Работы. Мемуар

57

В.Ч.: я так понял, что отдел всё равно был обречен. Иначе с какой стати ему было сидеть на моем будущем стуле в Лапике на 1м этаже того же здания? Мне с первого дня хозяева-разбойники (один 10 годами старше меня, другой 10 годами младше) начали внушать, как мне далеко до Феликса Львовича (что было довольно странно: я же ещё не успел войти в курс дела, впрочем потом там сидел мой знакомый – город-то маленький! – и ему ставили в пример меня: такой способ дать понять, что своей зарплаты ты не заслуживаешь) При этом Паша, по-видимому один, кто мог оценить его квалификацию, говорил, что «платили ему сущие гроши». Вероятно, Ф.Л. там всё-таки только подрабатывал. В основном проектировал кулачковые механизмы (помимо прочего Лапик заменял вышедшие из строя детали на табачной фабрике) к восторгу малограмотных конструкторов: для знающего, что такое полярная система координат, кулачок не представляется сложным делом. Из чего я делаю вывод, что в его отделе уже не было ни работы, ни зарплаты. Я пришел года через 3-4 после его смерти, в здании НИИ были курсы макраме и подготовки в московскую ВШЭ, мой одноклассник торговал котлами для отопления частных домов, кусочек первого этажа – там где скошенный угол выходил на круглую площадь, занимал Лапик, а на последнем этаже кусочек занимало тоже какое-то малое предприятие, делавшее что-то электронное. В остальном коридоры, уходящие за горизонт, были пусты, в комнатах валялась какая-то брошенная рухлядь, было очень похоже на результат применения нейтронной бомбы: люди погибли, а здание целехонько. Однако, в последние недели работы я обнаружил, что на 3м этаже работает вполне приличный буфет. Во дворе был сарай из которого наш запасливый электронщик притащил не распакованные ГДРовские станки с ЧПУ. Прихватил что плохо лежало: крыша-то провалилась и станки оказались ржавыми. Как-то отчистили, но электронику кто-то уже прежде с мясом вырвал и наши всё колдовали, как приспособить имеющиеся в наличие микросхемы чтобы хоть один станок хоть как-то использовать (слова «импортозамещение» мы ещё не слышали). Покуривая у входа, я часто встречал очень хорошо одетого солидного господина моего возраста (т. е. тогда около 50), но совсем в иной физической форме, который ехидно спрашивал: «Всё курите?»– «По КЗоТу имею право 10 мин в конце каждого часа» – отвечал я. Мы почти подружились и уже здоровались за руку. В последний день работы я опять его встретил и спросил: «Простите, а какую должность Вы занимаете в этом здании?». – Он вздрогнул и сказал: «Генеральный директор!» – и замер в выжидании. Я сказал: «я собственно, уже удовлетворил свое праздное любопытство» и отвернулся. Кто я – он спросить не догадался. Одет он был обычно в ярко-оранжевый замшевый пиджак и вообще сильно напоминал модель из журнала мод. Часто одновременно с ним появлялся неброский, но явно солидный автомобиль неизвестной мне марки (кажется, как я позже узнал, майбах). Но без шофера и охраны. Спустя год дальняя половина здания была целиком отдана немецкому магазину стройматериалов. Фасад преобразился, поражая великолепием. Одновременно с этим майбах исчез и на его месте стал появляться автомобиль золотистого цвета, точь-в-точь такой же, как виденный мной однажды в иллюстрированном журнале с английской королевой внутри. В журнале писали, что это роллс-ройс. Да, а Паша, соседство с которым я унаследовал от Ф.