
История нашей жизни том-6
Дверь в здание Генеральной прокуратуры Советского Союза захлопнулась. отошёл в сторону, чтобы не мешать служащим здания, к которому стали подъезжать и подходить чиновники Генеральной прокуратуры Советского Союза.
После разговора со мной Генерального прокурора СССР, интерес ко мне со стороны охранников и наряда милиции совсем пропал.
Охранник у главной двери прокуратуры тоже был занят приветствием государственных служащих, которые, почти не замечая охранника, спешили быстро пройти в здание Генеральной прокуратуры Советского Союза.
Мне надо было набраться терпения и дождаться положительного ответа.
Прошло почти два часа после того, как передал свою писанину Генеральному прокурору СССР.
Столица Советского Союза Москва полностью проснулась и наполнилась везде снующими людьми.
Охранник у главного входа в здание Генеральной прокуратуры Советского Союза куда-то исчез. Наверно, зашёл вовнутрь здания?
Так как приветствовать больше некого. Государственные служащие прибыли к себе на работу в это здание.
На улице возле двери главного входа в здание Генеральной прокуратуры Советского Союза остался лишь один.
Даже милиционер, дежуривший рядом с административным зданием, куда-то исчез. Видимо, до вечера из этого здания никто не выйдет?
Придётся ждать до победного конца. Затем вынужден буду обратно отправиться к самолёту в аэропорт «Быково».
– Александр Черевков! Зайдите в приёмную Генеральной прокуратуры СССР. – сказала девушка из открытой двери. – Вас ждут на беседу по вашей жалобе.
Вздрогнув от неожиданности, прошёл следом за девушкой в открытую дверь главного входа здания Генеральной прокуратуры Советского Союза.
За огромной массивной дверью из маренного дуба были крутые огромные ступени, возле которых сидел в будочке тот самый охранник с улицы.
Дальше за столом на небольшой площадке сидел на стуле сержант милиции, который потребовал от меня, чтобы выложил на его стол все то, что было у меня в карманах.
Убедившись, что у меня нет оружия, сержант милиции разрешил обратно забрать все то, что сам только что выкладывал из кармана.
Затем проследовал за девушкой на второй этаж, в огромную комнату с табличкой «Приёмная».
Девушка сказала, что мне нужно здесь подождать немного, а сама вышла за дверь. Оставляя меня одного.
Около часа сидел в огромной пустой «приёмной», где кроме массивных старинных стульев и столов больше ничего не было.
Видимо, старинная мебель когда-то принадлежала Генеральной прокуратуре царского времени? Даже сам стиль мебели напоминает величие царской империи. Все такое огромное и массивно.
Обыкновенный человек в такой мебели сразу себя чувствует маленьким человечком перед величиной его величества царственной мебели. Мои размышления в полусонном ожидании прервал вошедший парень.
Тот самый парень, который вышел из первой правой двери автомобиля «Чайка». Затем открыл правую заднюю дверь автомобиля «Чайка», чтобы оттуда выпустит Генерального прокурора СССР, Руденко Романа Андреевича.
Видимо, этот парень помощник Генерального прокурора СССР или адъютант Генерального прокурора?
Мне неизвестно название должностей при Генеральном прокуроре СССР. В любом случае парень из автомобиля «Чайка» не может быть слугой Генерального прокурора СССР.
Мы в Советском Союзе, где дискриминация человека человеком запрещена Законом Советского Союза.
– Генеральный прокурор СССР рассмотрел вашу жалобу. – сказал парень, усаживаясь напротив меня. – Завтра по делам недавних событий на Северном Кавказе в Грозный направляется заместитель Генерального прокурора СССР. В понедельник в девять часов утра заместитель Генерального прокурора СССР, будет у вас в республиканском отделении милиции, где ведётся расследование вашего происшествия массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух». Вам необходимо в девять часов утра быть в республиканском отделении милиции на следствии.
– Спасибо! Обязательно буду в девять часов утра в понедельник в республиканском отделении милиции в Грозном. – сказал парню. – Думаю, что там будут все участники нашего происшествия.
На этом моя беседа с представителем Генерального прокурора СССР закончилась. Парень проводил меня до выхода.
