– Я знаю, что буду делать я, но не знаю, что мне велят делать.
– Герцогиня Невэрская?
– Нет, герцог Алансонский.
– В самом деле, – сказал Ла Моль, – с некоторого времени я замечаю, что он уделяет тебе много внимания.
– Ну да, – ответил Коконнас.
– Тогда твоя судьба обеспечена, – смеясь, сказал Ла Моль.
– Фу! Младший сын! – ответил Коконнас.
– О-о! У него такое желание сделаться старшим, что небо, может быть, совершит для него чудо. Так, значит, ты не знаешь, где будешь сегодня вечером?
– Нет.
– Тогда иди к черту… или, лучше, ну тебя к богу! Прощай!
«Ла Моль – ужасный человек, – рассуждал пьемонтец сам с собой, – вечно требует, чтобы ты сказал, где будешь вечером! Разве это можно знать? Впрочем, похоже на то, что мне хочется спать».
И Коконнас опять улегся в постель. Что касается Ла Моля, то он полетел к покоям королевы. В коридоре, нам уже известном, он встретил герцога Алансонского.
– А-а! Это вы, месье де Ла Моль? – сказал герцог.
– Да, ваше высочество, – ответил Ла Моль, почтительно его приветствуя.
– Вы уходите из Лувра?
– Нет, ваше высочество, я иду засвидетельствовать свое почтение ее величеству королеве Наваррской.
– В котором часу вы уйдете от нее?
– Ваше высочество желаете что-нибудь мне приказать?
– Нет, не сейчас, но мне надо будет поговорить с вами сегодня вечером.
– В котором часу?
– Так между девятью и десятью.
– Буду иметь честь явиться в этот час к вашему высочеству.
– Хорошо, я полагаюсь на вас.
Ла Моль раскланялся и продолжал свой путь.
«Иногда этот герцог вдруг бледнеет, как мертвец… странно!..» – подумал он.
Затем он постучал в дверь к королеве; Жийона, словно ждавшая его прихода, проводила Ла Моля к Маргарите.
Маргарита сидела за какой-то работой, видимо очень утомительной; перед ней лежала исписанная бумага, пестревшая поправками, и том произведений Исократа. Она сделала знак Ла Молю не мешать ей дописать раздел; довольно быстро его закончив, она отбросила перо и предложила молодому человеку сесть рядом.
Ла Моль сиял. Никогда еще не был он таким красивым и веселым.
– Греческая! – воскликнул он, посмотрев на книгу. – Торжественная речь Исократа. Зачем она вам понадобилась? Ага! Я вижу на вашем листе бумаги латинское заглавие:
Ab Sarmatiae legatos Margaritae contio.[17 - Речь Маргариты к послам Сарматии.]
Так вы собираетесь держать этим варварам торжественную речь на латинском языке?
– Приходится, потому что они не говорят по-французски, – ответила Маргарита.
– Но как вы можете готовить ответную речь, не зная, что они скажут?
– Женщина более кокетливая, чем я, оставила бы вас в заблуждении, что она импровизирует; но по отношению к вам, мой Гиацинт, я на такие обманы не способна: мне заранее сообщили их речь, и я отвечаю на нее.
– А разве польские послы прибудут так скоро?
– Они уже приехали сегодня утром.
– Об этом никто не знает.
– Они прибыли инкогнито. Их торжественный въезд в Париж перенесен, кажется, на послезавтра. Во всяком случае, то, что я сделала сегодня вечером, – в духе Цицерона, вы услышите, – добавила Маргарита с легким оттенком самодовольства и собственного превосходства. – Но бросим эти пустяки. Поговорим лучше о том, что с вами было.
– Со мной?
– Да.
– А что со мной было?
– Вы напрасно храбритесь, я вижу, что вы немного побледнели.
– Вероятно, я переспал и смиренно винюсь в этом.
– Бросьте, бросьте! Не прикидывайтесь, я все знаю.
– Будьте добры, неоцененная, объяснить мне, в чем дело, потому что я ничего не знаю.
– Ответьте мне – только откровенно: о чем расспрашивала вас королева-мать?
– Королева-мать, меня?! Разве она собиралась говорить со мной?
– Как?! Вы с ней не виделись?
– Нет.
– А с королем Карлом?