Л., был учеником Веры Петровны, что можно было угадать по невероятно быстрому темпу в котором он работал. Учился он на ВМК в МГУ, но вернулся в Саратов. Ещё оказалось, что он сосед Алика Хазанова и часто пьет с ним пиво. После предварительных переговоров был назначен день, в который Алик мог меня принять. Я помнил Алика очень хорошеньким, даже чересчур, слегка самоуверенным юношей с внешностью поэта. Я завидовал его великолепию и хотел с ним дружить, но он мне всё время словно давал понять: нам и так с Сашей вдвоем дружить хорошо, ты нам не нужен. А между прочим: знаешь ли ты, что твой друг у тебя за спиной в Чардыме лез к Тане Камышинцевой целоваться? Но он не знал, что она ещё более коварна, чем он: она не стала предупреждать, что намазала лицо отчасти в гигиенических целях, отчасти против комаров лецитиновым спиртом, который запаха-то не имел, но имел невыносимую хинную горечь на вкус. Алик оказался не джентльмен: не смог сохранить вид, словно ему это нипочем и страсть всё превозмогает. А тут я увидел человека с потухшим взором, явно не слишком здорового и почему-то в совсем пустой квартире: словно из неё вывезли всю мебель: то ли переезд, то ли продали (возможно, конечно, просто по контрасту с моей, вернее, родительской, какая-то мебель конечно была) Ремонт не то, чтобы срочно требовался, но не помешал бы. Нет, на алкоголика и вообще опустившегося человека он совершенно не был похож, просто на человека очень нуждающегося и измученного. Я спросил о тебе – он пробормотал что-то непонятное, типа что ваши дороги давно разошлись, говорил, что сейчас в какой-то фирме – тоже осколке крупного предприятия, как Лапик, они пытаются сделать световое табло, наподобие того, которое ПУЛ делал на Новом Арбате согласно твоим воспоминаниям. Во всяком случае, я так понял. Но рассказывал он об этом без энтузиазма: пусть, дескать, попробуют, но он не верит в успех. Мама его, по-моему, незадолго до этого умерла. По-моему, мы выпили вместе жидкого чаю, если и было пиво, то максимум по пол-литра Никакой закуски вообще не помню. Несмотря на летнее время, когда в 6-7 часов вечера домой совершенно не торопишься, у меня осталось впечатление, что он, несмотря на всю вежливость, сам не рад, пригласив меня, но рад будет, если я оставлю его в покое. Ну я и ушел и больше его за последние 15-16 лет не видел. Возможно, я сильно сгущая краски по контрасту, потому что сам в то время чувствовал себя, несмотря на все проблемы, на подъеме. – Я: спасибо за все эти истории, я не знал. Отец, по инерции секретности, что ли, про работу не любил говорить. И Алик про себя. В постсоветское время мы общались раз, обнаружив друг друга в Одноклассниках, кажется, и я ему посылал совместный фильм со своими дополнениями, отклика не получил. А потом потерял аккаунт в Одноклассниках.

