Король Наваррский подошел к двери в свои покои и прислушался. Внутри все было тихо. Кроме того, Шарлотта посоветовала ему зайти к себе, значит, там не было ничего опасного. Он быстро заглянул в переднюю: никого! Но не было и никакого указания на то, что произошло.
«Ортона в самом деле нет», – сказал он про себя и перешел в следующую комнату. Там все стало ему ясно.
Хотя воды и не жалели, но всюду на полу виднелись большие красноватые потеки; одно кресло исковеркано; в занавесках полога – дырки от ударов шпаг; венецианское зеркало пробито пулей; окровавленная рука оставила на стене страшный отпечаток, говоривший о том, что эта безмолвная комната совсем еще недавно была свидетельницей борьбы не на жизнь, а на смерть.
Генрих Наваррский блуждающим взором пробежал по этим разнородным признакам борьбы, отер рукою выступивший на лбу пот и прошептал:
– Да-а! Теперь я понимаю, что за услугу мне оказал король; какие-то люди приходили сюда меня убить… А де Муи? Что сделали с де Муи? Мерзавцы! Они его убили!
Как герцогу Алансонскому хотелось поскорее рассказать Генриху о событиях этой ночи, так и самому Генриху не терпелось узнать то, что произошло; и, бросив на окружающее последний мрачный взор, он выбежал в коридор, убедился, что никого нет, быстро открыл приотворенную дверь, тщательно запер ее за собой и проскочил к герцогу Алансонскому.
Герцог ждал его в первой комнате. Он быстро схватил Генриха за руку и, приложив палец к своим губам в знак молчания, увлек короля Наваррского в отдельный круглый кабинетик, помещавшийся в башенке и благодаря этому совершенно недоступный для шпионства.
– Ах, брат мой, какая ужасная ночь! – сказал герцог.
– А что такое было?
– Хотели вас арестовать.
– Меня?
– Да, вас.
– Почему?
– Не знаю. Где вы были?
– Король с вечера увел меня с собою в город.
– Значит, он знал, – сказал герцог. – Но если вас не было дома, то кто же был у вас?
– А разве кто-нибудь у меня был? – спросил Генрих, будто не зная.
– Да, какой-то мужчина. Услыхав шум, я побежал к вам на помощь, но было уже поздно.
– А этого мужчину арестовали? – спросил Генрих с мучительной тревогой.
– Нет, он опасно ранил Морвеля, убил двух стражей и убежал.
– Молодец де Муи!
– Так это был де Муи? – подхватил герцог.
Генрих почувствовал свой промах.
– Я так предполагаю, – ответил он, – потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и заявить ему, что все свои права на наваррский престол я уступаю вам.
– Если это станет известно, мы погибли, – сказал герцог Алансонский, побледнев.
– Да, несомненно, Морвель скажет.
– Морвель ранен шпагой в горло; я спрашивал хирурга, который делал ему перевязку, он сказал, что раньше недели Морвель не сможет произнести ни одного слова.
– Неделя! Для де Муи это больше чем нужно, чтобы оказаться в полной безопасности.
– В конце концов, это мог быть и не де Муи, – сказал герцог Алансонский.
– Вы так думаете? – спросил Генрих.
– Да. Ведь человек так быстро скрылся, что заметили только его вишневый плащ.
– В самом деле, – ответил Генрих, – такой плащ больше подходит какому-нибудь дамскому угоднику, а не солдату. Никому в голову не придет подозревать в де Муи обладателя вишневого плаща.
– Нет, – сказал герцог, – уж если кого и заподозрят, так скорее… – Герцог запнулся.
– Ла Моля, – продолжил Генрих.
– Разумеется! Я и сам, глядя на бежавшего человека, одну минуту подумал на Ла Моля.
– Вы и сами думали? Тогда вполне возможно, что это был Ла Моль.
– Он ничего не знает? – спросил герцог Алансонский.
– Ровно ничего, во всяком случае – важного, – ответил Генрих.
– Теперь я сам уверен, что это был он.
– Черт возьми! – сказал Генрих. – Если так, то это очень огорчит королеву Наваррскую, она принимает в нем большое участие.
– Участие, говорите вы? – спросил герцог в замешательстве.
– Конечно, Франсуа. Разве вы забыли, что вам его рекомендовала ваша сестра?
– Верно, – ответил герцог упавшим голосом. – Поэтому мне и хотелось быть ему полезным, настолько, что я из опасения, как бы его вишневый плащ не навлек подозрений, поднялся к нему в комнату и унес вишневый плащ к себе.
– Что умно, то умно, – ответил Генрих. – Теперь я мог бы не только биться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.
– Даже на суде? – спросил герцог.
– Ну конечно, – ответил Генрих. – Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от королевы Маргариты.
– Если бы я был уверен, что вы выступите свидетелем, я бы выступил против него как обвинитель, – сказал герцог.
– Если вы, Франсуа, выступите с обвинением, то, разумеется, я же не стану вас опровергать.
– А королева? – спросил герцог.
– Ах да! Королева!