Владивосток – Порт-Артур

Смакуя сигару, германский монарх умиротворенно взирал на строй своих и русских кораблей, на шумную суету чаек, выхватывающих из пены за кормой оглушенную рыбешку, на море, на бездонное синее небо с небольшими крутинками белых облаков. Весь его вид выражал спокойствие и отрешенность. Пожалуй, в первый раз за всю историю их встреч. Хотя, возможно, что хороший коньяк сказал свое веское слово. Обычно Вильгельм в обществе царя позволял себе только легкие вина.

– Милый Ники… ты это видишь?

– Что именно, Вилли?

– Какие могучие красавцы!.. Какая грозная, всесокрушающая мощь! Признайся, мой дорогой, ведь ради этого стоило жить? Не правда ли? – На Вильгельма явно находило лирическое настроение.

– Согласен. Хороши…

– О, если бы ты только мог представить, сколько сил и здоровья я положил, чтобы немцы осознали необходимость постройки нашего флота открытого моря. Причем именно флота из эскадр однотипных броненосцев, таких, как эти «Виттельсбахи». А еще до середины осени я покажу тебе моего нового «Брауншвейга». Какая получилась машина! Рудольф с Бюркнером просто великолепны. Ты их творение оценишь по достоинству, я уверен. Его-то мы и сравним с твоим «Александром».

– Конечно… Только будет ли смысл сравнивать? Жаль, но их время уже безвозвратно уходит.

– То есть как?! Почему «уходит»? – слегка встрепенулся Вильгельм, вопросительно взглянув на Николая.

– Через два-три года все эти юные, полные сил красавцы, и мои, и твои, окажутся безнадежно устаревшими немощными старцами. Увы… Ибо им на смену придет совсем иной класс кораблей.

– Какой иной? О чем ты, мой дорогой? О больших миноносцах? О субмаринах? Или о заокеанских бреднях с динамитными пушками этого поляка-янки Зелинского и проныры Крампа, который и к тебе пролезть сподобился? Бьюсь об заклад, что без твоего обожаемого Сандро при этом не обошлось. Что не удивительно. У него с английским всегда было получше, чем с французским, в отличие от вашего дядюшки генерал-адмирала, – Вильгельм самодовольно хмыкнул, подколов кузена намеком на очевидные интересы его родственников по части «военно-морского финансового сервиса». – Все эти новомодные французские и американские затеи – дорогостоящие эксперименты с неясным результатом. Не верь никогда безответственным прожектерам и разным рекламным картинкам. Я ежедневно занимаюсь военно-морскими вопросами и ничего иного, кроме линейного корабля как станового хребта флота, себе не представляю.

– Хм… Я тоже. Но это и будут линкоры. Только по своей мощи один такой корабль окажется способен перетопить все наши с тобой шесть броненосцев, которые ты сейчас столь восторженно разглядываешь, меньше чем за полчаса.

– Ники. Признавайся, ты знаешь что-то, чего не знаю я?

– Как ты думаешь, Вилли, в чем причина нашего недавнего отказа от постройки сразу четырех новых броненосцев, уже спроектированных и проведенных по бюджету?

– Война. Дополнительные расходы. К боям им все равно было не успеть, и рабочих ты решил перебросить на достройку «Князя Потемкина» и последних кораблей типа «Александра III». Очень верное решение… – Вильгельм выразительно кивнул в сторону «Суворова» и «Орла». – Так что здесь все очевидно.

– Все очевидно для прессы. И для тех, кто не знал действительной подоплеки дела. Помнишь, Вилли, я как-то намекнул тебе в телеграмме, что намерен создать новый разведывательный орган, отдельный от генштаба и жандармов?

– Ну, да, конечно. И что же они смогли выведать? И у кого?

– Только пообещай мне, что кроме тебя…

– Ники! Ну, как ты можешь, я же…

– Дорогой кузен. Это – особая тайна. Я слишком дорожу теми людьми, что добыли для меня эту информацию, чтобы позволить хоть крупицу риска в их отношении. Они не в России, не забывай. И контрразведка в других державах тоже есть.

– Хорошо! Обещаю… Не томи, Ники!

– Так вот. В то самое время, как ты азартно закладываешь вторую свою пятерку тринадцатитысячных «Брауншвейгов» с четырьмя одиннадцатидюймовками и четырнадцатью стосемидесятимиллиметровыми пушками, франки заканчивают проект броненосца в восемнадцать с лишним тысяч тонн. При схеме, близкой к «Цесаревичу», он будет нести четыре длинноствольные двенадцатидюймовки в концевых башнях и двенадцать двухсот-сорокамиллиметровок в шести башнях, по три на борт. И почти одиннадцатидюймовый главный пояс. Согласись, это уже совсем не «Республика» с «Демократией». Скорость его под двадцать узлов: все систершипы, а их будет шесть, получат не паровые машины, а турбины Парсонса…

– Они решились-таки на это? На броненосцах?

