться, но и других тоже.

Вот и вся история.

Ким замолчал, а мы какое-то время обсуждали его историю. Никто в нее не поверил, но мы с интересом обсудили тему покойников и всякие страсти-мордасти, связанные с загробной жизнью. Иными словами, взрослые дяди и тети вели типичный разговор подростков в пионерском лагере после отбоя. Но уже когда совсем собрались идти спать, Дух сделал неожиданное предложение. Хотя при этом он, казалось, был не уверен в правильности того, что делает.

– Знаете, – сказал он, – если мы уж заговорили на эту тему, то я, пожалуй, тоже расскажу одну историю.

– Мишка! Ты? – удивилась его подруга Тася. – Ты? С твоей занудливостью?

Дух криво улыбнулся и, хотя было не понятно, говорит он всерьез или шутит, ответил:

– Я занудлив по долгу службы.– Он помолчал, а затем без особого энтузиазма спросил:

– Так рассказывать или нет?

Мы энергично закивали головами. Но Машка логично заметила:

– Миша! Мы с удовольствием вас послушаем, но давайте отложим вашу историю на завтра. У нас еще будет достаточно вечеров.

Назавтра мы, разморенные и тепленькие после выпивки и бани, вновь расселись вокруг стола. Гришка и в этот раз куда-то сбежал, то ли к курам, то ли к нутриям. Он, добрая душа, старался держаться в стороне от нашей команды. Поначалу девчонки вроде пытались затащить его к нам, но это ни к чему не привело. А когда те совсем ему надоели, он просто строго на них посмотрел. Этого было достаточно.

…Мы тупо сидели и ждали, когда Дух, наконец, соберется и начнет рассказ, а тот молча вертел в руках то ли сосновую, то ли еловую шишку. Пауза затягивалась, и Дух, как будто спохватившись, вдруг заговорил:

– Я молчал, потому что не знал, как начать. Можно ли назвать мой рассказ историей? Не знаю, потому что в нем, по сути, нет сюжета. Если можно так выразиться, это мое личное жизненное наблюдение.

Дух посмотрел на Кима.

– Забавно, но повествование можно начать с него.

Тот выпучил глаза.

– Да-да, Кимушка, с тебя. Точнее, с твоей специальности. Наверно, девочки этого не знают, но мы, потрепанные жизнью выпускники школы № 254 Кировского района города Москвы, после многих лет полного неведения, что с каждым из нас происходит, однажды по чистой случайности встретились вновь. Зверек и Ким повстречались в бане, потому что были грязные и решили помыться. А я привел к Киму маму на консультацию, не зная, что там сидит мой однокашник.

Ким засмеялся.

– Знал бы, небось, не пошел.

Дух согласно закивал.

– Такой вариант не исключен… Так вот… Обратиться к врачу пришлось из-за того, что у моей мамы на лице появилось некрасивое багрово-красное зудящее пятно в виде бабочки. Гадкое пятно через нос и щеки. Как сказали врачи, экзема. И выписали всякие мази, в основе которых, как я понял потом, были гормоны, преднизолон и подобные ему. Но ничего, кроме временного и не стопроцентного эффекта, лекарства не дали. В конце концов, обойдя нескольких врачей, я решил пойти к «светилу», – серьезное выражение лица Духа сменилось на насмешливое. Он поглядел на Кима. – А им оказался один знакомый мне кореец.

Ким показал ему кулак.

– И он, кстати, первый объяснил, что к чему. Другие только важно кивали головами, брали деньги и выписывали рецепты. А он честно сказал, что никаких других препаратов, кроме тех, которые мама уже и так получила, у медицины нет. Разница в мазях – лишь в силе гормона. А так болезнь у кого-то проходит, у кого-то исчезает на время, а у кого остается навсегда. Лотерея. Главным итогом моего визита к тебе была не эта не очень оптимистичная, но правдивая информация, а то, что мать его как врача зауважала и поверила. И, насколько это возможно, успокоилась. А самое интересное оказалось то, что, как только она поняла, что делать нечего, болезнь пошла на убыль. По крайней мере, «выход на люди» у нее теперь не вызывал такого ужаса, как раньше.

Ким удовлетворенно кивнул. Он, видимо, хотел что-то сказать, но передумал, не желая мешать Духу.

– Как-то мы с матерью поехали к родне на годовщину смерти ее сестры, моей тетки. Она глупо и трагически погибла. Пьяный водила въехал в автобусную остановку, где была она.

Мы с мамой возвращались домой с поминок, когда она вдруг сказала:

– Миша! А меня ведь экземой бог наказал.

– ?

– За то, что я Ленку не уберегла. (Ленка – моя покойная тетка.) Была бы я понастойчивей, может, та и пожила бы еще.

