Начальник подошел. Это был действительно Планше; д’Артаньян узнал голос своего бывшего лакея.
– Как, сударь, – сказал Планше, – это вы?
– Да, я, любезный друг. Портос ранен ударом шпаги, и я везу его в его загородный дом в Сен-Клу.
– Неужели? – сказал Планше.
– Портос, – продолжал д’Артаньян, – если вы можете еще говорить, мой дорогой Портос, скажите хоть словечко нашему доброму Планше.
– Планше, мой друг, – сказал Портос страдающим голосом, – мне очень плохо; если встретишь врача, будь добр, пришли его ко мне.
– Боже мой, какое несчастье! – воскликнул Планше. – Как же это случилось?
– Я тебе после расскажу, – сказал Мушкетон.
Портос сильно застонал.
– Вели пропустить нас, Планше, – шепнул ему д’Артаньян, – иначе мы не довезем его живым: у него задеты легкие, мой друг.
Планше покачал головой, как бы желая сказать: «В таком случае дело плохо!»
Затем обратился к своим людям:
– Пропустите, это друзья.
Карета тронулась, и Мазарини, затаивший дыхание, вздохнул свободно.
– Разбойники! – прошептал он.
Около заставы Сент-Оноре им попался третий отряд; он состоял из людей подозрительной наружности, похожих скорее всего на бандитов, это была команда нищего с паперти Святого Евстафия.
– Готовься, Портос! – сказал д’Артаньян.
Портос протянул руку к пистолетам.
– Что такое? – спросил Мазарини.
– Монсеньор, – сказал д’Артаньян, – мы, кажется, попали в дурную компанию.
К дверце подошел человек, вооруженный косой.
– Кто идет? – спросил этот человек.
– Эй, любезный, – сказал д’Артаньян, – разве ты не узнаешь карету принца?
– Принца или не принца, все равно, отворяйте! – сказал человек. – Мы стережем ворота и не пропускаем никого, не узнав, кто едет.
– Что делать? – спросил Портос.
– Надо проехать, черт возьми! – сказал д’Артаньян.
– Но как это сделать? – спросил Мазарини.
– Или они расступятся, или мы их переедем. Кучер, гони!
Кучер взмахнул кнутом.
– Ни шагу дальше, – сказал тот же человек, имевший вид начальника, – а то я перережу ноги вашим лошадям.
– Жаль, черт возьми! – сказал Портос. – Эти лошади обошлись мне по сто пистолей каждая.
– Я заплачу вам по двести, – сказал Мазарини.
– Да, но, перерезав им ноги, они перережут нам глотку.
– С этой стороны тоже кто-то лезет, – сказал Портос. – Убить его, что ли?
– Да, кулаком, если можете; стрелять будем только в самом крайнем случае.
– Могу, – сказал Портос.
– Так отворяйте, – сказал д’Артаньян человеку с косой, беря один из своих пистолетов за дуло и готовясь ударить врага рукояткой.
Тот подошел.
Пока он приближался, д’Артаньян, чтобы ему легче было нанести удар, высунулся наполовину из дверцы, и глаза его встретились с глазами нищего, освещенного светом фонаря.
Должно быть, нищий узнал мушкетера, потому что страшно побледнел; должно быть, и д’Артаньян узнал его, потому что волосы его встали дыбом.
– Д’Артаньян! – воскликнул нищий, отступая. – Д’Артаньян! Пропустите их.
Вероятно, д’Артаньян ответил бы ему, но в эту минуту послышался тяжелый удар, точно кто обухом хватил по голове быка: это Портос прихлопнул подошедшего к нему человека.
Д’Артаньян обернулся и увидел несчастного, лежавшего в четырех шагах от них.
– Теперь гони что есть духу! – крикнул он кучеру. – Гони, гони!
Кучер полоснул коней кнутом, благородные животные рванулись. Послышались крики сбиваемых с ног людей. Затем карета подскочила два раза, – под нее попал человек: колеса проехали по чему-то круглому и подавшемуся под ними.
Все затаили дыхание. Карета пролетела через заставу.
– В Кур-ла-Рен! – крикнул д’Артаньян кучеру. Потом, обратившись к Мазарини, сказал: – Ну, монсеньор, можете прочесть пять раз «Отче наш» и шесть раз «Богородицу», чтобы поблагодарить бога за ваше избавление; вы спасены, вы свободны.
Мазарини только простонал в ответ: он не верил в такое чудо.
Через пять минут карета остановилась. Они приехали в Кур-ла-Рен.
– Довольны ли вы, монсеньор, своим конвоем? – спросил мушкетер.