По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга вторая

Минут через десять в дверь осторожно постучали.

– Да?

В образовавшуюся щель робко просунулась голова привратника.

– Сударыня, там прибыли люди из «СтарКо»…

– Пропустите!

…Несколько часов потребовалось Федулову, Лбову и людям из концерна для того, чтобы переписать, сдать и принять все заявленные ценности. Подписывая сопроводительные документы, Михаил Николаевич, по одной из случайных реплик, которыми обменялись между собой Федулов и Жора, как-то сразу догадался об источнике происхождения этого богатства, и завистливо вздохнул.

– Да, ради этого и я бы рискнул головой – и не только в России, но и в пасти самого дьявола!

После того, как начальник сопровождения доложил о готовности к отправке груза, стороны обменялись «верительными грамотами». Лесь Богданыч и его молодой друг получили от представителя «СтарКо» заверенные надлежащим образом свидетельства о размерах своих долей в уставном капитале фирмы. В свою очередь, Михаил Николаевич получил от них заявления о приёме в ряды участников. К заявлениям прилагались перечни имущества, которое новые участники вносят в качестве взносов в уставный капитал…

Руководство концерна было довольно инициативой шефа экономической безопасности. Именно сейчас «СтарКо» остро нуждался в солидных деньгах как для пополнения уставного капитала, так и в качестве оборотных средств. Именно сейчас «наклёвывалась» перспективная сделка с империей Рено. Несколько десятков «свежих» миллионов долларов в уставном капитале ощутимо увеличивали вес «СтарКо» и делали почти стопроцентными его шансы в борьбе с конкурентами за получение сверхвыгодного контракта…

Михаил Николаевич не знал о намерениях Лесь Богданыча совершить опасный вояж в Россию. Он знал только о том, что Федулов в ближайшие недели ожидает поступления ценностей на большую сумму. Разумеется, он не знал о том, что цена – не большая, а умопомрачительная. Тем более он не знал, откуда эти деньги ожидаются получением. Однажды уже обжёгшись, Федулов не собирался посвящать в свои секреты постороннего человека. Он даже не сообщил главе службы экономической безопасности «СтарКо», что намерен покинуть город. Он лишь информировал его о том, что ценности будут на месте примерно через две недели.

Но, даже если бы Михаил Николаевич наверняка знал о готовящемся турне за сокровищами, он не стал бы сообщать об этом своему чекистскому руководству. Сейчас, задним числом, он мог говоритьоб этом со всей определённостью. И причина этого его решения заключалась не в забвении им обязанностей разведчика, а в исключительной нужде концерна в притоке средств. На карту было поставлено будущее «СтарКо»: либо ему суждено превратиться в транснациональный концерн и войти в число избранных вершителей судеб мира и человечества, либо ему пришлось бы довольствоваться скромной ролью «провинциального» – по меркам «великих» – предприятия средней руки.

А так как Михаил Николаевич – миллионер и западный человек по взглядам на бизнес – ощущал себя частью бизнес-сообщества в куда большей степени, чем сообщества разведывательного, то выбор был сделан без малейших сомнений в его правильности. Сейчас, заполучив для концерна огромные деньги, Михаил Николаевич был более чем убеждён в правильности своих поступков… И потом – а может, и самое главное: он вовсе теперь не был убеждён в том, что ему когда-нибудь ещё доведётся побывать в России…

Глава пятидесятая

… – Разрешите, Михаил Николаевич?

Референт осторожно проскользнул в дверь кабинета вице-президента концерна по вопросам экономической безопасности: так, после нескольких удачных операций «носителя» по защите интересов фирмы, стала именоваться должность бывшего штабс-капитана. И референт был не президентским: в соответствии с новым статусом Михаил Николаевич обзавёлся и большим штатом помощников. А что делать: «noblesse oblige» – положение обязывает!

Михаил Николаевич оторвал взгляд от бумаг, и с неудовольствием взглянул на помощника. Нет, никаких замечаний к тому по качеству работы у него не было: помощник оказался работником толковым, в меру исполнительным, разумно инициативным – словом, с головой. Но для его появления в кабинете шефа были установлены строгие часы – и даже минуты. Если он появлялся вне графика – как это и было сейчас – значит, произошло что-то неординарное. Это выбивало Михаила Николаевича из режима – отсюда и такая реакция на появление референта.

– Виноват, Ваше превосходительство…

Да, теперь и Михаил Николаевич, как миллионер и один из руководителей концерна, известного уже не только во Франции, но и далеко за её пределами, имел право на подобное обращение к себе!