Мы с ним расстались у массивной двери огромного здания. У меня в запасе было трое с половиной суток.
За это время можно было куда угодно слетать, чтобы решить свои дела семейной важности.
Неизвестно чем закончится судебный процесс по делу о нашей массовой драке в пионерском лагере «Горный воздух», но уезжать нам с Кавказа придётся. Если ингуши объявили меня кровным врагом, то ингуши меня достанут где угодно.
Так что нам надо удрать с Кавказа. Вот только куда? Ведь кроме Москвы и Перми больше нигде не был. Вся моя жизнь прошла на Кавказе, где наши предки по линии моей мамы более триста лет тому назад образовали своё терское казачество.
Теперь ни те времена, когда наши предки, терские казаки и горцы, на большом круге могли решить накопившиеся проблемы. Затем плетью высечь виновников происшедшего. Сейчас другие законы в Советском Союзе, а на Кавказе нравы остались прежние со стороны ингушей.
Им по фигу советские законы, когда кто-то пустил ингушскую кровь. Пускай даже по вине самих ингушей. Убеждать их в моей правоте бесполезно и драться с ними тоже нет смысла.
В Москва мне не светит устроить свою семейную жизнь. Столица давно закрыта на прописку иногородних. Здесь своих жителей некуда девать.
Каждый год Москва увеличивается на десятки тысяч новорождённых детей. Кроме того, с объявлением проведения олимпийских игр в Москве в 1980 году, в столицу Советского Союза одних только профессиональных строителей едут тысячи человек.
Все строители тоже мечтают вскоре стать москвичами. Пожалуй, придётся ехать жить в Пермь.
Ни к тёще в двухкомнатную квартиру, а работать и жить в цирк, куда меня приглашали остаться после того, как там, в здании цирка объявил о женитьбе на простой девушки.
У меня тогда было два выбора. Либо покинуть работу в конвейере «Союзгосцирка». Уехать к себе на Родину в Северный Кавказ. Либо остаться в стационаре Пермского государственного цирка в качестве художника-оформителя, машиниста сцены или просто старшего униформиста.
Мне показалось унизительным работать в стационаре Пермского цирка кем угодно после работы в конвейере «Союзгосцирка» в качестве ассистента иллюзионного аттракциона «Человек-невидимка».
Поэтому тогда выбрал вместе с женой одно решение, уехать к себе на Родину, на Северный Кавказ.
Вот теперь решил в Москве, что в самый раз настало у меня время вернуться работать в стационар Пермского государственного цирка работать кем угодно.
Надо лишь заранее договориться с администрацией Пермского государственного цирка. В этом мне поможет ни Александр Александровский, директор Пермского государственного цирка, а Альфред Ди-Машио, главный режиссёр Пермского государственного цирка.
Ведь Альфред для нас с Людмилой был как бы брачный папа. Если бы не он, то едва ли у нас была семья.
Размышляя о перспективе своей когда-то сорванной карьере работы в цирке и возвращении к истокам зарождения нашей семьи, как-то произвольно и не заметно самому себе, приехал в аэропорт «Внуково» Москве.
Моё подсознание толкнуло меня к принятию решения срочно лететь в Пермь. Другого решения принять не мог.
Так как на Пермский государственный цирк, у меня были надежды на собственное спасение и на спасение семьи.
Благо, что самолёты из аэропорта «Внуково» в Москве в аэропорт «Савино» в Пермь, летают почти каждый час прямым рейсом и транзитом через аэропорт «Савино» Перми дальше на восток Советского Союза. К тому же сейчас ни сезон летних отпусков, когда билеты на самолёт невозможно найти.
Начало весны. Самолёты летают полупустые во все концы самой громадной страны во всём мире.
Мне без труда удалось приобрести в кассе аэропорта билет на самолёт из аэропорта «Внуково» на ближний рейс до аэропорта «Савино».
Оставалось лишь дождаться посадки на самолёт рейса, указанного в билете купленного на полёт в самолёте.
Мой лёгкий ужин был в салоне самолёта вовремя полёта до Перми. Там же в салоне самолёта сам мог немного подремать. Получалось так, что вторые сутки на ногах и в полёте.