– Да. В отличие от янки. Американцы идут иным путем по вооружению. Они на новых кораблях планируют ставить восемь двенадцатидюймовок в четырех башнях. В диаметральной плоскости, по две на носу и корме, при этом стоящие ближе к надстройке будут стрелять поверх концевых. На мой взгляд – предельно рациональная схема. Но дальше всех пошел небезызвестный тебе английский адмирал сэр Джон Фишер. Решения о назначении его первым морским лордом уже состоялись. Дядюшка Берти намеревается, кстати говоря, сделать своего любимца и собутыльника адмиралом флота, чтобы сохранить его на службе еще пять лет. По своем воцарении в адмиралтействе его «дорогуша Джек» планирует строить серию турбинных линкоров со скоростью в двадцать один узел и с десятью двенадцатидюймовками, отказавшись при этом от среднего калибра вовсе. Имея на борту восемь таких стволов со скорострельностью выстрел в минуту и централизованное управление огнем, организовать пристрелку – не проблема. Пять таких судов разнесут весь твой флот в клочья, не получив даже царапины. С дистанции, которая им будет выгодна, поскольку их эскадренная скорость выше, а орудия в сорок пять калибров длиной более дальнобойны, нежели твои новые одиннадцатидюймовки.

При этом бортовая броня и башни главного калибра британцев для них – очень крепкий орешек. А для твоих «коротких» стосемидесятимиллиметровок – практически неуязвимы, в результате они превращаются для «Брауншвейга» и его систершипов в бессмысленный, но очень дорогой балласт вместо их основной артиллерийской мощи. И это притом, что ты сейчас не можешь сразу строить аналогичные английским корабли в двадцать с лишним тысяч тонн полного водоизмещения. Из-за проблем с доками, барами в устьях Шельды, а главное – из-за недостаточной для них пропускной способности Кильского канала. Да и турбинные производства у тебя пока в зачаточном состоянии…

– Ты хочешь сказать, что англичане действительно заглотили наживку этого чванливого итальянца? С той его идеей, что он сподобился опубликовать у Джена? – процедил Вильгельм, нервно роняя пепел с сигары себе на колено.

– Все гораздо хуже. Они ее еще и творчески переработали. И пришли, как ты, полагаю, понял, к куда более мощному и сбалансированному проекту, чем их строящийся сейчас «Нельсон». Я скоро получу исчерпывающие технические данные, позволяющие конкретно судить о возможностях этого их нового, революционного линкора. Но как только у бриттов будет хоть одна эскадра таких мастодонтов, ни моему нынешнему флоту, ни твоему – не жить.

А по поводу той статьи генерала Куниберти… Думаю, что просвещенные мореплаватели в лице Фишера сами ее ему и заказали. Так что выбрасывать огромные деньги и тратить силы на второсортные корабли, на радость королю Эдуарду и его адмиралам, мы не собираемся. И временно пошли на постройку больших ледоколов вместо броненосцев для того, чтобы загрузить заказами заводы. Когда рабочие заняты делом и имеют в кармане достойную зарплату, успех в их среде проплаченных японцами и американскими жидами агитаторов-социалистов будет минимален. Когда же начнется строительство действительно новых линкоров, для чего должны дозреть и промышленность, и конструкторы, до ледоколов просто руки могут не дойти. У нас две главные базы на зиму замерзают. «Ермаком» одним никак не обойдемся, поэтому…

– Аlte hinterh?ltig Armleuchter!! Ах ты старая подлая тварь! Мой дорогой дядюшка… Если когда-нибудь я смогу воздать тебе за все твои бесчисленные подлости… О! Тогда ты получишь сполна… За все свои хитроумные мерзости, сделанные немцам! Я воспользуюсь для этого только вашим достойным английским опытом. И инвентарем из Тауэра! – Вильгельм вскочил, как подброшенный пружиной или ударом электротока, лицо его перекосила болезненная гримаса. – Ники! Брат мой! Получается, что этот завистливый, похотливый мерзавец задумал меня разорить, как мелкого лавочника?! Господь, будь же свидетелем этих гнусностей! Вразуми! Что делать мне, несчастному монарху обманутого народа?!