Я, понятное дело, удивился. Как так, спрашиваю. А мать говорит:

– Предчувствие у меня в тот день было нехорошее. Помнишь, она тогда так, мимоходом ко мне заглянула. Посидели мы с ней, поболтали, чай попили, только неспокойно мне было. Неспокойно и все. Безо всяких причин. И Ленка была здесь не причем. Я уж подумала, что, может, заболеваю. Или с тобой, не дай бог, что не так. А Ленка-то? Вон сидит напротив. Живая, здоровая, веселая. Что ей сделается? Посидели мы, посидели, и засобиралась она домой. А я пошла посуду мыть. И тут телефонный звонок. Мы-то с покойницей вроде уже и попрощались, она в дверях стоит, за ручку держится, а у меня как раз руки мокрые. Я ей и говорю: «Подойди к телефону». Ленка вернулась в комнату, а через некоторое время и я за ней. «Ну, что?» – говорю. «Да ничего, – отвечает. – Наверно, номером ошиблись. Помолчали в трубку и все». Я пошла домывать посуду, а она опять к двери, и снова та же самая история. Звонок и молчание. Ленка засмеялась, что это мне неизвестный, но очень застенчивый кавалер звонит. Ладно, пошутили. Я похихикала и пошла ее до лифта проводить. А ты помнишь, у нее бзик был – каждые пять минут причесываться. Стоим, ждем лифта, а Ленка по привычке за расческой в сумочку шасть, а там пусто. «Ой, – говорит, – забыла, наверно, щетку у тебя в ванной». Я, естественно, предлагаю ей вернуться, но она не захотела. «Нет. Теперь уже не пойду. Возвращаться – плохая примета. Дороги не будет. А дома у меня этих щеток с десяток». Так и поехала. А минут через пять слышу с улицы грохот, крики людей. Так Леночки и не стало. Я себя все виню. Надо было удержать ее. И звонки не зря были, и расческа эта.

Дух, разминая спину, поводил плечами.

– Я с сомнением выслушал мамин рассказ. В жизни ведь бывают всякие разные совпадения. Но мама настаивала. И в продолжение рассказала другую историю, про свою мать, мою бабку. Я ту очень хорошо помню. Она была веселым оптимистичным живчиком, несмотря на кучу поставленных ей диагнозов и целую аптечку таблеток, которые она должна была принимать и не принимала. Я сам видел, как она их выковыривает из коробочек и выбрасывает в мусор. А дочерям в доказательство соблюдения назначений демонстрировала пустеющие упаковки. Но многих вещей я о ней не знал. Оказывается, в молодости она тайком увлекалась спиритизмом, но не любила об этом рассказывать. Боялась неверия и насмешек. С мамой же она все-таки чем-то поделилась. Бабушка верила, что загробный мир существует. Более того, по ее словам, духи умерших нередко пытаются помочь живущим. Только их возможности очень ограничены.

Мы с интересом, но с большим сомнением слушали Духа. Это его не смутило.

– Вот и я так же смотрел на маму, когда она мне начала это рассказывать, хотя ее не волновало, верю я или нет. Я сказал ей тогда:

– Ты пытаешься меня убедить, что духи подстроили телефонные звонки и спрятали расческу, чтобы Лена задержалась и избежала аварии?

Мать не очень уверенно кивнула.

– Но ведь тогда концы с концами не сходятся. Я с такой же вероятностью могу утверждать, что они хотели обратного. Если бы тетя не потеряла у тебя несколько минут времени, то она, скорее всего, уехала бы другим лифтом, успела на предыдущий автобус и благополучно добралась домой живой и невредимой. И зря ты себя коришь.

Мама пожала плечами.

– Что бы ты сейчас не имел в виду, но твои слова, в сущности, не исключают того, что духи существуют. А действуют они с добрыми или злыми намерениями, это второстепенный вопрос.

Мама тогда тяжело вздохнула.

– Ты, Миша, учти, я тоже не склонна к мистике, но объясни мне тогда один факт. Это уже касается твоей спиритистки-бабки. Помнишь, у нее в комнате над кроватью на потолке был нарисован компас?

Еще бы не помнить. Это была диковинная странность в комнате, заполненной обычными вещами пожилого человека. Он был размером с тарелку, а стрелка у него была настоящая. Она была привинчена к потолку, ее концы традиционно раскрашены в синий и красный цвета севера и юга. Я не раз спрашивал, когда был ребенком, для чего он, но бабушка каждый раз загадочно отвечала: «Это – компас моей жизни». Я удивлялся и злился на этот ответ, а стрелка, как ей и полагалось, смотрела синим концом на север, а красным на юг.