Заговор против заговора: ГКЧП-3. Книга вторая

Кобец, разумеется, знал, что, даже будучи президентом России, Ельцин не был Верховным Главнокомандующим – по причине отсутствия у него собственного войска. Но ловкий царедворец знал так же и то, что кашу маслом не испортишь. Особенно – ту «кашу», что подаётся «к столу» Бориса Николаевича.

И он не ошибся: Ельцин, ни дня не служивший в армии, всего лишь полковник запаса благодаря должности первого секретаря обкома, самодовольно осклабился.

– Да, можешь это опустить.

– Слушаюсь, Борис Николаевич. Тогда – по нашей работе в частях, которыми ГКЧП собирается обеспечивать режим чрезвычайного положения. «Красные» рассчитывают на следующие части: «Альфа», дивизия имени Дзержинского, Тульская дивизия ВДВ, Таманская мотострелковая и Кантемировская танковая.

Кобец сделал выразительную паузу – специально под ожидаемое удивление президента – но удивления не последовало: Ельцин слышал эту «новость» ещё две недели назад от Горбачёва. Сегодняшнее подтверждение информации лишь укрепляло его уверенность в том, что он был прав, «заключив» с Горбачёвым вынужденную, но жизненно необходимую сделку.

– Пять штук, говоришь? – «ещё раз не удивился» Ельцин. – Но я полагаю, что не всю эту… как её?

– Штатную численность, Борис Николаевич.

– … не всю штатную численность они собираются двигать на Москву?

– Никак нет, Борис Николаевич.

Кобец нырнул глазами в «шпаргалку».

– По нашим данным, в Москву готовится ввод около четырёх тысяч военнослужащих, до четырёхсот танков и столько же бронетранспортёров и БМП. Дополнительные части ВДВ уже переброшены в окрестности Ленинграда, Таллина, Тбилиси и Риги.

– Сколько всего?

– До трёх дивизий. Это – сверх мотострелковых и танковых подразделений соответственно Ленинградского, Прибалтийского и Закавказского военных округов.

Дрогнувшая… вернее, привычно дрожащая рука Ельцина медленно проехалась по плохо выбритой обрюзглой щеке. Рука дрожала не от страха: как ни удивительно, нехорошие мысли бодрили его – а он сейчас очень нуждался в допинге.

– Сведения – точные, Кобец?

– От верных людей, Борис Николаевич, – подобрался генерал.

– Кто?

– Генерал-лейтенант Грачёв и «наш человек в Гаване».

– А?!

Начавшая отвисать челюсть Ельцина ещё не достигла «пункта назначения» – а лицо генерала уже покрылось мелкими бисеринками пота: понял Кобец, что нельзя так с Борисом Николаевичем. Нечего демонстрировать учёность в неподобающих местах: могут не оценить – или «оценить в обратную сторону». Борис Николаевич не обязан, «понимаш», читать «всякого, там, Грэма Грина»!

– Это – название шпионской книжки, Борис Николаевич.

На этом раз Кобец поступил умнее: «на всякий пожарный случай» избежал употребления слова «роман». Наверняка, вспомнил Хаусхофера – пусть и не по фамилии: «Когда я слышу слово „культура“, моя рука сама тянется к спусковому крючку револьвера». В этом отношении Борис Николаевич недалёко ушёл от идеолога фашизма. То есть, был таким же «принципиально недалёким». Для такого «книжка» – всегда удобоваримей «романа».

– Хорошая книжка? – подозрительно сдвинул брови Ельцин.

– Весёлая, про шпионов! – просиял максимально счастливой улыбкой Кобец. Сработало: морщины на лице президента разгладились.

– То есть, «наш человек в Гаване» – это наш человек в ГКЧП?

– Вы… как всегда, Борис Николаевич!

Провожаемый донельзя счастливой улыбкой генерала, Ельцин… нет, не наморщил лоб от избытка мыслей: всего лишь в очередной раз съехал взглядом в сторону сейфа. Вернее: не съехал – а его снесло. Судя по минорным физиономиям, президентские столовники наверняка уже изготовились к «чаепитию» – но тут случилось чудо. Тот, кто длительное время страдал дефицитом «политического мужества», о чём так прямо и заявил на двадцать седьмом съезде партии, на этот раз устоял против искушения, героически воздержался и превозмог себя. Правда, это наверняка обошлось ему в пару лишних морщин – а то и отметин на сердце.

