Болотные короли

– Случается, – неопределенно ответил Колосов.

– Но редко, – тут же подхватил-возразил Дорожный. – На моей памяти так в первый раз. Так что, Леша, считай, повезло тебе.

– Ну, в таких масштабах действительно нечасто, – Колосов вынужден был согласиться. – Но отдельные экземпляры встречаются совершенно потрясающие. Такие эпифиты попадаются… Любой коллекционер орхидей за них бы душу продал. Представляешь – цветок размером с футбольный мяч!

– Но, небось, выносить их за пределы Зо… ЗПБА и продавать никто не пытался. Запрещено, биологическая опасность и все такое, – закинул я удочку. Сюжет «чудовище, вырвавшееся из Зоны» неоднократно обкатывала и желтая пресса, и даже создатели трешевых фильмов, выкладываемых в Интернете. Причем чудовища бывали всякие – и животные, и растения, и даже что-то среднее, вроде сказочных шагающих деревьев. Но непременно отталкивающей внешности, жутко опасные и невероятно агрессивные.

– А смысл? Особенность тамошняя в том, что за пределами ЗПБА ее эндемики не выживают. Чахнут буквально в течение нескольких часов. Иначе чего это бы все эти ботаники и прочие грибники с Запада сюда бежали, а не просили выслать им посылку с биологическими образцами наложенным платежом? И контроль по периметру, если приглядеться, не слишком строгий. Так, чтоб праздные любопытствующие сюда не лезли, задницу хищным грибам не подставляли. Ну, и чтоб всяк желающий исследовать флору-фауну честно отстегивал в казну, откуда мы зарплату получаем, а не лез самостоятельно в дебри. А наши подопечные за колючку ни ногой, ни корешком, – Вадик говорил об этом с такой гордостью, словно сам был творцом ЗПБА.

Я об этом обстоятельстве не слыхал. Хотя, если бы дал себе труд подумать, наверняка сообразил бы, что никакими спиралями Бруно и прочими поделками из колючей проволоки, никакими патрульными бэтээрами и конными пикетами невозможно удержать в пределах Зоны ни семена, ни корни, ни даже птичек-бабочек. Разве что крупное зверье, и то не факт. Кстати, надо бы наведаться, посмотреть то место, где ЗПБА переходит в местность с обыкновенной биологией. Наверняка есть там некая полоса отчуждения. Интересно, переход там резкий или имеет место смешения двух систем?

– Ты, Вадя, давай за дорогой следи, – Виктор опять заговорил строго и даже чуть язвительно, словно стесняясь недавно проявленной сентиментальности. – Между прочим, и из тех цветиков-семицветиков могла какая-нибудь пакость явиться.

– Надо было образец взять, – невпопад ответил Вадим.

– Ну, фото я сделать успел. Скажем ребятам из второй лаборатории, пусть специально съездят. Им любопытно будет. Очередная аномалия. Швед этот, Юхансон, небось заинтересуется. Ты ему намекни. А нам, если его на этот поход раскрутим, – премия.

– Каждая вылазка в лес тарифицируется для иностранцев отдельно, – предваряя мой вопрос, пояснил Вадик, следуя, впрочем, рекомендации следить за дорогой в зеркало заднего вида, пока мы пятились сквозь тоннель в лесу. – А тому подразделению, которое нашего дорогого зарубежного гостя на такой вот поход сагитировать сумеет, процент идет. Небольшой, но приятный. Такая вот коммерция на науке.

– Свинство это, – вдруг заявил Колосов, не замечая, что противоречит сам себе. – Ученые всего мира, если они настоящие ученые, должны помогать друг другу, а не пытаться денег слупить за каждый погляд в микроскоп.

Я ничего постыдного в такой практике не видел. Как по мне, говорила в Викторе советская закалка, остатки коммунизма. А ведь будешь так помогать бескорыстно шведскому коллеге, из любви к чистой науке, – глядишь, он Нобелевку огребет, а ты с носом останешься. Тем более, платит он все равно не из своего кармана, а за счет соплеменных налогоплательщиков, которым и так денег девать некуда. Пусть лучше идут на украинскую науку, на зарплату Вадиму с Виктором, чем на пособие по безработице какому-нибудь курду, чей дедушка когда-то перебрался в Стокгольм. По-моему, так. Наука – наукой, коммерция – коммерцией, и они прекрасно уживаются, если ко всему подходить разумно и без фанатизма.

Фургончик, наконец, перестал пятиться и встал на щербатой бетонке, где, наконец, можно было развернуться, пусть и царапая борта о разросшиеся кусты.

– Куда теперь?

Наш штурман, он же научный руководитель, снова зашелестел картой, защелкал клавишами.

