– А тайна исповеди? Ваш духовник может не согласиться.
– Об этом не беспокойтесь, пройдите за кровать.
– Я могу подождать в другой комнате.
– Нет, нет, вам полезно будет слышать исповедь честного человека.
Кольбер поклонился и прошел за кровать.
– Привести духовника, – сказал Мазарини, опуская полог кровати.
XLV. Исповедь честного человека
Монах вошел спокойно, не удивляясь шуму и движению во дворце, вызванным болезнью кардинала.
– Пожалуйте, преподобный отец, – произнес Мазарини, бросив последний взгляд за полог кровати, – пожалуйте! Помогите мне, отец мой!
– Это мой долг, – отвечал монах.
– Сядьте поудобнее, я хочу принести вам полную исповедь: вы отпустите мне грехи, и я буду чувствовать себя спокойнее.
– Вы не так больны, монсеньор, чтобы подробная исповедь была неотложна… И она крайне утомит вас. Будьте осторожны.
– Вы думаете, это надолго, преподобный отец?
– Как можно думать иначе, если прожита такая большая жизнь, ваше преосвященство.
– О, это верно… Да, рассказ может быть долгим.
– Милосердие божье велико, – прогнусавил театинец.
– Ах, – сказал Мазарини, – боюсь, что я совершил много дел, за которые господь может покарать.
– Так ли? – простодушно спросил монах, отстраняя от лампы свое тонкое лицо, заостренное, как у крота. – Все грешники таковы: сначала забывают, а потом вспоминают, когда уже поздно.
– Грешники или рыбаки?[13 - Игра слов: pеcheur – грешник, pкcheur – рыбак.] – спросил Мазарини. – Не намекаете ли вы на мое происхождение? Ведь я – сын рыбака.
– Гм, – пробормотал монах.
– Это мой первый грех, преподобный отец. Я велел составить генеалогию, выводящую мой род от древних римских консулов: Генания Мацерина Первого, Мацерина Второго и Прокула Мацерина Третьего, о котором говорит хроника Гаоландера… От Мацерина до Мазарини так близко, что сходство имен соблазнительно. Уменьшительная форма имени Мацерин значит «худенький». А теперь, преподобный отец, слову Мазарини с полным основанием можно придать значение «худой» в увеличительной степени, худой, как Лазарь.
И он показал монаху свои руки и ноги, иссушенные лихорадкой.
– Что вы родились в семействе рыбаков, в этом еще нет ничего плохого… Ведь и святой Петр был рыбаком; если вы кардинал, то он глава церкви. Далее!
– Тем более что я пригрозил Бастилией одному авиньонскому аббату, Бонне, который хотел опубликовать генеалогию дома Мазарини, такую удивительную…
– Что ей никто бы не поверил?..
– О, преподобный отец, если б причина была в этом, мой грех был бы очень тяжкий… грех гордыни…
– То был излишек ума, и за это никого нельзя упрекнуть. Далее!
– На чем мы остановились? Да, на гордыне… Я хочу все распределить по смертным грехам.
– Мне нравятся точные разделения.
– Очень рад. Надо вам сказать, что в тысяча шестьсот тридцатом году… увы, тридцать один год тому назад…
– Вам тогда было двадцать девять лет.
– Пылкий возраст. Я изображал из себя солдата и в Испании участвовал в перестрелках, чтобы показать, что езжу верхом не хуже любого офицера. Правда, надо добавить, что благодаря мне между испанцами и французами был заключен мир. Этим немного искупается мой грех.
– Не вижу греха в желании показать, что мастерски ездишь верхом. Это очень хорошо, и вы принесли честь монашескому званию. Как христианин – я хвалю, что вы остановили пролитие крови; как монах – горжусь мужеством, проявленным моим товарищем.
Мазарини скромно кивнул головою.
– Правда, – сказал он, – но последствия…
– Какие последствия?
– О, смертный грех гордыни всегда влечет за собою неисчислимые последствия… С той минуты, как я очутился между двух армий, понюхал пороху, проехал по фронту, я стал презирать генералов!
– А!
– Вот где зло!.. И с тех пор я не мог найти ни одного сносного.
– По правде сказать, у нас и не было замечательных полководцев, – заметил монах.
– О! – вскричал Мазарини. – У нас был принц Конде… Я долго мучил его!
– О нем нечего жалеть: у него достаточно славы и богатства.
– Хорошо, а Бофор, которого я заставил так сильно страдать в Венсенской башне?
– А! Но ведь он был мятежником, и безопасность государства требовала, чтобы вы принесли эту жертву… Далее!
– Кажется, я все сказал о гордыне. Есть другой грех, который я даже не смею назвать…
– Я дам ему название. Говорите!
– Вы, вероятно, слышали о моих близких отношениях с ее величеством королевой-матерью… Злые языки…
– Злые языки просто глупы… Для блага государства и ради молодого короля вы должны были жить в добром согласии с королевой… Далее, далее!
– Вы сняли с меня тяжелое бремя, уверяю вас, – сказал Мазарини.
– Все это сущая безделица… Переходите к серьезным вещам.