История нашей жизни том-10
Все суетились, что-то возбуждённо обсуждали. Можно было подумать, что здесь произошло ужасное событие века, которое всполошила наш маленький Беслан, а завтра перекинется на Орджоникидзе в столицу Северной Осетии. Вскоре такой слух, как эпидемия, расползётся по всему белому свету. Нас тут начнут перевоспитывать и обсуждать.
– Что произошло? – осторожно, спросил парня с носилками скорой помощи. – Убили кого-то в магазине?
– Да нет! Всё нормально! Все целы! – отмахнулся он, не обращая внимания на меня. – Ювелирный магазин ограбили подчистую. Унесли все золото и драгоценности. Женщины магазина были беременные. Вот одну из них и прихватило от такого зрелища. Начались преждевременные роды прямо в магазине. Женщину отвезли в роддом. Нас вызвали тут дежурить. Если, вдруг, следующая женщина начнёт рожать прямо в магазине. Мы её отвезём в больницу. Видишь сколько любопытных собралось. Все хотят видеть происшествие своими глазами, а не читать в газетах.
– Кто обворовал ювелирный магазин? – допытывался, у санитара скорой помощи. – Поймали воров? Наверно, много украли?
– Говорят, что тут вертелись в четверг двое парней, – ответил санитар, – которые забрались в магазин через чердак. Третий был у них на стрёме, пока те грабили. Сейчас всех троих всюду ищут. Обязательно найдут. Продавщицы говорят, что воры весь магазин распотрошили. Украли золотых изделий и наличных денег на общую сумму, примерно, почти в сто тысяч рублей.
Меня всего затрясло от страха, что сейчас меня разоблачат и отведут в милицию до суда. Чтобы не быть узнанным беременными женщинами, которые видели меня в четверг у дверей магазина, осторожно дворами ушёл домой.
Сидел дома до самого вечера, стараясь сделать себе примочки на синяки, которые получил от Сангиева Руслана вовремя драки в столярной мастерской нашего училища.
Кроме синяков под глазом и на щеке, у меня была сильно разбита губа, которая вся распухла и отвисла до подбородка.
С губы все ещё малость просачивалась кровь. С таким видом меня никто не мог узнать, ни только те беременные женщины с ювелирного магазина, но и родная мать.
Хотя бы мама не заметила. Обещал ей давно не драться. Однако, как можно не драться, если тебя оскорбляют и провоцируют на драку. Такой гадкий человек не может жить без битой морды. Сам просится на драку. Такому человеку нельзя отказывать. Надо дать по роже.
– Ты опять подрался! – возмущённо, воскликнула мама, когда увидела моё разбитое в кровь лицо. – Когда это прекратиться? Тебе скоро уже восемнадцать лет. Через год-два заберут служить в Армию. Ведёшь себя, ну, как паршивый мальчишка. За что опять выяснял свои отношения? Наверно, с друзьями что-то не поделил?
– Готовлюсь служить в армии. – ехидно, ответил маме. – Там тоже придётся драться с врагами за Родину. Вот учусь драться, чтобы быть отличником во время службы в армии.
Мама ничего не ответила и пошла на кухню готовить мне примочки, чтобы вывести очередные синяки и ссадины, которые получал от пацанов в драке за справедливость своего слова. Конечно, тоже не оставался в долгу перед своими соперниками.
Сейчас дома Сангиеву Руслану тоже делают примочки. Ему такой фингал подвесил возле глаза, что он долго у него будет светиться и щеку разбил до крови.
Следующий раз будет знать, как распускать свой язык. Если он только ещё раз на меня свой рот раскроет, то получит сразу.
На следующий день весь Беслан знал об краже в ювелирном магазине. Знали точное время ограбления, это сразу после закрытия ювелирного магазина. Конечно, знали, кто ограбил ювелирный магазин. Только где находятся воры с золотом и драгоценностями, этого никто не знал.
Поэтому воров объявили во всесоюзный розыск вместе с их фотографией и отпечатками пальцев. Так оставалось ждать время поимки воров и осуждения их по уголовному закону. Возможно, что меня тоже разыскивала милиция по приметам?
– Иди. Тебя к директору вызывают! – со злостью, сказал мастер, Тотров Казбек. – Тебя за драку судить будут.