– Ну, этим ребятам можно верить… Особенно – Грачёву: добрый малый…

Судя по ясно выраженному предпочтению, второму источнику – «нашему человеку в Гаване» – Борис Николаевич доверял несколько меньше, даже несмотря «на разность потенциалов»: один – всего лишь генерал-лейтенант, другой – член ГКЧП. А ведь последний буквально вчера отчитывался перед российским президентом в проделанной работе.

Отчитывался по телефону и не совсем по форме, но де-факто это был отчёт: что сделано, что не сделано, и что должно быть сделано. У этого человека была огромная власть, огромные ресурсы… и такие же аппетиты. Он сам предложил сотрудничество – хотя движение навстречу было обоюдным. Помогло и участие Горбачёва: пытаясь усыпить бдительность врага – а ещё больше под давлением обстоятельств – Михаил Сергеевич распорядился знакомить Ельцина, только что избранного российским президентом, со всем перечнем документов, с которым прежде знакомили только его.

И будущий «наш человек» не пошёл на принцип – зато пошёл гораздо дальше того, на что готов был согласиться президент СССР: начал знакомить его российского коллегу «сверх плана», как по срокам, так и по объёмам. Разумеется, это не могло не подвигнуть Бориса Николаевича навстречу такому «хорошему человеку». А как иначе: вовремя предать – не предать, а предвидеть! Тем более что Борис Николаевич этого человека знал давно, и верно оценивал потенциал товарища. Человек был не только полезным, но и нужным. «Мы от него ещё много добра могли бы поиметь» – как сказал бы один киношный персонаж, пусть и по другому адресу.

Как и всякий нормальный вождь, Ельцин ценил людей лишь до поры, до времени: пока не начинал понимать, что использовал их «на все сто», а дальнейшее сотрудничество превращается в обузу. Поэтому с людьми он расставался легко и просто, не тратясь даже на то, чтобы игнорировать обиды и претензии. Расставание происходило в рабочем порядке, без сожалений, выяснения отношений – а потому, чаще всего, заочно. Отставник получал «уведомление о расчёте» «по почте» – на том «любов» и кончалась.

Такая же судьба ожидала и члена ГКЧП. И это – в лучшем случае. При крайней необходимости Борис Николаевич мог пожертвовать не только этим человеком, но и любым иным, досрочно. Но сейчас «наш человек в Гаване» был нужен Ельцину. Именно потому, что – «наш человек в Гаване». В стане политического врага он был много больше, чем просто глазами и ушами «демократии»: он был единственным организующим началом в ГКЧП – этом сборище трусливых и слабовольных болтунов. Он не только информировал Ельцина о каждом шаге ГКЧП: он ещё и проводил в жизнь инструкции «демократического штаба». Де-юре возглавляемый никчёмным Янаевым, де-факто Комитет находился в руках «нашего человека».

Но, как известно, у всякой медали – две стороны. Это сотрудничество не стало исключением: оно было, хоть и выгодным, но далеко не безвозмездным. Ельцин вынужден был обещать «нашему человеку» полный иммунитет от судебного преследования в соответствии с тем сценарием, который тот разработал для своей реабилитации. Человек оставлял пост – а человека оставляли в покое. Это, конечно же, снижало эффект от запланированных Ельциным разоблачений, судов и реформаций.

И всё же, плюсы заметно перевешивали минусы. Сейчас, накануне решающей схватки за власть, «рядовой» член ГКЧП был для Ельцина куда полезнее всех маршалов, вместе взятых. Выгода для российского президента и «интересов демократии» была столь очевидной, что не подвергалась сомнению даже отпетыми демократами из окружения российского президента.

Так, вчера «наш человек» бальзамом пролился на израненную душу Бориса Николаевича сообщением о том, как мастерски он сумел преодолеть сопротивление коллег по ГКЧП. Те вздумали противиться вводу в Москву бронетехники, прежде всего, танков! А ведь танки были одним из ключевых звеньев в совместном плане двух президентов! Без этого элемента пришлось бы пожертвовать не только моральным фактором, но и «мучениками большевизма», баррикадами, «ежами» и прочей бутафорией. ГКЧП танки в Москве не были нужны – зато как они были нужны демократии! Кровь из носу, нужны! А лучше – кровь из жизненно важных органов! И «наш человек в Гаване» в очередной раз «спас демократию»: продавил танки!