58

На самом деле Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» такого ляпа не допустил. Он написал, что, по мнению некоторых философов, опирающихся на мнение некоторых физиков, электрон, возможно, не имеет массы покоя, подобно, скажем, фотону. (Его масса растёт с увеличением скорости, наверное, это и послужило причиной предположений, что в положении покоя её у него и нет совсем. Эти предположения потом не подтвердились). – Впрочем, – написал Ленин, – даже в таком случае это не повод заявить, что материя исчезает. – Что абсолютно верно. В конце концов, электрон, столкнувшись с позитроном, всю свою массу преобразует в энергию, и что? Фотон тоже не ангел небесный или дух Наполеона, он материален, хотя и не имеет массы покоя. Но относящиеся к Ленину как к пророку последователи сделали из его – даже не его! – предположения жёсткое утверждение. Которое, в конце концов, было, видимо, подвергнуто обоснованной критике, и преподаватели в универе такого не говорят. А вот в этом болоте такие преподаватели сохранились.

59

Это, значит, есть где-то большой форвакуумный насос, и вакуум от него подают ко всем установкам, как электричество, воду, сжатый воздух, всякое такое.

60

В.Ч.: а какой именно? Я помню в детстве на Кавказе ездил на роскошном междугороднем «Икарусе-Люксе» с мягкими самолетными креслами, занавесками на довольно маленьких окнах и выпирающем капоте двигателя: как у грузовиков, только не спереди, а сзади. Потом были большие городские желтые с наоборот непривычно большими окнами. Часть из них с «гармошкой». Элегантный вид им придавала хорошая краска и то, что стальной лист натягивался на каркас горячим и оставался всегда гладок, как кожа юной девы, чего не скажешь об отечественных. Внутри же он был откровенно функционален: какие-то приваренные уголки, большие винты и гайки которые конструкторы и не собирались скруглять или камуфлировать, просто покрасили всё в тот же ярко-желтый цвет. Но были ещё и серо-синие, небольшие, как наш пазик и для тех же целей – сообщение с селами, где плохие дороги, так что сидел он высоко на увеличенных толстых колесам. Дизельный двигатель его почему-то особенно тяжко и громко вздыхал при работе и выпускал, по правде сказать, многовато черного дыма. Это что я помню, а могли быть и другие. – Я: вот что бы тебе писать мои мемуары! У меня только общее впечатление: написано Икарус, значит, мягкие кресла, хорошая подвеска, не прыгает, как козёл на ухабах, мощный двигатель, который не надсадно воет перед переходом на следующую скорость, а негромко рычит. Коллективный образ всех Икарусов, наверное.

61

здоровенная деревенская лодка веретенообразной формы с маломощным, но надёжным и долговечным стационарным двигателем

62

Это, если кто не знает, запрещённое орудие ловли рыбы, состоящее из длинной толстой прочной лески, к которой через небольшие интервалы привязано много коротких отрезков тонкой лески с крючками. Запрещён он из-за слишком большой эффективности, это уже не любительская ловля, а почти промышленная. Кроме того, он ещё и довольно опасен. Какой-то я читал рассказ, как человек запутался в перемёте и утонул, но не помню подробностей. Дело в том, что я и сам как-то попал в перемёт при старте на водных лыжах, но этот эпизод я лучше опишу, если напишу мемуар о них, а то слишком далеко уклоняюсь.