Толком нигде не кушал и спал лишь в самолётах. Если это можно назвать сном. Когда приходится то подниматься, то опускаться в воздухе вместе с самолётом. Переживая состояние своей невесомости и возможного провала в воздушной яме вместе с современным лайнером.
Поздно вечером на самолёте прибыл в аэропорт «Савино» в Перми. Ранняя весна 1973 года встретила меня в Перми не дружелюбно холодным ветром и мокрым снегом. Одетый в один костюм, под которым кроме белой сорочки и майки больше ничего не было, продрог весь до посинения, пока добрался автобусами с пересадкой до Пермского государственного цирка в центре города, точнее, в старый городской район «Мотовилах».
В служебном входе Пермского государственного цирка ничего не изменилось. Те же самые лакированные двери со следами от нашей обуви.
На проходной сидела та же бывшая артистка цирка, а сейчас пенсионерка с заслуженным стажем, Сара Фридман, которая знала обо всех артистах цирка больше, чем они могли знать сами о себе.
Плотно укутавшись в старый шерстяной плед, который пережил все революции в России, Сара Фридман сквозь очки удивлённо посмотрела на пожелтевшее давно просроченное удостоверение личности Пермского государственного цирка.
– Ты что это тычешь мне под нос свой исторический экспонат? – возмущённо, сказала Сара Фридман. – Пока не выжила из ума, чтобы забыть твою личность, на которую не требуется никакого удостоверения. Ты лучше расскажи, как там твоя красавица живёт на Северном Кавказе. Ей лучше было бы жить на Южном Урале или на севере Израиля, чем на Северном Кавказе.
– Вот именно поэтому прилетел сюда, чтобы вернуть её к вам. – шутя, ответил. – На Северном Кавказе ей слишком холодно. На Юном Урале уйдёт жарко.
– Всё шутить норовишь. Правильно делаешь, что везёшь жену ближе к маме, имею ввиду не себя, а твою тёщу. – сказала Сара Фридман. – Тёще тоже пора признать своего зятя, чтобы нянчить от него своих внуков. Ну, ладно! Заболталась что-то с тобой. Проходи ближе к цирковому манежу. Там всегда тепло от конского навоза. Согреешься с дороги. Отдохнёшь немного. Понюхаешь цирк.
Конечно, мне хотелось без совета Сары Фридман пройти к манежу цирка, по которому скучал все эти годы. Но у меня было мало времени. Сегодня должен вернуться обратно к себе домой на Северный Кавказ. Хорошо, что в этот день в Пермском государственном цирке были две цирковые программы. Сам главный режиссёр Пермского государственного цирка был на своём месте. Он словно ожидал моего приезда в пермский цирк.
– Проходи! Садись! – сказал мне, Альфред Ди-Машио. – Сразу видно, что южный человек. Совсем не по нашему климату одет. Видимо, скучаешь по цирку, раз в таком виде прибыл к нам?
– Скучаю! – откровенно, признался. – Вот поэтому и прибыл к вам, чтобы поговорить с вами о возвращении в цирк. Больше не могу откладывать на завтра.
–Так в чем же дело!? – удивлённо, воскликнул Альфред. – Вот тебе ключи от кабинета старшего машиниста сцены, можешь прямо сейчас приступать к своей работе. Художник оформитель тоже в цирке всегда пригодиться.
– Тут дело намного сложнее, чем вы думаете. – серьёзным тоном, сказал, протягивая Альфреду Ди-Машио один экземпляр своего послания Генеральному прокурору СССР. – С меня взяли подписку о невыезде с Северного Кавказа. Даже не знаю, как поступить, чтобы вернуться работать в Пермский государственный цирк. Надеюсь только на вас. Вы можете всё, чего другие не могут.
– Да! Вляпался ты по самые уши. – сказал главный режиссёр пермского цирка бегло прочитав моё послание к Генеральному прокурору СССР. – Даже затрудняюсь придумать, как тебя вытащить за уши из этого навоза на работу к нам в цирк.
