– Чудны дела твои, Господи, не властитель ходит к патриарху, а патриарх идет к властителю…
С этими словами Годунов вышел из-за дубового стола в своей думской резиденции навстречу к владыке Иову для приветствия и благословения. Поздоровались и обнялись радостно и сердечно, как будто сто лет не виделись. Годунов решительным жестом предложил присаживаться, мол, разговор есть серьезный, государственный.
– Зачем ко мне посылал людей, Борис Федорович? Зачем я тебе понадобился? – спросил без обиняков Иов. – Сподручней было бы первым боярам до своего владыки пешим добираться.
– Совет желает держать с новоиспеченным патриархом властитель царства Русского, – отчеканил Годунов, – потому и призвал тебя для душеспасительного разговора с глазу на глаз.
Иов тяжело вздохнул, но осмелился возразить властному и велеречивому шурину-конюшему Годунову:
– Царь наш Федор Иванович смирен и блаженен, но не настолько же, чтобы не считать себя властителем-правителем при первом великом боярине Борисе Федоровиче… Чин на мне ангельский, но и с этим чином можно спросить: разве это дело благое, что в нашем царстве при живом государе в полном здравии и рассудке…
– …два властителя-правителя, связанные тесными родственными узами, соседствуют рядом и действуют на ниве государственных интересов, в меру своих способностей и талантов, данных Царем Небесным, – подхватил и продолжил мысль владыки выспренним слогом велеречивый боярин. – Или я ошибаюсь в своих талантах, необходимых государству нашему?… Или владыка Иов, после восшествия с божьей помощью и трудами земными нашими, отказывает мне в призвании властителя?
– Но ведь нет…
– …Нет такого титула и чина «властителя» или «правителя» в табели о рангах в государстве, – резко перебил патриарха Годунов. – Это ты, владыка, хотел сказать мне в лицо? Ну и что, что нет? Нет, так будет… При живом и невредимом царе Блаженном, воистину, в здравии и рассудке… Не враг я, владыка, своему родичу-царю, но властвовать в нашем царстве предопределено мне, грешному боярину, некогда худородному опричнику… Или считаешь, что царь Блаженный способен властвовать в государстве один, без моего вспоможения и без моего содействия процветанию государства?…
– Нет, не считаю, но… – начал свои речи Иов, но стушевался, догадываясь, что Годунов его снова прервет.
Годунов в упор поглядел на Иова и возвысил голос уже не велеречивого мужа, а властителя-правителя, с титулом или без титула, сегодняшнего или завтрашнего, неважно:
– Ты, владыка, нужен мне как сподвижник и советник в больших делах государственных. Знай одно, что в этих делах не за себя я хлопочу, не ради себя и своего рода стараюсь, а ради процветания нашего великого и несчастного царства-государства… – И, не отводя своих глаз в сторону, по-прежнему глядя твердо и решительно, но с понижением тона добавил: – …Не забывай, кто тебя всегда поддерживал, всегда был твоим соратником-сподвижником на твоей духовной стезе еще с тех времен, когда ты был настоятелем в Старицкой обители – до твоего вызова в Москву и далее до патриаршего престола…
– Не забуду, всегда буду помнить, – кротко выдохнул Иов, – но и…
– Без всяких «но», владыка! – отрезал Годунов. – Твоя помощь патриарха-молитвенника нужна нынче как всему русскому воинству, так и будущему отцу сына-властителя… – Он чуть не сказал «сына-царевича», но вовремя спохватился. – Да, да, жена на сносях, властитель Годунов ждет рождения сына-наследника, сына властителя-правителя… Но об этом напоследок поговорим, а пока насчет сношений с иноземными государями, в связи со скорой кровавой потехой со шведами, хочу тебя известить и твое наставление выслушать…
Иов знал о том, что разрешение сноситься с иностранными государями было дано Годунову еще с конца 1586 года. Конюший, действительно на правах властителя, принимал иностранных послов, переписывался и «передаривался» с иноземными монархами: австрийским императором, английской королевой, крымским ханом, польскими магнатами. Иов отметил про себя, что при этом не очень грамотный в правописании и грамматике Годунов благодаря своей удивительной, просто феноменальной памяти, зрительной и слуховой, легко схватывал иноземные языки. Владел латынью, бегло говорил на греческом и польском языках, освоил шведский и осваивал английский. Внешняя политика Русского государства благодаря «неформальному властителю-правителю» страны во время правления Годунова отличалась сдержанностью и осторожностью и преимущественно «миролюбивыми устремлениями». Злые на язык бояре и воеводы подкалывали конюшего за глаза за то, что он никогда не был искусен и успешен в суровом ратном деле, да и по своему характеру «интригана-политикана» не любил рискованных предприятий.
