– Представьте себе, что, размышляя о характере наших союзников, достопочтенных голландцев, я сказал себе: они – купцы, они – друзья короля и будут счастливы продавать его величеству то, что делают для себя. Так вот, чем больше покупаешь… Ах, следует добавить еще, что у меня есть Форан… Знаете ли вы, д’Артаньян, Форана?
Кольбер забывался. Он называл капитана попросту д’Артаньян, совсем как король. Но капитан улыбнулся и ответил Кольберу:
– Нет, я не знаю его.
– Это еще один человек, которого я открыл, специалист по закупкам. Этот Форан закупил для меня триста пятьдесят тысяч фунтов ядер, двести пятьдесят тысяч фунтов пороху, двенадцать транспортов северной древесины, фитили, гранаты, смолу, нефть и еще всякую всячину на семь процентов дешевле, чем обошлись бы эти же вещи, будь они приобретены в нашей Франции.
– Это идея, – сказал д’Артаньян, – заставить голландцев лить ядра, которые к ним и вернутся.
– Не так ли? И с немалым убытком!
И Кольбер, восхищенный собственною остротой, засмеялся громким резким смехом.
– Кроме того, – продолжал он, – те же голландцы строят в настоящее время для короля по самым лучшим своим образцам шесть больших кораблей. Детуш… Ах, вы не знаете и господина Детуша?
– Нет, сударь, не знаю.
– У Детуша удивительно точный глаз, он может безошибочно определять, каковы достоинства и недостатки спускаемого на воду корабля. Это драгоценное и притом редкое качество. Так вот, этот Детуш показался мне человеком, который может принести неоценимую пользу на верфи, и теперь он наблюдает за постройкой шести кораблей, заказанных в Голландии для королевского флота. Из всего этого следует, господин д’Артаньян, что если бы король захотел драться с голландцами, то у него был бы очень недурной флот. А насколько сухопутная армия хороша, вам известно лучше, чем всякому другому.
Восхищаясь огромной работою, произведенной этим человеком в несколько лет, д’Артаньян и Арамис обменялись взглядами. Кольбер понял их и был глубоко тронут этим столь ценным для него одобрением.
– Если мы этого не знали во Франции, – заметил д’Артаньян, – то за ее пределами должны знать еще меньше.
– Вот почему я и говорил господину послу, что если б Испания обещала нейтралитет, а Англия помогала нам…
– Если Англия окажет вам помощь, то я отвечаю за нейтралитет Испанского королевства, – проговорил Арамис.
– В таком случае по рукам! – поторопился заключить Кольбер, со свойственной ему непосредственностью и простодушием. – Что до нейтралитета Испании, то у вас нет еще ордена Золотого Руна, господин д’Аламеда. А я слышал на днях, как король говорил, что ему было бы крайне приятно увидеть на вас ленту ордена Святого Михаила.
Арамис поклонился.
«О! – сказал себе д’Артаньян. – Жаль, что нет на свете Портоса. Сколько локтей лент разного рода досталось бы и ему от этих щедрот! Бедный, добрый Портос!»
– Господин д’Артаньян, – продолжал Кольбер, – пусть это останется между нами. Уверен, что вы не прочь повести своих мушкетеров в Голландию. Вы умеете плавать?
И он снова весело засмеялся.
– Как угорь, – отвечал д’Артаньян.
– Дело в том, что через все эти каналы и бесчисленные болота – ужасные переправы, и даже лучшие пловцы нередко тонут в этих местах.
– Но это входит в мою профессию – умереть за его величество. И так как на войне – редкость, чтобы было много воды без огня, то я вас заранее предупреждаю, что сделаю все возможное, дабы выбрать огонь. Я старею, вода леденит мою кровь, господин Кольбер, тогда как огонь согревает ее.
Полный решимости и юношеского задора, д’Артаньян, произнося эти слова, был так обаятелен, что Кольбер, в свою очередь, не мог не восхититься им. Капитан заметил произведенное им впечатление. Он вспомнил, что хорош только тот купец, который умеет поднять цену на свой товар, когда на него есть спрос. Поэтому он решил запросить.
– Итак, – начал Кольбер, – вы ничего не имеете против Голландии?