Ди-Машио Альфред Доменикович, как брат близнец похожий на французского комика Луи Де-Феню, состроил свою артистическую гримасу и стал раздумывать над тем, как меня освободить от проблемы, которая создалась после массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух» во время строительства цементного завода в Чечне.
Видимо, что-то грандиозное пришло на ум двойника знаменитого комика? Альфред Ди-Машио стал что-то быстро писать на чистом листке бумаги к будущей машинописи. Терпеливо ждал результата его творческого труда к спасению моей семьи.
– Сейчас секретарша перепечатает моё литературное произведение на бланк. Затем ты можешь лететь к себе в Чечню. – сказал Альфред, нажимая на кнопку селектора. – Думаю, что скоро мы тут в цирке с тобой встретимся.
После того, как литературное произведение Альфреда Ди-Машио перепечатали на фирменный бланк Пермского государственного цирка, а также было подтверждено личной подписью и печатью главного режиссёра Пермского государственного цирка, искренне поблагодарил Альфреда Ди-Машио за оказанную помощь.
Сразу направился в аэропорт «Савино». У меня совсем не было свободного времени, чтобы заехать к своей тёщи в Перми. Мне надо было как можно быстрее вернуться домой. Так как меня, вполне возможно, разыскивает милиция?
До регистрации билета на самолёт до аэропорта «Северный» в Грозный, внимательно прочитал литературное произведение главного режиссёра.
То, что было напечатано на фирменном бланке Пермского государственного цирка, нельзя было назвать документом.
Точнее можно было сказать, что это была характеристика на человека, без которого советское цирковое искусство просто может прекратить своё существование.
Особенно если этот человек не будет работать в Пермском государственном цирке, который может закрыться в отсутствии такого выдающегося человека, которым является яркой личностью Александр Черевков перед цирковым искусством Советского Союза.
Вполне понятно, что после такого письма республиканским следственным органам в Грозном просто будет сложно считать меня виновным в развязывании массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух».
Суд может меня оправдать или даже посчитать пострадавшим. Может быть, даже вообще ничего не произойдёт после приезда к нам в Грозный заместителя Генерального прокурора Советского Союза?
Нас просто отпустят по домам. В крайнем случае, нас оштрафуют за погром финских домиков пионерского лагеря «Горный воздух» с возмещением нанесённого ущерба.
Ничего другого против нас предъявить не могут. Никто не подал в суд друг на друга. Выходит, что в той массовой драке непострадавших.
Если нет пострадавших, то тогда уже нет никакого уголовного дела против нас. С промежуточной посадкой в аэропорту «Минеральные воды» на рассвете сам прибыл в аэропорт «Северный» в Грозный.
Добравшись до центра города, первым автобусом в сторону Шелковского района сам приехал до арки посёлка виноградарского совхоза «Бурунный». Наш посёлок весь был на ногах.
По тому, как сухо со мной все люди здоровались, понял, что в совхозе произошли какие-то перемены ни в мою пользу.
Наверно, разбирали на партийном, профсоюзном и комсомольском собраниях мой вопрос о массовой драке в пионерском лагере? Теперь мне придётся внутри посёлка разбираться и доказывать свою невиновность всему молодому коллективу.
– Людмила! Рассказывай, что произошло в посёлке в моё отсутствие? – спросил, у жены, войдя в нашу квартиру. – Наверно, меня решили наказать за то, что сам смог постоять за себя?
– Вчера было общее партийное, профсоюзное и комсомольское собрание. – мрачно, ответила мне, Людмила. – На повестке дня было всего два вопроса. Первый вопрос прощальный. Директора нашего совхоза перевели на повышение в Малгобек первым секретарём горкома партии. По лицу бывшего директора можно было определить, что он не рад своему повышению. В виноградарском совхозе и в посёлке «Бурунный», у него была полная власть и уважение. В Малгобеке одни ингуши, которые не очень-то уважают коммунистов и советскую власть.
Вторым вопросом разбирали твой поступок с массовой дракой в пионерском лагере «Горный воздух». По этому вопросу было много споров.
Посёлок разделился на два мнения. Одни считали, что ты вполне прав в той массовой драке в пионерском лагере.