– Что, Сангиев Руслан скончался от нанесённых ран? – ни к месту сострил. – По рублю будем скидываться?
– Ты сейчас узнаешь, остряк, когда милиционер посадит тебя в машину. – сквозь зубы, процедил Сангиев Руслан.
– Ах! Жертва! Извини, что тебя не заметил. – показывая кулак Сангиеву Руслану, опять сострил. – Как жаль, что рубль сохранился. Мы ещё с тобой встретимся, если ты наплёл на меня. Всю морду разобью тебе.
Отправился в сторону административного здания нашего училища в сопровождении мастера Тотрова Казбека.
Очевидно, этот мастер боялся, что удеру от ответственности, а его накажут за плохое воспитание несовершеннолетних подростков? Поэтому Тотров Казбек шёл рядом со мной.
Но тут никуда не собирался удирать. В моей жизни столько было драк, что если бы после каждой драки удирал, то моей дальнейшей жизни не хватило бы на мои поиск за все мои драки. В другом нарушении советского закона и общественного порядка себя виновным не чувствовал, а драка у меня была за справедливость. Было много свидетелей, они подтвердят, что Сангиев Руслан первый начал оскорблять меня и моих друзей. За что и получил.
– Ты где был 7-го марта в четверг до пяти часов вечера? – спросил меня, участковый милиционер, который был в кабинете директора училища и ждал моего прихода. – Только мне ничего не ври. Все уже известно. За честное признание меньше наказание. Такой юридический принцип во всём и везде.
– Не знаю, чего мне врать? – ответил участковому. – Ведь вы уже все знаете. Только могу сказать, что весь этот день был в нашем училище. Делал праздничную сенную газету к женскому дню. Ушёл и училища в начале шестого вечера. Это могут подтвердить девчонки, которые готовили праздничный стол в актовом зале и сторож нашего училища. Он закрывал актовый зал, после того, как повесил праздничную стенгазету на 8-е марта.
– Откуда у тебя синяк под глазом и разбитая губа? – не унимался участковый милиционер. – Друзья побили?
– Дрался за справедливость! – гордо, ответил. – Если так будет мне нужно, то буду за это драться всегда.
– Ты знал, что твои лучшие дружки идут грабить ювелирный магазин? – обратно, допытывался милиционер.
– Если бы знал, где друзья, то был бы вместе с ними и не рисовал допоздна стенгазету. – зло, ответил участковому.
– Как ты думаешь, где могут быть сейчас твои друзья? – опять продолжал допрос следователь. – Есть такое место в Беслане?
– Если бы думал или знал, где находятся сейчас мои друзья, – серьёзно, ответил участковому милиционеру, – то делил бы вместе с ними все награбленное золото из ювелирного магазина. Но, к моему сожалению не знаю где они.
Участковый милиционер и следователь долго задавали мне различные наводящие вопросы, чтобы как-то уличить меня в причастности к ограблению ювелирного магазина.
Но каждый раз отвечал им так, что у них ещё больше появлялось вопросов, а у меня масса ответов, которые говорили о том, что никаким образом не подходил под статью обвинения в грабеже ювелирного магазина. Словно знал заранее, как отвечать.
– Что тогда ты делал в начале шестого у ювелирного магазина? – спросил меня следователь. – Ты не пытайся выкручиваться. Тебя там видели больше десятка свидетелей и две продавщицы из ювелирного магазина.
– Был возле ювелирного магазина тогда, когда беременные продавщицы закрывали ювелирный магазин. – ответил следователю. – Но не на втором этаже, а на улице. Там не могли поместиться больше десятка ваших свидетелей и две беременные продавщицы, о которых вы только что сказали в присутствии моих многочисленных свидетелях в кабинете директора училища. Таким образом, при скоплении ваших многочисленных свидетелях на улице, не мог ограбить ювелирный магазин, так как было слишком много желающих поделить между ними награбленное мной.
Но и к ювелирному магазину приходил не для того, чтобы принимать роды у беременных продавщиц, что так одна из них уже сделала вчера в присутствии многочисленных свидетелей. В моём окружении тоже есть женщины, которых хотел поздравить с этим женским праздником.
