Проще убить, чем…

– Не расстраивайтесь, Родион Николаевич. Не все еще потеряно. Вечер прошел не зря. Вы, кажется, понравились папе.

О-ля-ля, так это, оказывается, были смотрины. Подбор племенного бычка.

По дороге домой я злился, хотя было и… смешно. А потом успокоился. Если захочу, никуда Нинка от меня не денется. А дома у меня есть другая. Моя Машка. И никакое воздержание мне не грозит.

Но все произошло не так, как я предполагал. Машка выглядела испуганной. Она сказала, что у нее боли в нижней части живота. Я тоже перепугался. Не хватало только, чтоб у нее случился выкидыш и она закровила прямо тут. Не слушая возражений, я схватил ее в охапку и потащил в больницу.

В приемном отделении царило мертвое спокойствие. Никто никуда не торопился и на больных внимания не обращал. Это раздражало. Хотя, по-честному, мы могли бы и подождать. С Машкой, похоже, никакой драмы не было. Еще в машине она сказала, что боли стали меньше, но больничный люд, скрывающий за видимостью занятости свое безделье, этого не знал и ничуть не беспокоился по поводу беременной женщины с внезапной болью. А я, во-первых, принял смородиновой настойки, а во-вторых, что намного хуже, у меня произошел двойной облом с бабами. С Нинкой из-за ее папаши, с Машкой по состоянию здоровья. У меня в крови было очень много адреналина. Не хочу вдаваться в подробности, но, когда я увидел, что сотрудники, мягко говоря, не торопятся подойти к Маше, я «немножко» возбудился и «слегка» их пожурил. Но в милицию они звонили зря. У лейтенанта, отличного мужика, тоже, как оказалось, была беременная жена. В итоге пулей прилетевший доктор осмотрел Машенцию по всем правилам пропедевтики внутренних болезней. И, слава богу (для доктора тоже), ничего опасного не нашел. Просто цистит. От этого не умирают. Но облом все-таки остался обломом.

Через несколько дней меня вызвал Тимур. Наши отношения с ним за эти дни сильно подпортились, хотя до явного конфликта дело не доходило. И я даже не понимал почему. Я имею в виду испорченные отношения, а не конфликт. В конце концов, никакой драмы в том, что наши мнения не совпали, не было. Хотя, если по-честному, в данном случае он мог решить, что я действовал через его голову. И в какой-то степени был прав. Раньше-то мы, как правило, пели дуэтом. А тут волею обстоятельств возник расклад, что он оказался и против меня, и против Олигарха.

Но когда Тимур заговорил, я понял, что все даже хуже, чем я предполагал.

– Мне звонил Нёма и просил, чтобы я послал тебя к нему. Так что в два ты должен быть на Трубной.

Я не понимал, какого лешего Олигарху от меня надо. С Ниной после той встречи я только раз целомудренно посидел в кафе, а в делах фирмы Тимур и так вполне справлялся с обязанностями босса. Вот уж чего я меньше всего хотел, так того, чтобы он почувствовал себя выброшенным за борт. А именно так он, похоже, себя ощущал. И это ему любви ко мне не прибавляло.

Но встреча с Олигархом меня ошарашила. Едва мне кивнув, он спросил:

– А кто такая Мария Пономаренко, Родион Николаевич?

Я даже не сразу понял, о ком это он. Что Машкина фамилия Пономаренко, я вообще позабыл, и вначале судорожно начал вспоминать поименно женщин среди сотрудниц или клиенток.

– Затрудняетесь, Родион Николаевич? – чуть издевательски переспросил Олигарх. – Маша Пономаренко. Вспоминайте же. Девушка, с которой вы живете.

Я вылупил глаза. При чем здесь Машка?

