– Это мой приговор, – подумал д’Артаньян; – он хочет избавить меня от скуки заключения в Бастилии и от медленного суда. Это очень любезно с его стороны.
– Возьмите, – сказал кардинал: – я взял у вас открытый лист и за то даю вам другой. На этом патенте не написано имя, вы сами его напишете.
Д’Артаньян нерешительно взял бумагу взглянул на нее.
Это был патент на чин поручика в мушкетерском полку.
Д’Артаньян упал к ногам кардинала.
– Ваша эминенция, – сказал он, – жизнь моя принадлежит вам; располагайте мной с этих пор; но я не заслуживаю милости, которую вы мне оказываете; у меня есть три друга достойнее меня.
– Вы славный малый, д’Артаньян, – прервал кардинал, дружески ударив его по плечу, радуясь, что победил этот упорный характер. – Делайте с этим патентом, что хотите. Но хотя в нем имени не вписано, помните, что я даю его вам.
– Я никогда не забуду этого, – отвечал д’Артаньян.
Кардинал обернулся и закричал:
– Рошфор!
Граф, стоявший за дверьми, тотчас вошел.
– Рошфор, – сказал кардинал, – это г. д’Артаньян: я принимаю его в число друзей моих, обнимитесь же и не дурачьтесь, если хотите сберечь свои головы.
Рошфор и д’Артаньян, хотя очень неохотно, но обнялись, потому что кардинал наблюдал за ними.
Они вместе вышли из комнаты.
– Мы еще увидимся; не правда ли?
– Когда вам угодно будет, – отвечал д’Артаньян.
– Случай скоро будет, – отвечал Рошфор.
– Что? – сказал Ришелье, отворяя дверь.
Два врага улыбнулись, пожали друг другу руки и поклонились кардиналу.
– Мы начинали уже терять терпение, – сказал Атос.
– Вот и я, друзья мои! – отвечал д’Артаньян; – я не только свободен, но еще и в милости.
– Вы расскажете нам все?
– Сегодня вечером.
Действительно, вечером д’Артаньян пришел к Атосу и застал его за бутылкой испанского вина, осушаемою им каждый вечер.
Он рассказал ему весь разговор свой с кардиналом и, вынимая из кармана патент, прибавил:
– Возьмите, любезный Атос, это следует вам.
Атос улыбнулся.
– Друг мой, – сказал он, – для Атоса это слишком много, а для графа де-ла-Фер слишком мало. Оставьте патент у себя; это для вас, он вам недешево достался.
От Атоса д’Артаньян пошел к Портосу.
Он застал его великолепно одетым, в блестящем камзоле, перед зеркалом.
– А, это вы, любезный друг! – сказал Портос; – как вы находите? идет ли ко мне это платье?
– Как нельзя лучше, – отвечал д’Артаньян; – но я хочу предложить вам другое, которое еще будет вам к лицу.
– Какое?
– Мундир поручика мушкетеров.
Д’Артаньян рассказал Портосу о свидании своем с кардиналом и, подавая ему патент, прибавил:
– Друг мой, напишите на этом патенте свое имя и будьте для меня добрым начальником.
Портос посмотрел на патент и к великому удивлению д’Артаньяна, возразил ему.
– Да, сказал он; – это было бы очень лестно для меня, но я недолго пользовался бы этою милостью. Во время нашей поездки в Бетюн муж моей герцогини умер: так что, друг мой, сундук покойного простирает теперь ко мне свои объятия, и я женюсь на вдове. Я только что примерял свадебный костюм; оставь же для себя чин поручика, любезный друг.
Д’Артаньян отправился к Арамису. При входе его Арамис стоял на коленях и молился Богу, преклонив голову на молитвенник.
Он рассказал ему о своем свидании с кардиналом и подал ему патент, говоря:
– Друг мой; – ты наш невидимый покровитель, возьмите этот патент; вы служили его больше всех своею мудростью и советами, которые всегда приводили нас к таким счастливым результатам.
– Увы, любезный друг! – сказал Арамис, – последние похождения наши поселили во мне отвращение к жизни и к военному званию. Теперь я окончательно решился; по окончании осады я поступаю в монахи. Оставьте у себя патент, д’Артаньян; военная служба вам прилична, вы будете храбрым и предприимчивым капитаном.
Д’Артаньян, с радостью в сердце и со слезами признательности на глазах, возвратился к Атосу, которого опять застал у стола с последним стаканом малаги в руке.
– Они также отказались, – сказал он.
– Потому что никто столько не заслуживает этого, как вы, любезный друг.
Он взял перо, написал на патенте имя д’Артаньяна и возвратил ему.
– Итак, у меня не будет больше друзей, – сказал д’Артаньян, – и мне не останется ничего, кроме грустных воспоминаний о них.
Он опустил голову на руки и слезы текли по щекам его.
– Вы молоды, – отвечал Атос, – и новые удовольствия заставят вас забыть старую грусть.
Эпилог