– Ну, ладно! Умник! – прервал мою длинную речь следователь, который писал протокол дознания. – Подписывай свои показания и вали отсюда. Пока тебя ещё не привлекли к ответственности в заблуждении милиции.
– Вот поэтому не буду ничего подписывать, – ответил следователю, – чтобы не привлекли за что-то к ответственности.
– Как это не будешь!? – возмущённо, воскликнул следовать. – Тебя только за это могу посадить в тюрьму на несколько лет!
– Попробуй! – спокойно, сказал при всех. – У тебя ничего нет против меня. К тому же ещё несовершеннолетний. Если ты меня хотя бы на час задержишь, то на тебя такое накатаю при огромном скоплении присутствующих здесь свидетелей, что тебе придётся всю свою жизнь сидеть в тюрьме и читать там всем написанное мной.
Следователь жадно стал глотать ртом воздух и не мог найти никаких слов на мою речь. Участковый милиционер ни стал ждать усмешек в свой адрес, поспешил выйти из кабинета директора нашего училища. Вскоре и следователь удалился восвояси, так и не добившись ничего от меня.
Вышел на улицу, только после того, как все покинули кабинет директора.
Мастер Тотров Казбек ушёл раньше. Без постороннего сопровождения пошёл в столярную мастерскую. Больше меня никто не беспокоил по вопросам кражи из магазина.
Лагутина Толика и Чирикова Сашку поймали через неделю, в Баку, столице Азербайджана, с четырьмя чемоданами награбленного добра в ювелирном магазине в Беслане. Затем их отправили в тюрьму Орджоникидзе, столицу Северной Осетии.
Лишь после этого началось длительное расследование уголовного дела, которое закончилось наказанием к шести годам тюремного заключения каждого. Все это время меня никто не трогал, и на суд не ходил. Ведь ничем не мог помочь своим друзьям за их детскую шалость, которая обернулась им уголовным преступлением.
Только потому, что они признались в совершении преступления и взяли на себя вину полностью, им дали всего лишь по шесть лет строгого режима в колонии для несовершеннолетних преступников в разных лагерях подальше от подельников.
Лагутину Толику и Чирикову Сашке не хватило всего несколько месяцев до совершеннолетия иначе бы им грозил срок от двадцати лет тюрьмы до высшей меры наказания, то есть, расстрел.
Так как сумма украденного добра в ювелирном магазине исчислялась почти в сто тысяч рублей.
В то время это считалась грабежом в особо крупных размерах и рассматривалась до высшей меры наказания – расстрел. Так тогда для моих друзей обернулась детская шалость с ловлей летучих мышей в длительный срок лагерного заключения. Фактически случай со стенной газетой спас меня от тюрьмы.
2. Тайный художник.
Прошло чуть больше двух лет после того случая с ограблением ювелирного магазина. Служил в армии в Батуми, столице Аджарии. Художником в штабе дивизии в воинской части прямо у самого берега Чёрного моря. Служба проходила нормально.
Уже успел побывать за хорошую службу в отпуске у себя дома в Беслане, откуда тогда призвался на службу в Советскую Армию.
В воинской части у меня была художественная мастерская, в которой работал и спал. Изредка был на ежедневном построении проверки всех солдат части.
Как-то раз мне дали срочную работу по художественному оформлению всей воинской части. Работы было так много, что один едва ли успел бы сделать к сроку всю художественную работу. Поэтому мне в помощники дали несколько солдат.
Нарисовал чертежи для изготовления планшетов и эскизы на будущие плакаты. Раздал чертежи солдатам, которые будут делать планшеты из дерева, фанеры и листов железа.
Другие солдаты пульверизатором грунтовали и красили планшеты в белый цвет. Третья группа солдат закрепляла готовые планшеты в том месте, где указал на общем чертеже воинской части.
Лишь после этого стал рисовать карандашом свои плакаты и на них писать строчкой название цвета.
Солдаты, которых закрепили в помощь мне, должны были каждый своим цветом закрашивать указанные мной цвета до черты другого цвета. В завершении художественной работы над планшетами мне оставалось только придать форму и объем перехода между цветами на закрашенных плакатах.
После работы нам обещали отпуск из армии домой на десять дней. Конечно, все солдаты желали побывать у себя дома. Поэтому тут старались работать отлично.