Наум заметил мое удивление и более спокойно продолжил:

– Вас удивил мой вопрос, любезный Родион Николаевич? Так я вам объясню. Я вполне современный человек, а моя дочь – совершеннолетняя и тоже вполне современная девушка. И, тем не менее, меня смущает возникшая между ней и вами ситуация. Я не вникаю в подробности, до какой степени близости вы успели дойти, но она – моя любимая дочь, и я считаю своим долгом оберегать ее от глупых и поспешных поступков. И вижу зарождающуюся проблему. Если бы вы просто понадобились ей на раз по зову природы, то меня это ни капельки бы не взволновало. Максимум, я бы от вас откупился. Но вы, к сожалению, ей нравитесь чуть сильнее, чем мне бы хотелось, и это начинает меня беспокоить.

Я столбом стоял перед этим очень-очень большим начальником и не знал, как себя вести. Хотелось просто послать его на три буквы, но такого я себе позволить не мог.

А тот вдруг потерял свою монументальную значительность. Напротив меня сидел обеспокоенный, вытирающий со лба пот немолодой мужчина, отец очаровательной девушки, которую он безуспешно пытается оградить от коварных хищников мужского пола.

Но все-таки он не зря был Олигархом. Размякшие было черты лица вдруг снова затвердели.

– Эта Маша – ваша невеста? – спросил он.

Я отрицательно покачал головой, но, видимо, сделал это с опозданием.

– То есть вы не собираетесь на ней жениться? Да? – прикидываясь дурачком, полуутвердительно проговорил Наум.

Я не понимал, куда он клонит.

– А что там, извините за любопытство, говорят ее гинекологи? – чуть издевательски поинтересовался он.

Твою мать, пронеслось в голове. Он знал и это. И сейчас самое главное было не вспылить и не наговорить глупостей. Он же деловой человек. И я тоже.

– Маша Пономаренко – замечательная, красивая женщина и талантливая актриса, – осторожно начал я казенным тоном. – И я не желал бы другой спутницы жизни…

Я не сомневался, Олигарх заметит, что я говорю в сослагательном наклонении.

… – Но о заключении брака мы никогда не думали, – соврал я, – потому что ни она, ни я не были уверены, что готовы связать друг с другом жизнь навсегда. К сожалению или радости, Маша забеременела, если вы, Наум Яковлевич, имели в виду это, когда спросили про гинекологов, но по определенным причинам эта беременность нежелательна для нас обоих.

Олигарх кивнул. По его лицу было трудно понять, как он относится к моей речи. Я продолжал:

– Это была случайность. Ребенок в наши планы не входил и не входит. Тем более что Маша должна начать сниматься в сериале.

Олигарх приподнял брови.

– Может, вы и не в курсе, Родион Николаевич. Но вашу девушку на роль не взяли. Хотели, но не взяли.

Вот хитрая сволочь, и это знает, подумал я и, сделав удивленное лицо и стараясь сохранить спокойствие, продолжил:

– Она мне этого еще не говорила, но, даже если и так, это не может повлиять на ее решение прервать беременность. Есть и другие сериалы. – И я запнулся, не зная, что говорить дальше.

Олигарх удовлетворенно кивнул.

– Достаточно, Родион Николаевич. Можете не продолжать. Мне все понятно. Вы – обыкновенный сукин сын.

Я нахмурился. Я, конечно, дорожу своим местом и карьерой, но кто ему дал право меня оскорблять? Но Наум с усмешкой жестом руки приостановил назревающий взрыв.

– Расслабьтесь, Родион, – спокойно проговорил он. – И не прикидывайтесь целкой. То, что вы мне сейчас в несколько завуалированной форме сказали, в переводе на обыкновенный русский означает простую вещь: у меня есть баба, но, если надо, я ее брошу. И в моих словах ничего обидного для вас нет. Может, только констатация факта. Что же касается моего отношения к этой истории, то если вы действительно не собираетесь на этой девушке жениться и не планируете ребенка, то никаких убедительных причин в вашем дальнейшем проживании с ней я не вижу. Кроме любви. Но если нет и ее… А дальше решайте сами. Это не мое дело. Мое дело – Нина. И вот по этому поводу я вам совершенно четко заявляю. – Олигарх, как борец перед схваткой, повел плечами: – Я не позволю просто так кружить ей голову, хотя, ради Нины, и не против ваших встреч. Единственное условие, на котором я настаиваю, это прекращение романа с Машей. Каким образом, меня не волнует. Но я считаю, что вы должны это сделать максимально интеллигентно и тактично. Или, если хотите, хитро, чтобы она решила, что сама уходит от вас. Я не хочу, чтобы вы увязли в скандалах, и, не дай бог, в это оказалась вовлечена Нина. Продолжайте, если хотите, встречаться с дочерью, но расстаньтесь с Машей. Я даю вам время. А чтобы госпоже Пономаренко не было совсем уж кисло, я обещаю, что ее все-таки возьмут сниматься в сериале.