Мысленно продолжая тему «обратной стороны медали», Борис Николаевич в очередной раз соглашался с собой в том, что не доверял этому человеку… даже будучи вынужден доверять ему. Увы, не требовалось быть чекистом для того, чтобы понять: товарищ работает на два фронта.

А с учётом ГКЧП, где он также проявлял служебную и внеслужебную активность – даже на три! Разумеется, в двусторонних отношениях этот момент был классической «фигурой умолчания», но лишь такого плана: «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Тот факт, что Горбачёв был в курсе не только дел ГКЧП, но и планов демократии, Борис Николаевич целиком относил на счёт «нашего человека». Этот гэкачепист не собирался уповать только на одного хозяина: большой жизненный опыт не позволял ему такого легкомыслия. Поэтому он был готов к любому их трёх исходов – и любой встретил бы в качестве одного из «героев незримого фронта».

«Скромный член ГКЧП», как хотя бы не дурак, обязан был ставить одновременно на нескольких «лошадей». Здесь главным был вопрос, на кого сделана самая большая ставка. «Наш человек» должен был её сделать: для иных предположений он был слишком умён и потёрт номенклатурной жизнью. Отрабатывая и «и вашим, и нашим», он должен был определиться с приоритетами: считать и просчитывать этот человек умел. Он наверняка давно уже разобрался с расстановкой сил на политической доске Кремля.

И наверняка он был в курсе совместного плана двух президентов. Об этом свидетельствовал и характер информации, явно выборочной, умело сгруппированной и целенаправленной, и отдельные фразы, как бы случайно оброненные информатором в разговорах с Ельциным.

Продираясь сквозь путаные мысли, Борис Николаевич пришёл к отчасти утешительному выводу: «двойной агент» больше склонялся в его сторону. Он не только отдавал предпочтение указаниям Ельцина «по дезорганизации тыла противника», но и проявлял в этом деле чудеса изобретательности. Уже одно это свидетельствовало о том, что планам Горбачёва, даже согласованным с Ельциным, он предпочитал более «тверёзые» планы «нетверёзого» российского президента. Значит, Горбачёвым и даже ГКЧП он только страховался – но работал на Ельцина! Любой, только ещё намечающийся тактический успех Ельцина, он старался превратить в победу стратегического характера – правда, всегда оставляя себе лазейку «на другую сторону».

Подведя баланс «плюсов» и «минусов», Борис Николаевич решил повременить со списанием информатора со счетов. Ведь, даже если их планам с Горбачёвым – не говоря уже о его сольных планах – не суждено было сбыться, на период «междуцарствия» «наш человек» в Гаване оказался бы весьма полезен. Он стал бы «засланным казачком» в «штабе» Горбачёва. Разумеется, Михаил Сергеевич это «просёк» сразу, отчего ещё три недели тому назад предложил убрать «ненадёжного человека». Но у Бориса Николаевича уже были свои виды на товарища – и он предложил отложить принятие решения. Михаил Сергеевич, хоть и скрипнул зубами – но вынужден был согласиться…

– Кстати – насчёт генералов…

Борис Николаевич вышел из раздумий так же скоропостижно, как и вошёл в них. Разумеется, Кобец тут же принял стойку «Смирно!» – и даже сидячее положение не стало препятствием. Под руками генерала зашуршали листы бумаги.

– Разрешите доложить, Борис Николаевич?

– Докладывай!

– Значительная часть высшего генералитета…

– Говори по-русски! – недовольно поморщился Ельцин. – «Значительная часть»! Что это значит?

– Виноват, – покраснел Кобец: забыл, что не следует забываться. Ведь даже для своих у Бориса Николаевича под рукой всегда были не только «пряники». – Не поддержат ГКЧП Главком авиации генерал-полковник Шапошников, Главком РВСН генерал армии Максимов, и с большой долей вероятности – Главком ВМФ адмирал флота Чернавин.

– Это – хорошо, – потеплел голосом Ельцин, и тут же «обратился в вождя». – Полагаю, что всё это – не голые домыслы?