Догадывался Иов, что почему-то оказался нужен Годунову перед его скорым рискованным походом с русским войском против шведов…
Патриарх был наслышан об одной политической интриге «неформального властителя-правителя» с устроением избрания в ходе демократической процедуры царя Федора Ивановича на опустевший королевский престол Речи Посполитой после смерти Стефана Батория. В предыдущее несчастное царствование Ивана Грозного Россия понесла несколько жестоких поражений. Потому при новом венчанном царе Блаженном и «неформальном властителе-правителе» Москва старалась поддерживать мир с Польшей путем коротких или длительных перемирий. Но после смерти выборного короля Стефана Батория в 1586 году Годуновым была предпринята отчаянная попытка, «в обход шведов» с их королевичем Сигизмундом Вазой (старшим сыном короля Швеции Юхана Третьего), посадить «своего человека». Под «своим человеком» Годунов считал не только двигаемого на польский престол зятя-царя Федора Ивановича, но эрцгерцога австрийского Максимилиана. Но его попытки провести в короли Федора или, на худой конец, Максимилиана провалились, королем Речи Посполитой был избран швед Сигизмунд Ваза, на польском престоле получивший имя Сигизмунда III. Война со шведами, узнавшими о подкупе сейма Годуновым, без мирного договора с установлением границ Швеции и России становилась неизбежной. Отягощающим фактором интриги Годунова было давнее желание Москвы вернуть себе захваченные шведами в ходе Ливонской войны города и земли в Прибалтике (Нарва, Ивангород, Ям, Копорье, Карелия).
– Нам надо ударить по шведам, пока король Сигизмунд не укрепится на польском престоле. С Речью Посполитой нам сейчас невыгодно воевать. Царь Грозный навоевался, все свои зубы на поляках обломал.
– Знаю, – тихо сказал Иов.
– Не все знаешь, владыка, не все видишь со своего патриаршего престола. Шведы стали нападать на наши пограничные укрепления и воинские гарнизоны, провоцируя и ожесточая нас…
– Об этом я не знал…
– Так знай, владыка… Я помню твой совет: «Жить надо тихо и мирно». Я сделал все возможное открытой дипломатией и невозможное тайной… Но придется воевать… – Годунов сильно поперхнулся, но совладал с собой и продолжил: – …Я отдал приказ начать собирать большую армию. Знаю, что не время для больших сражений, но уже в кустах не отсидеться, ожидая милости от противника…
– Воля твоя, Борис Федорович…
– Вот видишь, владыка, при нашем царе Блаженном, с вечной умиленной улыбкой на устах, жующем свои молитвы великого печальника о земле Русской и своих подданных, воистину, властителю-правителю царства надо принимать решение объявления войны, начала военных действий… – Годунов почернел лицом и закончил свою жестокую фразу: – …посылая наших воинов за русской победой, обрекая их на страдания и смерть неминучую в подобных войнах…
– Понимаю, сын мой…
– Не все ты понимаешь, владыка… Помнишь, как польский король Стефан Баторий прислал вызов царю Ивану Васильевичу: выйти с ним в чистом поле – один на один! – с мечом, любым оружием, хоть с голыми руками… Драться до смерти властителей стран и завершить войну без пролития большой крови подданных… Кто победит – король или царь, – того и победа… Испугался царь Грозный сильного короля-воина… А я сейчас не испугался бы, вышел бы против любого их властителя… Знаешь, что мне силы дает и страх отгоняет? Потому что ответственность властителя-правителя чувствую при нашем царе Блаженном, не знающем бремени такой ответственности… – Годунов зло усмехнулся. – …умеющем только жевать сопли, печалиться и молиться постником-молитвенником… Но поздно печалиться перед большой войной, хотя молиться за все наше русское воинство и властителя-правителя государства всегда надо, владыка…
– Бог тебе помощник, Борис Федорович, – вымолвил тихо, но со значением патриарх Иов. – Понял я суть предназначения «властителя-правителя» на вершине государственной власти
– Не пойми ошибочно, лиха на царя-родича не держал и не держу. Пусть худо мне будет от моего бремени властителя, а царю худа не пожелаю.