Когда стал выполнять заключительную работу над плакатами, то, вдруг, обратил внимание, что кто-то искусно поправляет мои карандашные наброски на всех планшетах.
Не боялся потерять прекрасное место службы в армии в качестве художника. Меня всё равно не оставили бы без такой работы. В каждой воинской части нашего гарнизона были нужны художники.
Как мне уже было известно за несколько месяцев службы в штабе дивизии, то только в гарнизоне не хватало больше десятка художников и поэтому меня часто загружали работой других воинских частей.
Но меня задело ни то, что мог появиться мой конкурент, а то, что хотелось узнать, кто этот молодец, который так мне помогает в работе. Однако, многих солдат из моей команды помощников вообще не знал. Даже не всех знал в лицо.
Так как за контролем общей работы был закреплён старшина роты управления при штабе дивизии, в которой служил художником. В роте управления было несколько десятков человек. Даже не знал точно, так как из-за работы последнее время на построение части не ходил.
Постоянно был занят художественной работой. Даже спал в своей художественной мастерской, которая находилась в здании штаба дивизии. Так шла моя служба, в которую вмешался какой-то неизвестным художник. Но меня раздирало любопытство познакомиться с этим талантливым художником.
Попросил старшину роты управление привести ко мне всех тех, кто принимал участие в работе над художественным оформлением нашей воинской части. Якобы определить, кто будет награждён отпусками домой из воинской части.
Мне действительно поручил командир политотдела дивизии подготовить список поощряемых солдат, которых отобрать поручали именно мне.
Ведь только художник мог определить, кто способен помочь художнику. После обеда старшина роты управления привёл солдат, которые помогали мне в работе.
Не которых помощников уже знал, которые таскали за мной ведра с художественными красками. Сразу отметил их в списке. Другие стояли на улице и ждали своей очереди, так как сразу всех сам не мог поместить в своей маленькой мастерской наполненной стендами и планшетами.
Заходили солдаты по одному. Сам записывал их данные в свой блокнот для дальнейшего представления в штаб. Вскоре список солдат-помощников закончился.
– Сашка! Чириков! – воскликнул на проверке, когда в общем цвете солдатской формы узнал своего друга. – Так это ты пакостишь на моих планшетах! Как рад, что ты тут. Даже не думал, что могу тебя встретить на службе в армии.
– Ты предпочитал меня встретить в морге или в тюрьме. – зло, отозвался Чириков Сашка. – Не выйдет у тебя!
– За это ты можешь и по морде схлопотать. – разозлился, на такую встречу. – Тогда не закладывал тебя ментам и не заставлял грабить ювелирный магазин. Так, может быть, это ты хотел меня подставить ментам?
– Если бы тебя хотел подставить, – прошипел Чириков Сашка, – то мы с тобой на одних нарах в тюрьме лежали. Ты вот художником стал, а мне пришлось в лагерях опоки песком забивать, о которых ты совсем ничего не знаешь.
– Тебе могу уступить своё место художника, – со злостью, сказал Чирикову Сашке, – а на нарах ты отсидел своё. Тебе нечего лепить мне, также как менты хотели повязать нас на одну парашу. Так что помолчи.
Сашка опустил голову и молчал. В нем все ещё кипела злость за то, что ему и Лагутину Толику пришлось получить срок за свои детские шалости, а мне удалось избежать наказание.
Вот теперь он хотел весь свой гнев выплеснуть на меня, словно виновен в его преступлении.
Чириков даже не знает, почему, не пришёл в суд и не давал никаких показаний против них?
Ведь если бы меня раскрутили в соучастники, то мне бы грозило, от силы, пару лет заключения за то, что якобы стоял на шухере и не пресёк преступление.
Но им бы тогда за умышленное групповое ограбление могли увеличить срок наказание на полную катушку. Так что лучше б заткнулся со своими обидами. У меня тоже могут быть к нему претензии за предательство.
– Сиди! – заорал на Сашку, когда он пытался уйти из моей художественной мастерской. – Тебе расскажу все, как тогда было. Совсем ни так, как тебе пели менты на меня. Если ты посчитаешь, что в чём-то виноват за твой срок отсидки, то можешь врезать мне по морде. Если пойму, что ты себе не сделал никаких уроков. Тогда тебя так отмолочу, что будет тошно. Мы уже ни дети и ты должен здраво размышлять.