– Да, – согласился д’Артаньян. – Но только во всем, что б вы ни взяли, замешаны личные интересы и самолюбие. Жалованье капитана мушкетеров значительно, спора нет, но заметьте себе: у нас теперь есть королевская гвардия и личная охрана его величества. Капитан мушкетеров должен или начальствовать над всем этим, и тогда ему придется расходовать сто тысяч в год на представительство и на стол…
– Неужели вы допускаете мысль, что король вздумает торговаться с вами? – спросил Кольбер.
– Вы меня, по-видимому, не поняли, – ответил д’Артаньян, убедившись, что в денежном вопросе он уже выиграл, – я хотел вам сказать, что я, старый капитан мушкетеров, некогда начальник королевской охраны, имеющий первенство над маршалами Французского королевства, однажды на театре войны обнаружил, что по своему положению мне равны еще двое – начальник охраны и полковник, командующий швейцарцами. Этого я никоим образом не потерплю. У меня есть укоренившиеся привычки, и я цепко держусь за них.
Кольбер понял, куда метит капитан мушкетеров. Он, впрочем, заранее был готов к этому.
– Я уже думал о том, о чем вы только что говорили, – перебил он.
– О чем?
– Мы говорили о каналах и о болотах, при переправе через которые тонут. Так вот если там тонут, то это происходит из-за отсутствия лодки, доски, наконец, палки.
– Даже такой короткой палочки, как маршальский жезл.
– Бесспорно, – кивнул Кольбер. – Я не знаю ни одного случая, чтобы маршал Франции утонул.
Д’Артаньян побледнел от радости и неуверенным голосом произнес:
– В моих краях мною, несомненно, гордились бы, если б я сделался маршалом Франции; но ведь для того, чтобы получить маршальский жезл, нужно возглавить армию, ведущую военные действия.
– Сударь, – сказал Кольбер, – вот в этой записной книжке вы обнаружите план кампании, которую вам предстоит предпринять будущею весной; король ставит вас во главе своих войск.
Д’Артаньян протянул руку за книжкой; его дрожащие пальцы и пальцы Кольбера встретились. Министр крепко пожал ему руку.
– Сударь, – сказал он, – нам уже давно требовалось воздать друг другу должное. Я начал, теперь ваша очередь.
– Я отплачу вам, сударь, – улыбнулся д’Артаньян, – и умоляю вас сказать королю, что первая битва, в которой я буду участвовать, окончится или победой, или моей смертью.
– А я, – заявил Кольбер, – я прикажу, чтобы сегодня же начали вышивать золотые лилии, которые украсят собой ваш маршальский жезл.
На следующий день Арамис, уезжавший в Мадрид для переговоров о нейтралитете Испании, пришел к д’Артаньяну на дом, чтобы обнять его на прощание.
– Будем любить друг друга за четверых, ведь нас теперь только двое, – вздохнул д’Артаньян.
– И ты, быть может, больше не увидишь меня, дорогой д’Артаньян, – отвечал Арамис. – Если б ты знал, как я любил тебя! Теперь я стар, я угас, я мертв.
– Друг мой, ты будешь жить дольше, чем я, твоя дипломатия велит тебе жить и жить, тогда как честь обрекает меня на смерть.
– Полно, господин маршал, – усмехнулся Арамис, – такие люди, как мы, умирают лишь после того, как пресытятся славой и радостью.
– Ах, – с печальной улыбкой произнес д’Артаньян, – дело в том, что у меня уже нет аппетита, господин герцог.
Они обнялись и через два часа расстались навеки.
Смерть д’Артаньяна
В противоположность тому, что обычно наблюдается в политике или морали, все честно сдержали свои обещания. Король вернул графа де Гиша и изгнал шевалье де Лоррена; это настолько расстроило принца, что он заболел от огорчения.
Принцесса Генриетта уехала в Лондон и приложила столько усилий, чтобы убедить своего брата Карла II слушаться политических советов мадемуазель де Керуаль, что союз между Францией и Англией был подписан и английские корабли, имея с собой балласт в виде нескольких миллионов французского золота, провели ожесточенную кампанию против голландского флота.