– Давай налево, потом вперед метров пятьсот, там перекресток с клумбой круглой. На нем – направо и через двести метров налево. Там автостоянка была. Открытая, забетонированная. Хозяин ее собирался крытой сделать, даже столбы начал по периметру вкапывать, да, вишь, не успел. А нам для доброго дела сгодиться. Ночевать уже пора, а мы все по лесам раскатываем.

Ломая усиленным бампером сухие стебли (под днищем будто рвались мелкие петарды) машина выкатилась на бывшую стоянку, а теперь просто поляну.

– Маски! – скомандовал Виктор сзади. Вадим мгновенно натянул «свиное рыльце» респиратора, а я замешкался, запутался в ремнях и резинках – и тут же почувствовал, как чужие пальцы расправляют их на затылке. Наконец, маска, подогнанная еще перед выездом, заняла положенное ей место, и я засипел сквозь жутко высокотехнологические фильтры, которые призваны были защитить мой организм от всякой внешней бякости. Пропущенный через все эти мембраны и абсорбенты воздух оставлял на языке сильный и достаточно мерзкий привкус – словно в рот насыпали медных опилок пополам со стиральным порошком.

Вадим проверил, насколько плотно задраены окна, и нажал кнопку на приборной панели. Кнопка была крупная, из темно-коричневой пластмассы – небось, еще из семидесятых годов прошлого века. И на каком радиорынке ее нашли? Раздалось мощное шипение, и машина снаружи окуталась серно-желтым дымом, который вырывался откуда-то из-под брюха толстыми и лохматыми, словно корабельные канаты, струями.

Через десять минут дым рассеялся. Вадим посмотрел на экранчик какого-то прибора, торчащий вместо штатной магнитолы, сам себе кивнул и с видимым удовольствием стащил с головы маску. Я последовал его примеру – в ноздри тут же шибануло чем-то аптечно-едким.

– Ничего, – подбодрил меня Витя, видать, рассмотревший в зеркало заднего вида мою гримасу. – Минут пять-десять, и вонь рассеется. Зато меньше пакости кусачей будет вокруг. Я оглянулся на него. Борода после контакта с маской топорщилась особенно хаотически. Странно, вроде ж растительность на лице должна мешать респиратору, как же Виктор с ним управляется?

– Фигня все это, – недовольно заметил Вадик, открывая дверцу. Вонь внутри машины тут же усилилась. – Дышим этой пакостью, страдаем, а здешняя фауна давно на нее внимания не обращает. Разве что комарье.

– Ну, тоже немало, – примирительно сказал Виктор. – Комарье тоже пикник способно испортить.

– Да оно все равно через пару часиков налетит.

– А мы к тому времени уже управимся и с лагерем, и с костром.

Ребята вылезли наружу и стали сноровисто снимать с верхнего багажника какие-то тюки. Вдвоем они управлялись лихо, а я чувствовал себя третьим лишним.

– Чего стоишь? Помогай разматывать да крепить, – обернулся ко мне Витя на правах старшего.

Я не сразу уяснил задачу, а когда уяснил, немало удивился. Тюки оказались свернутым в рулон… забором. Двух-с-половиной-метровые планки крепились к параллельным то ли шнурам, то ли тросам в пластиковой оплетке. Развернув такой рулон и прикрепив его к вертикальным опорам, можно было быстро получить высокую и прочную изгородь, перелезть через которую – во всяком случае, человеку – было сложнее, чем через обычный жесткий забор. Опорами послужили бетонные столбы, которыми хозяин несостоявшейся автостоянки окружил ее территорию.

Я внимательно присмотрелся к планкам. Нет, не дерево, больно ровненько волокна идут. Скорее, похоже на щепаный бамбук – из такого китайцы делают палочки для еды.

– Из чего заборчик?

– Сосна, – ответил Вадик, не прекращая прикручивать жесткой проволокой секцию забора к бетонному столбику.

– Сосна? – недоверчиво переспросил я.

– Ну да. Тут раньше все больше сосняк был. Почвы-то песчаные. Это сейчас растет что ни попадя, да и слой перегноя накопился изрядный, на зависть любому лиственному лесу. Но старая флора не сдается, только мутирует малость. Она ж к почве нетребовательна, растет быстро даже в обычных условиях. Ну, а тут и вовсе как сорняк в огороде после дождя. Вот мы ее и утилизируем с пользой для общества.

– Да будет врать-то, – я обиделся. – Что я, досок сосновых не видал, что ли? У них совсем другой рисунок древесины. Сучки там всякие, разводы. Карманы смоляные…

– Так то ж у обычной сосны, у многолетней, – снисходительно пояснил Дорожный. – А это однолеток, здешний, говоря по-ученому, эндемик. За одно лето дерево вымахивает до седьмого этажа и толщиной становится в мое бедро, если не в два. И никаких тебе годовых слоев. Прочность так себе, зато стволы ровненькие. Регулярно приходится периметр вокруг Базы прореживать. Чтоб добро не пропадало, мы купили пилорамку ленточную и еще кое-чего дереворазделочное.