Тут же пошёл закрыл в своей художественной мастерской дверь на щеколду, чтобы никто нам не мешал разобраться в самих себе. За наши детские ошибки, совершенные вовремя детских шалостей.
Сел напротив Сашки Чирикова и стал ему рассказывать до мелочей все события того прошедшего дня 7-го марта 1963 года, когда мы из-за своих детских шалостей разрушили свою дружбу и исковеркали дальнейшую жизнь.
Мне хотелось, чтобы Сашка как-то серьёзно осознал всё происшедшее с того страшного дня до сегодняшней встречи со мной в воинской части.
Надо было как-то помочь парню вернуться в русло нормальной жизни и забыть ту грязь, в которой он провёл два года своей жизни.
Просто удивительно, как это он выбрался оттуда досрочно? На суде им объявили по шесть лет строгого режима в детской колонии, а он вышел раньше.
Возможно, это он попал под амнистию или ему скостили срок на досрочное освобождение за что-то?
Ничего не спрашивал у Чирикова Сашки за его досрочное освобождение, только рассказывал ему о себе.
Мне хотелось, чтобы он сам добровольно рассказал мне все то, что наболело у него на душе за эти годы.
Так как под давлением ничего не добьёшься, а только ещё дальше загонишь человека в болото его прожитой жизни, которое постоянно находится в его сознании и не хочет уходить оттуда.
Надо помочь парню. Мы пробеседовали с Сашкой несколько часов. Точнее, это говорил ему, а он молчал, опустив голову и думал о чём-то своём. Мне даже порой казалось, что он меня совершенно не слушает, чёрные мысли так запутали его разум, что он никак из них не может выбраться из сложной ситуации своих размышлений.
Тоже в данный момент ничем ему не мог помочь. Просто сам облегчал себе душу, за то время, которое пережил тогда весной 1963 года. Мне самому все надо было выплесну из себя наружу для облегчения. Армейский сигнал на ужин, как бы разбудил Сашку, и он ничего мне не говоря отправился в армейскую столовую.
Ни стал его преследовать после нашего разговора. Однако, в штабе дивизии сказал, что без помощи Чирикова Александра у меня работа не получилась бы, поэтому ему первому надо дать отпуск домой.
Командование включило Чирикова в список отпускников, но он, почему-то, сразу отказался ехать домой?
Возможно, что ему сказали о моих хлопотах за его отпуск, а он не захотел получать подачку от "предателя", даже отпуск домой?
Вероятно, это была мая ошибка в том, что ходатайствовал на отпуск Чирикова Александра? Сашка понял это, как моё признание вины за собой и поэтому вообще ни стал со мной общаться вовремя службы в армии в одной воинской части. Даже плакаты тут рисовать перестал.
– Сашка! Обожди! – остановил Чирикова, перед своим очередным отпуском домой. – Уезжаю в отпуск домой, но хочу тебе сказать не об этом. В газете "Труд" объявляется международный конкурс на политические шаржи. Из-за того, что ты дальтоник из тебя художник не выйдет. Ты не различаешь цвета. Из тебя может получиться классный график в области шаржей. Отправь свои дружеские шаржи на конкурс в газету.
Положил Сашке в руки газету "Труд", в которой было написано объявление на международный конкурс политического шаржа. Чириков Сашка нехотя развернул газету "Труд" и отправился дальше. Посмотрел в его сторону и пошёл в штаб дивизии оформлять свой очередной отпуск домой.
Отпуска домой получал после художественной работы к каждому празднику и почти все праздники за время службы в армии был дома на отдыхе. Конечно в это раз хотел поехать домой вместе с Сашкой. Но он этого не захотел из-за меня.
После отпуска домой больше Чирикова Сашку в воинской части не увидел. В штабе сказали, что он записался добровольцем служить на Китайскую границу, где в это время проходили вооружённые столкновения с нарушением границы со стороны Китая и там есть много жертв с обеих сторон границы.
Не знаю, зачем, он это сделал? Наверно, решил быть дальше от меня? Иначе, зачем, бежать ему из этой воинской части?
Вполне возможно, что это он хотел так искупить свою вину перед всеми людьми, которым он причинил боль своими пакостями или сбежал от меня, чтобы больше никогда мы не могли встретиться?