Другие говорили, что ты как командир строительного отряда, как молодой коммунист должен был уклониться от драки, которую яко бы ты спровоцировал с самого начала до приезда туда к вам милиции.
– Эти умники отсиживались у себя дома. В то время как строил светлое будущее и дрался с нашими общими врагами исламистами. – со злостью, сказал. – Прежде чем меня обсуждать им самим надо оказаться на моем месте…
– Тебе ещё повестку привезли из республиканского отделения милиции. – добавила Людмила, протягивая листок с эмблемой милиции. – В понедельник утром к девяти часам утра ты сам должен приехать к следователю в милицию.
После того, что услышал от Людмилы, понял, что сладкая жизнь в посёлке у меня закончилась. С отъездом из виноградарского совхоза «Бурунный» директора, Игоря Григорьева, многое может измениться в моем отношении с новым директором.
Наверно, временно, место директора займёт агроном Козорезова, которая на дух не переваривает меня только за то, что её бездарный сынок никак не может пробиться в лидеры среди молодёжи нашего посёлка, а с первого дня приезда в посёлок окружён вниманием со всех сторон? С этой мадам наш коллектив расколется сразу на два лагеря.
Одни будут «шестёрками» у Козорезовой против меня. Другие будут поддерживать лишь меня во всех моих инициативах в нашем посёлке. Мне тяжело будет здесь отстаивать своё место.
Хорошо, что сама Тамара Козорезова не коммунист. Так мне легче будет отстаивать свои права среди коммунистов и комсомольцев, которые представляют в посёлке подавляющее большинство.
Наверно, на первом партийном собрании будут обсуждать мой поступок во время массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух»?
Было бы лучше, если бы партийное собрание по этому вопросу рассматривалось после окончательного решения по этому вопросу в республиканском отделении милиции или в народном суде, если такой суд вообще когда-нибудь состоится.
В понедельник утром первым автобусом уехал из станицы Червлёной в Грозный. В восемь часов утра прибыл в республиканское отделение милиции в Грозном.
Минут через десять подъехал автомобиль знакомого следователя, который вёл расследование по вопросу массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух».
Следователь ни стал откладывать нашу встречу до девяти часов утра. Сразу пригласил меня к себе в кабинет. На беседу со мной. По вопросу рассматриваемого им уголовного дела о массовой драке в пионерском лагере «Горный воздух».
Видимо, за неделю моего отсутствия в республиканском отделении милиции следственный отдел не сидел, сложа руки? Перед следователем лежала огромная папка с документами по уголовному делу массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух».
В кабинете следователя республиканского отделения милиции присутствовали следователи республиканской прокуратуры. Наверно, уголовным делом решили всерьёз заняться?
Как бы мне не загреметь лет на семь в тюрьму. Если конечно меня посчитают виновным в массовой драке в пионерском лагере «Горный воздух».
– Подпиши протоколы допроса. – сказал мне, следователь милиции. – Твоё дело передаётся на рассмотрение в народный суд. Дальше с тобой по уголовному делу будут разговаривать следователи республиканской прокуратуры.
Ни стал, не читая подписывать протоколы следственной работы. Мне не хотелось самому себе подписывать приговор.
Поэтому принялся читать каждый лист протокола, который состоял, примерно, из десятка рукописных листов.
Думаю, что правильно поступил, не подписывая листы протокола, пока не прочитал их.
Так как в листах следственного протокола обнаружил массу не только стилистических и орфографических ошибок, но также явный подлог сути проведённого следствия, из которого было видно, что следователь вообще не был на месте массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух».
Возможно, что протокол составлялся из рассказов, а точнее, из подсказки со стороны, откровенно не в мою пользу?
Так в общем протоколе допроса с моей стороны указывалось, что сам первый ударил пострадавших топором, ножовкой и кулаком по ранее указанным в протоколе местам тела пострадавших.
Со стороны пострадавших тоже было записано, что сам нанёс физические увечья пострадавшим топором, ножовкой и кулаком. Ничего не указано о причине массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух». С моей стороны свидетелей о массовой драке нет вообще.