– … но на проходной стоят какие-то люди, по виду – офицеры. Они утверждают, что прибыли по делу чрезвычайной важности. Кроме того, они уверяют, что являются Вашими старыми знакомыми и Вы якобы с радостью их примете…

Михаил Николаевич вздохнул: придётся, видимо, принять. Он старался никогда не отказывать бывшим сослуживцам хотя бы в приёме. Ему совсем ни к чему была репутация человека, который «зазнался и забыл старых друзей». Это тоже было частью имиджа концерна. Во всяком случае, Михаил Николаевич относился к таким встречам именно как к работе по сохранению и улучшению реноме «конторы». Всегда – даже тогда, когда посетители оказывались людьми совершенно ничтожными и абсолютно бесполезными с точки зрения извлечения из встреч с ними хоть какой-то пользы… фицеры. виду – явные добеное обращение по отношению к себе! выбивало Михаила николаевича ковым, инициативыныма николаееичав

– Ну, что ж: просите…

Через пять минут дверь его кабинета вновь распахнулась. На пороге появился референт и доложил:

– Ваше превосходительство, капитан Мыльников и штабс-капитан Угрюмов просят аудиенции у Вашего превосходительства!

– Запускай!

Один за другим в кабинет вошли двое в штатском. Михаил Николаевич сразу узнал их. Это были действительно хорошо знакомые ему «волонтёры». Как и большинство нормальных офицеров армии Кобылевского, они чаще отличались не на поле боя, а в борделях. Разумеется, если «полем боя» не считать рестораны и казино.

Посетители были явно подавлены великолепием интерьера и многочисленностью персонала, сопровождавшего их до дверей кабинета вице-президента концерна. Обращение же референта к бывшему товарищу по ресторанному застолью, как к «Его превосходительству», окончательно уменьшило их в росте.

– Здравия желаем, Ваше превос…, – дрогнул уже и голосом Угрюмов, но Михаил Николаевич широким жестом добродушного хозяина прервал его.

– Да бросьте Вы, штабс-капитан! Какое я для Вас «превосходительство»? Обидно слышать такое от товарища по оружию!

Насчёт «оружия» и «товарищества» по нему Михаил Николаевич несколько перебрал. Товарищами по оружию они были лишь в том случае, если таковым считать бутылки водки и коньяка. Но чего не сделаешь на благо концерна?!

Разгладив лицо, Мыльников толкнул Угрюмова в бок.

– А что я тебе говорил? Не зря все у нас говорят о том, что заделавшись миллионером, штабс-капитан не оскотинился и не брезгует старыми друзьями!

Михаилу Николаевичу было приятно слышать эти слова. Значит, его тактика на продолжение человеческих контактов с однополчанами была и есть совершенно правильной, и уже приносит свои плоды!

– Проходите, друзья, садитесь!

По физиономиям посетителей можно было без труда определить, что обращение «друзья» вместо ожидаемого нейтрального «господа» елеем растеклось по душам бывших «волонтёров». А когда стюард – Михаил Николаевич и стюардами обслуживался теперь персональными, а не общими – внёс поднос с бутылкой «мартеля» и маленькими тарелочками с нарезанными на дольки лимоном, гости окончательно поверили в дружбу.

Осушив рюмку, Михаил Николаевич демонстративно обратился во внимание. Даже улыбка на улице хозяина кабинета не помешала гостям понять всё, как надо. Они тут же подобрались.

– Видишь ли, Михаил Николаевич, – начал Мыльников, явно запевала в дуэте, – мы не станем хвалиться перед тобой достижениями, которых нет. Впрочем, как и денег…

Он искоса взглянул на хозяина кабинета, словно проверяя реакцию того на свои слова. Начало действительно было «с места в карьер» и достаточно откровенным. Да и косился он не зря. Вероятно, после таких слов его чаще всего выпроваживали даже их тех редких домов, где всё ещё изредка принимали «беззаветных борцов с большевистской тиранией».

Но Михаил Николаевич ничем не показал, как ему наскучила эта «песенка». Более того, он изобразил живейший интерес и даже участие в судьбе товарищей по оружию.

Столь благодушная и совсем не привычная реакция на стандартный текст явно обнадёжила и даже обрадовала Мыльникова. Михаил Николаевич не ошибался в своих предположениях: уже после первых же слов, господ «борцов за идею» вежливо просили выйти вон. В отдельных случаях просьба выражалась не одними только словами – и это было весьма чувствительно. И уже – не только душой, но и телом.