Причины могли быть разные. Мы с ним расстались на долго. Так и не удалось нам выяснить отношения между собой.
3. Расплата за шалость.
Моя служба в армии закончилась и прошло ещё три года, прежде чем уже с женой вернулся обратно в Беслан на постоянное место жительство. Жизнь сильно изменила меня, также, как и город, в котором произошли все эти события.
Остались только прежними кинотеатр "Спутник" и то злосчастное здание с летучими мышами на чердаке. Только вместо ювелирного магазина на втором этаже появился какой-то магазин залежалых товаров, которые никто не покупал, и они дурно пахли.
Это было противоположностью того богатства, изобилия и красоты, которые были в ювелирном магазине до его ограбления весной 1963 года. Но ресторан "Казбек" на первом этаже также остался, словно это не над его головой произошли события, который потрясли тогда Беслан и исковеркали судьбы многих семей, а ни только отдельные личности молодых людей. Имею ввиду в первую очередь себя и своих друзей пострадавших за шалости.
– Пибип! – услышал сзади себя, когда со своими воспоминаниями прогуливался возле кинотеатра "Спутник", кто-то схватил меня за ногу, отскочил от неожиданности. – Ты, что, уже совсем не узнаешь меня?
Сзади меня стояла белая машина "Волга", которая переливалась блеском своей новизны. Из машины выглядывал незнакомец с откормленной рожей и с ярким блеском золотых зубов. Над которыми переливались американские очки в золотой оправе.
На руке незнакомца красовались золотые часы с золотым браслетом, а на пальцах сверкали золотые перстни-печатки, которым мог позавидовать любой кавказец, так как золотые печатки всегда были в моде на Кавказе. Но ни всем они были доступны.
По той причине, что стоили печатки очень дорого. Хорошую печатку можно было спокойно обменять на машину, а тут полный набор всего. Белая машина "Волга", золотые печатки, часы с браслетом золотым и все остальное сверкающее золотом.
Даже белый костюм-тройка и белый галстук были украшенные золотой заколкой с золотым значком. Запонки на рубашке тоже золотые. Прямо какой-то золотой клоун из Америки. Если бы вместо советского автомобиля "Волга" у него был немецкий "Мерседес" или какая-то другая западная иномарка, то его принял бы за иностранца.
В машине сидел русский парень, лицо которого никак не мог вспомнить. Хотя что-то в нём было знакомое мне с детства.
– Ты, что, тёска! Совсем меня не узнаешь? – сверкая золотыми зубами, воскликнул незнакомец. – Посмотри внимательно! Это же я! Друг твоего детства! Подумай хорошо! Оглянись вокруг! Мир наполнен праздником…
– Извините! – деликатно, ответил незнакомцу. – Мы с вами никогда не были знакомы. Вы просто ошиблись со мной.
– Это же я! Чириков Сашка! – закричал мне в спину незнакомец, когда решил уходить от него к кинотеатру.
– Чего это ты так весь вырядился? – удивлённо, спросил, все ещё не признавая своего друга. – Как попугай или клоун из цирка.
– Сэр! Это все благодаря вам! – раскланиваясь, произнёс Чириков Сашка. – Грязь и блеск получил от вас!
Чириков Сашка демонстративно показал рукой на грязную крышу бывшего ювелирного магазина и на свой блеск вместе с машиной. Никак не мог его понять. Может быть, это он обратно ограбил другой ювелирный магазин или ещё от этого ювелирного магазина у него в запасе осталось?
Так чем он тогда нашёл хвастаться? Ведь его обратно посадят в тюрьму и причём тут обратно бывший друг? Хотя друзей, бывших не бывает. Расхвастался, прямо как детский сад. Даже смотреть на это противно.
– Ладно! Хватит тебе стоять истуканом. – сказал Чириков Сашка. – Садись ко мне в машину. Тебе покажу того, кого ты не видел многие годы. Сам его встретил сегодня также как тебя сейчас. Поехали туда к нему со мной.
Освободил свою руку от его фамильярности, но в машину сел. Мне хотелось посмотреть на того, о ком он мне только что сказал с загадкой. Кого это он мне мог показать после стольких лет разлуки. Машина резко развернулась, и мы поехали в сторону посёлка БМК.