Воздев сначала к небу глаза и взмахнув правой рукой в театральном жесте, кайзер внезапно обмяк и, порывисто дыша, тяжко облокотился на лакированные перила балкона, вцепившись всей пятерней здоровой руки в бронзовый клюв закрепленного на нем двуглавого орла.

– Не гневи Бога, мой дорогой брат. Но знай, что Он услышал тебя. Ибо смирил мои сомнения. Знай: отныне и вовеки, если придется тебе обнажить меч в сторону коварных берегов Альбиона, мой клинок будет вместе с твоим.

– Ники… Я знал… Знал! Верил, что в тот критический миг, который решает судьбы народов, ты будешь со мной! Мы будем вместе… Боже! Благодарю тебя и благослови наш союз! Ники!! Мой дорогой, возлюбленный венценосный брат! Если бы ты только знал, что только что спас мою жену и детей от горькой сиротской доли! Но сколько же мерзостей мне говорили и говорят про тебя всякие…

– Не гневи же Бога! Что еще за греховные мысли? Сиротство… Да, удар дядюшка Берти с его кабинетом, банкирами и лордствами готовят нам пониже пояса. А ты что хотел, собственно? Чтобы Лондон отступился от твоего флота? Или от моего, если утопление его япошкам окажется не под силу? Это, мой дорогой, британский реалполитик в действии. А про разные злокозненные разговоры в твоем окружении… – Николай помолчал, потом положил свою руку поверх руки Вильгельма, – ветер все унесет и развеет…

А про себя добавил: «Кроме той бумаги, которая, как считает Банщиков, сейчас лежит у тебя в кармане. Причем ты уверен, что в ней – божия благодать для Германии, а там лишь очередная подлость и предательство…»

– Как это все… Ники, прости, но мне необходимо срочно чуть-чуть промочить горло. Ты не возражаешь?

– Пойдем. Тем более что ужин уже накрыли. Но перед этим я попрошу тебя об одном одолжении.

– О чем ты? Какие одолжения?! Что ты хочешь?

– Вилли. Ты знаешь свою натуру лучше, чем я. Ты уверен, что можешь сдерживать свои порывы? От посторонних?

– О, да! Я всегда…

– Вилли. Достаточно было лишь одной хулиганской, мальчишеской выходки с твоим прощальным сигналом в Ревеле в 1902-м, чтобы и Германия, и Россия получили кучу внешнеполитических осложнений. Несколькими кусками цветной тряпки, несколькими сигнальными флагами ты дал в руки джингоистам громадные козыри, которые отчасти привели меня к войне с Японией, а тебя сегодня они ставят перед перспективой создания флота заново. Ты это понимаешь?.. Или тебе еще о «кровожадных и беспощадных гуннах» напомнить? О «бронированном кулаке», о телеграмме Крюгеру? Или о «новой славе меченосцев в эпической битве с сарматами»?

– Но, Ники…

– Вилли. Никаких «но». Давай условимся сразу: если мы с тобой идем вместе для того, чтобы свалить зазнавшихся англичан с трона мировой державы, если ты хочешь иметь величайший флот мира, обширную колониальную империю и поставить Германию выше всех в Европе… С моей помощью… Если ты не отказался от идеи, которую однажды высказал моему покойному отцу, то ты должен молчать обо всем, о чем мы с тобой договорились и еще договоримся. Молчать как рыба! Даже на исповеди.

Таково мое условие: никто и никогда кроме нас двоих не должен узнать, о чем мы договариваемся. Если только мы с тобой вместе не решим поставить кого-либо в курс определенных, частных вопросов. Только так и не иначе. Никаких театральных пассажей перед толпой. Никакой бравады или намеков в самом узком или даже семейном кругу. Никаких сиюминутных телеграфных обсуждений. Это – тайна. И таковой должна оставаться.

– Ники. Я положительно не узнаю тебя… Что с тобой сделалось за эти несколько месяцев?

– Я не смог предотвратить войну… Но было и еще кое-что. Я объясню. Позже. А сейчас: ты согласен?

– Да. Я принимаю твое условие, брат. Я согласен…

– Вилли. Не сочти меня нудным: слово императора и короля?

– Согласен. СЛОВО ИМПЕРАТОРА И КОРОЛЯ!

– Вот и славно. И не смотри на меня так, словно только что проиграл мне битву при Кеннигреце.

– Нет! Братец, это просто неслыханно!!

– А об этом никто и не услышит. Я даже специально приказал убрать часового от кормового флага. Пойдем же. Я очень голоден…