– Мы – это кто?

– Ну, биологичники. Институт. Кто ж еще?

– Ну, мало ли. Ты да шеф твой.

– Увы, нет во нас коммерческой жилки. Во всяком случае, до этого додумались еще раньше. Есть тут у нас замдиректора. Ильичем кличут. Толковый мужик. Умный, как тот Ильич, который Ульянов-Ленин. А этот Круличев…

Я, кстати, видел этого Круличева. Даже интервью брал – предварительно, в порядке сбора материала. И ни в жисть не заподозрил бы в нем тяги к таким приземленным вещам, как пилорама. Умный дядька, мне понравился, эдакий настоящий профессор. Не чудак из кинокомедии, который постоянно теряет очки и галоши и ни о чем, кроме своей науки, говорить не умеет, а подлинный ученый, пардон за высокий штиль. Эрудированный, подтянутый, всегда в костюме, в отличие от многих своих раздолбаев-подчиненных. Вычитал я как-то слово необычное – «энглизированный». Это вроде как находящийся под влиянием Британии. Причем еще той Британии, которая владычица морей. Королева Виктория и все такое… Так вот, к Круличеву словцо это очень подходило. Джентльмен, в общем. И речь у него несколько старомодная, вежливая – но без вычурности. «Будьте любезны… Вынужден вас огорчить… Не сочтите за труд… Простите мне мое любопытство…». При этом дело свое он, насколько я могу судить, туго знает. И не только биологию, но и смежные вещи – с 3D-моделированием дружит (мне показывал кое-что, правда, я мало что понял) и вообще с компьютером на «ты». В химии сечет, в физике, насколько могу судить. Поэтому и держит в узде всю эту анархическую братию от науки, авторитетом у нее пользуется. Но вот что он еще и организатор дереворазделочного производства, я б не догадался. Впрочем, тут, в ЗПБА, немало интересных и разносторонних личностей. Вот хотя бы спутники мои…

А Вадик между тем продолжил, возя пальцем по гладкому, словно пластмассовому, боку деревяшки.

– Между прочим, на этот рисунок сосны-однолетки давно уже мода пошла в киевских ресторанах – стойки отделывают, столешницы… Неужто не видел?

– Постой, не понял, вы дерево за пределы Зоны вывозите? А как же карантин? – я и не заметил, что брякнул запретное, вернее, нежелательное слово.

– Вадим Витальевич… – укоризненно-сурово проговорил подошедший к концу разговора Виктор. – Ты все-таки не забывай, с кем и о чем треплешься.

– Ой, тоже мне, секрет, – Вадик пренебрежительно махнул длинной рукой. – Помаленьку многое отсюда вывозят – и на сувениры, и с более меркантильными целями. А то же дерево – во вполне промышленных масштабах. С благословения, между прочим, нашего горячо любимого мэра. Часть денег идет, – тут он осекся и попытался вывернуться, – в городскую казну. На благо, так сказать, и во исполнение.

– А как же карантин? – тупо повторил я.

– А что карантин? Ты ж уже ученый. Ну, то есть обученный. Уже знаешь, что местные семена за пределами периметра не выживают, равно как и здешние насекомые, клещи, многоножки и прочие мелкие твари, которые могли бы проникнуть во внешний мир вместе с растительным сырьем. Да и пропариваем мы его. Всем польза, в том числе, между прочим, и охранникам нашим, которые, да будет тебе известно, сидят не на проценте от иностранных ученых, а на голых бюджетных ставках, пусть даже с повышающим коэффициентом в три копейки с хвостиком. А так им приварок идет. Они, кстати, и на пилораме подрабатывают. Только это… не пиши об этом, а? На всякий случай. Наверняка найдется идиот, который затеет проверку. Получится, я ребятам подлянку кинул, в натуре, а это не по понятиям, – в конце он сбился на почти уголовный жаргон, по-моему, просто рисовки ради.

Я неопределенно пожал плечами. Не хочу давать никаких обещаний заранее. А вдруг к слову придется, когда статью писать стану? Пусть и ехал я в ЗПБА вовсе не с целью разоблачать экономические прегрешения ее работников. В конце концов, серым бизнесом в наше время никого не удивишь. А тут ребята и впрямь ничего такого не делают. Подумаешь, лес втихаря пилят. Все равно ж ничейный. Не спилить – сгниет. У нас вон госбюджет пилят все, кто может – и ничего.

По-любому, сейчас уж точно не до того. Выбрался в дикую часть ЗПБА – так надо набираться впечатлений, по сторонам смотреть, а не о чужих бабках думать. Ну, я и смотрел. И видел, как Вадик сперва замкнул периметр ограждения, а потом вытащил из недр машины какую-то совсем уж легкомысленного вида винтовочку и выскользнул с нею в щель в заборе – туда, где «полотнища» из проволоки и планок стыковались внахлест.

– Куда это он?