Зато со стороны пострадавших ингушей свидетелей больше сорока человек. Хотя во время начала драки в моем кабинете не было ни одного человека, кроме тех пострадавших ингушей и меня. Таким образом, согласно протоколам следственной работы со стороны, республиканского отделения милиции выходило, что чистосердечно признаюсь в нанесении телесных повреждений пострадавшим с помощью топора, ножовки и кулака.
Пострадавшие, в присутствии многочисленных свидетелей, тоже подтверждают, что нанёс им телесные увечья с помощью топора, ножовки и кулака.
Выходит, что признаю свою вину полностью и чистосердечно. В чём подписываюсь. Остаётся только объявить приговор и посадить меня за драку на определённый срок в тюрьму.
– Не подпишу такой следственный протокол! – возмущённо, заявил сам. – Тут явный подлог против меня и без свидетелей с моей стороны. Не вижу подписей триста восемьдесят человек с нашего строительного отряда, которые участвовали в массовой драке в пионерском лагере «Горный воздух». Свидетели со стороны ингушей половина вообще не присутствовала в пионерском лагере «Горный воздух». Другие не могли быть свидетелями начала драки. Так как мой кабинет, в котором началась драка, был маленькой комнаткой, а не стадионом, куда пришли посмотреть на драку болельщики со стороны ингушей.
Так что требую, чтобы расследование по данному уголовному делу пересмотрели в присутствии адвоката с моей стороны. В противном случае, вообще никаких документов подписывать не буду. Вообще откажусь от своих слов, так как мои слова полностью искажены в протоколе в пользу пострадавших.
– Правильно говоришь. – сказал полковник милиции, только что вошедший в кабинет следователя с мужчиной средних лет, одетый в форму Генеральной прокуратуры СССР. – У тебя была самооборона, а не нападение на людей. Ты имеешь право на защиту.
При входе в кабинет полковника республиканской милиции и представителя Генеральной прокуратуры СССР, присутствующие в кабинете следователя встали со своих мест как по струнке. Тоже быстро поднялся с места. Представитель Генеральной прокуратуры СССР поздоровался с нами.
Затем взял из рук следователя папку с уголовным делом по нашей массовой драке. Медленно полистал документы уголовного дела по вопросу массовой драки в пионерском лагере «Горный воздух». Попробовал на вес огромную папку с документами.
Подумал о что-то. Затем вопросительно посмотрел на лица присутствующих в кабинете следователя.
– По этому делу все живы и здоровы? – указывая на папку с документами, спросил представитель Генерального прокурора СССР. – Жертв нет? Тогда, зачем, обычную мужскую драку раздувать на величину международного процесса? Предлагаю вам вообще закрыть это уголовное дело. В противном случае Генеральная прокуратура СССР вынуждена будет привлечь к ответственности не только участников драки, но также руководителей комсомольской стройки. Нам вполне достаточно того, что было у вас на площадях в последние шесть месяцев. Позор на весь мир! Где это видано, чтобы в Советском Союзе тунеядцы собирались между собой поделить территории на Кавказе!
– Мы эти бумажки уничтожим прямо сейчас. – за всех, сказал полковник милиции. – Никакого уголовного дела не будет. Ремонт пионерского лагеря «Горный воздух» проведём за счёт драчунов. Думаю, что на этом вопрос закрыт.
– У меня по этому вопросу есть последнее слово. – сказал им. – Ингуши объявили меня кровным врагом. Поэтому оставляю за собой полное право на дальнейшую самооборону. В случае нападения на меня ингушей, буду пользоваться всем, что попадёт мне под руки, чтобы сохранить свою жизнь. Другого способа своей защиты пока не знаю.
– Просто какая-то средневековая дикость! – удивлённо, воскликнул представитель Генеральной прокуратуры СССР.
– Да это ингуши после драки с горяча сказали. – махнув рукой, растерянно сказал полковник милиции, незаметно показал мне на губы. – Мы Всё-таки живём в Советском Союзе. Такой дикости на Северном Кавказе нет давным-давно.
– Вы правы, товарищ полковник, мы живём в Советском Союзе, а не в средневековом Кавказе. – сказал, полковнику милиции. – Но все, же оставляю за собой право на самозащиту. Буду драться любыми средствами за свою жизнь.