Ай да Олигарх. Ай да сукин сын. Расставил-таки фигурки. Я достаюсь Нинке (однозначно), Нинка – мне (не факт), а Машке – сериал (без комментариев). Хорошо быть богатым!

Олигарх в упор разглядывал меня, ожидая моей реакции. Но я молчал. А молчание можно расценивать как угодно, и те, кому это удобно, принимают его за согласие, хотя это вовсе не обязательно так. И Олигарх, подождав достаточное, с его точки зрения, время, кивнул и с непонятной грустью философски произнес:

– Родион Николаевич! Вы умный человек и сами держите судьбу в своих руках.

Он подошел к бару и налил нам обоим виски. Аудиенция была закончена.

После этого мне ужасно не хотелось возвращаться на работу. У меня мелькнула было шальная мысль плюнуть на все и завалиться к приятелю Борьке, но в последний момент я удержался. Борька был еще одной странной фигурой в моей жизни. Полудруг, полувраг. Он был художником, и в это время обычно торчал в своей студии. Ничто не мешало поехать к нему и напиться. У его гостей других вариантов не было. Но я не любил с ним встречаться. И года три у него не был. Выпив, он становился мрачен и болтлив, начинал заниматься самокопанием, а заодно копал и закапывал своих приятелей, и меня в том числе. Делал это виртуозно и очень убедительно. В итоге всегда приходил к выводу, что я – сволочь. А потом мы лезли в драку и прилично друг друга метелили. Затем пили снова и звали телок. Но сегодня было не то настроение. Меня уже и так успели назвать сукиным сыном, и за сволочь я уже мог бы и убить. Да и на работе после такого активного отдыха пришлось бы придумывать, что попал в аварию.

Но, наверное, лучше было бы подраться с Борькой, а не возвращаться в офис. Потому что первым делом я попал на ковер к Тимуру. Он требовал доклада о встрече с Олигархом. Поначалу даже не хотел верить и понимать, что мой визит к Науму никак не был связан ни с делами фирмы, ни с ним самим. В конце концов, у меня не оставалось выбора, как терпеливо объяснить перевозбудившемуся Тимуру, что разговор шел о Нине, и только о ней. Правда, я не вникал в подробности. Но сумел объяснить, что речь о его опале пока не идет, и он с трудом пытался скрыть свою радость. Тимур резонно полагал, что за Нину я получил нахлобучку, и, лицемерно изобразив сочувствие, но в то же время с явным злорадством произнес:

– Родик! Я же тебе намекал. Надо быть осторожнее. Не по Сеньке шапка.

А потом перешел на деловой тон.

– Звонили из «Сибирских дорог». Подготовь документацию. Послезавтра у нас встреча, будем подписывать соглашение.

С ощущением, что меня совсем затюкали, я вернулся в кабинет. Послезавтра – это уже скоро, и значит, у меня будут очень напряженные дни. Я протянул руку к интеркому, чтобы вызвать Генриетту, но в это время зазвонил телефон. Это была Нина.

– Здравствуйте, разлюбезный Родион Николаевич! – игриво начала она, но я не поддержал ее тон.

– Привет, Ниночка! – прохладно ответил я. – Извини, мне сейчас не очень удобно разговаривать, да и в ближайшие дни будет по горло работы.