– Только непосильного бремени властителя-правителя не возлагай на себя, Борис Федорович. От непосильного бремени хребет может треснуть, не только твой человеческий, но и царства всего…
– Спасибо за понимание, владыка… Знай, что именем царя я объявил общий сбор наших войск и назначение воевод по полкам. Войско ударное под сорок тысяч бойцов, разумеется, под командованием царя Федора Ивановича, а не под началом властителя Годунова, из Новгорода двинется двумя рукавами – на Ям и Копорье. Подождем из Пскова обоза с осадными пушками и начнем бить по стенам Ивангорода и Нарвы. Молись за русское воинство, владыка, и жди нас с победой…
– Конечно, буду молиться, Борис Федорович, за воинство и за правителя…
Годунов застенчиво улыбнулся и, наклонив голову к Иову, произнес срывающимся шепотом:
– Начни молиться не за одного властителя-правителя, а за его супругу Марию… Рожать Марии скоро, хочу сына-наследника, хочу сына-властителя-правителя…
– Помогай, Господь, непременно буду молиться за твою супругу, Борис Федорович… За счастливое разрешение от бремени сыном или дщерью…
– Сыном, владыка, только сыном…
– Пусть Мария подойдет к гробнице с мощами Василия Блаженного… Мы этого великого юродивого правдолюбца канонизировали недавно, поскольку стали большие чудеса у его мощей приключаться… Выздоравливают даже те, кто совсем потерял здоровье…
– Была, была моя Мария у гроба юродивого, молилась многажды… Ты сам о ее здравии помолись…
Иов замялся и почти беззвучно прошелестел сухими губами:
– Я ведь за царицу тоже еженощно молюсь, чтобы надежду чадородия Господь ее исполнил побыстрее… Хватит нам смут и мятежей…
– Да уж… – еще шире улыбнулся Годунов. – Хватит нам боярского зла и лукавства Дионисия с Варлаамом… Порядок утверждай в патриархии, владыка… Хватит нам непорядков митрополии лихого и опального Дионисия…
– Не будет больше непорядков в нашей церкви…
– Твоими бы устами да мед пить, а не прикасаться к нечистотам вашей церковной жизни…
Годунов напомнил патриарху, в связи с недавней канонизацией юродивого Василия Блаженного и святого отца Иосифа Волоцкого, о том, что рознь между заволжцами-нестяжателями, последователями преподобного Нила Сорского, и любостяжателями, последователями святого Иосифа, недавно дала себя знать. Была опасная жалоба, больше похожая на донос от рязанского епископа Леонида на имя царя Федора. Много чего там, в доносе, на ростовского епископа было написано: и о корыстолюбии монастырского начальства, и о личном обогащении епископов и архимандритов сребролюбивых…
– Мало в церкви бессребреников, больше сребролюбцев, – согласился патриарх, – будем исправляться.
– Взяв стадо патриархии, будь, владыка, пастырем добрым и грозным одновременно… А сына мне отмоли… – грустно покачал головой Годунов.
– Отмолю, правитель Борис Федорович…
– Все же правитель, а не властитель, владыка?
– По мне, честно говоря, властителем должен быть в государстве один человек – это царь…
– Будь по-твоему, владыка, как скажешь, сначала получу официальный титул «правителя», правя и властвуя… – согласился Годунов, подумавши про себя: «В Польше не удалось избрать „своего“ короля, так изберем самого себя „царем-властителем“ и освятим это избрание волей „своего“ патриарха…»
Воспользовавшись отвлечением русских сил на войну со шведами, крымский хан Казы-Гирей предпринял летом 1591 года набег на Москву со стотысячным войском. Хана подбивали к этому и шведы, обещая щедрое вознаграждение, но крымчаки не догадывались, что в столице, по инициативе Годунова и стараниями мастера Федора Коня, выстроили неприступную десятикилометровую стену (на месте современного Бульварного кольца). На стене организатором московской обороны Годуновым были установлены пушки и пищали. Все это было неожиданно для крымчаков, помнивших успех набега хана Девлет-Гирея двадцатилетней давности. Конное войско хана, прощупывая оборону Москвы, получило серьезный урон от артиллерийского огня. Для устрашения ханского войска Годунов приказал палить из пушек всю ночь, наводя страх и ужас на крымчаков, поручив одному дворянину донести до хана дезинформацию о прибытии к осажденным сильного подкрепления. На вопрос хана о беспрестанной стрельбе из пушек, не приносящей урона крымчакам, «пленный» сообщил, что русские стреляют на радостях от прибытия многотысячного подкрепления с обозами снарядов для пушек. Убедившись, что Москва надежно защищена, Казы-Гирей, не желая рисковать, не дожидаясь рассвета, поспешно ушел восвояси, бросив все награбленные трофеи. В память о «чудесной» победе над войском Казы-Гирея царь Блаженный приказал заложить монастырь спасительной Донской иконы Божией Матери.