63

В.Ч.: ну, это была витрина для иностранцев и вдруг Брежнев захочет в магазин зайти. До самого конца 70х ведь «заказов», тем паче талонов не было, т. е. любой командировочный или просто турист мог приехать и всё скупить. Иное дело, что была идея планового хозяйства и равномерного распределения производительных сил (и соответственно населения) по стране, рост населения Москвы (а также Ленинграда, Кубани и Молдавии) сознательно сдерживался через систему прописки. Кроме того в провинции, даже типа Саратова, а уж тем паче на Севере и в Сибири, зарплаты на тех же должностях бывали несколько выше, перспективы получить жилье лучше, нормы жилплощади кое-где чуть больше, возможности быстрее продвинуться по службе. Вайнштейн-то рассуждал почти правильно, но Саратов по неясной мне причине начал к тому времени хиреть, ему надо было в Балаково и то лучше всего 10 годами раньше. В столичных ВУЗах доктора наук сидели годами на должностях ассистентов, а в провинции кандидат мог называться профессором и заведовать кафедрой. Народ мягко подталкивали уезжать в провинцию, попозже – конкретно в деревню, где строили образцовые агрогорода (а люди всё равно делали из подручного хлама сараи и хлева). Эффекта это всё равно не имело: в столице магазины на каждом углу, снег зимой чистят и больше развлечений, а если ты не редкий специалист, то, чтобы туда попасть, нужно жениться, в основном фиктивно, ибо обладатели московской прописки не верили в бескорыстную любовь провинциалов, что выглядело как снобизм (позже роль Москвы заняла заграница, отсюда такая патриотическая ненависть к ней, а уж особенно теперь). Лужков и в 90х пытался прописку сохранить, несмотря на переименование в регистрацию, но как я понял, всё рухнуло, когда украинцам с целью привязать их теснее разрешили находиться там до 180 дней без регистрации, а русским можно было только 3. Пришлось их приравнять друг к другу. И пошло: все съехались туда, где крутились большие деньги, а следом и зарплаты на свободном рынке труда стали выше в 2-3 раза (за ними и пенсии), нужно было где-то жить – всё вокруг застроили (да ещё совпало с поголовной автомобилизацией, прежде также сознательно сдерживаемой), образовалась раковая опухоль на теле страны (с самолета это особенно заметно), а всё остальное обезлюдело. Зависть к рядовым москвичам поутихла: каждый теперь может поехать, устроиться и взять ипотеку за 20 км от МКАД, причем оказалось, что мотаться по 1,5 часа в один конец на работу по пробкам и передвигаться по бесконечным переходам метро бегом – удовольствие не для всех. (Наблюдался, правда сильный всплеск ненависти к уехавшим в Москву в начале ковида: они тут приезжают в отчий дом и привозят заразу). В основном уезжает молодежь, какое-то время дети остаются с бабушками, но потом берется ипотека и детей забирают. В провинции остаются одни пенсионеры (кстати, причина, почему у меня стало плохо с учениками). Но любители порассуждать глобально, о чем-то свыше ассортимента в магазинах, ненавидят теперь московские фирмы, скупающие все предприятия в провинции, присылающие своих управляющих, ненавидят центральное правительство, высасывающее все налоги, притом что прибыль – а потому и налоговая база – и так уходит к московским хозяевам. У меня возникла личная ненависть к зажравшимся москвичам лишь с началом «антисанкций»: лежали везде дорогие польские яблоки выставочного вида, которые у нас никто не брал, покупали дешевые краснодарские. А вкуса пармезана, над пристрастием к которому так издевались патриоты, я и не знал, про хамон же вообще не ведал, что это такое. Вдруг начинается всё это уничтожение продуктов бульдозерами и хорошие краснодарские яблоки уже и москвичам пришлись по вкусу, у нас же остались тоже краснодарские, но гнилые. И то же самое с морковкой, картошкой.... Теперь процесс пойдет дальше: условно говоря, москвич покупал навороченный немецкий утюг (Александр вообще раздобыл его в группе «отдам даром»), мы же довольствовались китайскими попроще и подешевле. Теперь, как я понимаю, приличные китайские утюги у нас тоже исчезнут, во всяком случае в цене они уже поднялись раза в полтора… НО! В Саратове выстроили якобы международный аэропорт, из которого летал десяток рейсов в сутки, причем ещё и добираться до него целый час за 1000 руб на такси (электрички ходят редко: часто – нерентабельно). Закроют его – особенно никто и не заметит. А в московских аэропортах теперь десятки тысяч человек лишились работы. А турбюро, оптовые торговцы косметикой и качественными стройматериалами, ла мало ли кто! Чем город крупнее, тем он больше пострадает. А где под Москвой найти участок под посадку картошки? И в Саратов поедут, как в былые советские времена звезды исполнительского искусства, которых не хотят больше слушать на Западе. Дороги в порядок приведут: во время ковидного карантина позакрывали все магазины, кроме продовольственных, рестораны и кафе, даже ксерокс и фото на паспорт сделать было негде. И что же – высвободившиеся люди захотели класть асфальт и все тротуары вокруг меня асфальтировали сразу с двух сторон каждой улицы, идти можно было лишь по проезжей части. Кстати. Не удивлюсь, если в отчаянии правительство попробует влить деньги в возрождение ПУЛа. Но ты не торопись возвращаться: деньги всё равно разворуют. – Я: да я и не тороплюсь. Наверное, как родители были насильно высланы в Саратов, так и я не стал коренным саратовцем. Вот Волга – это да, вспоминаю всегда с сожалением, что пришлось расстаться. Лыжи в лесу на горах чуть-чуть. А ПУЛ оставил смешанное впечатление, по итогам не особо хорошее, когда оказалось, что всерьёз наукой заняться не выйдет. Поначалу интересно было, и люди хорошие… В основном, в «моей» исследовательской лаборатории. Витя вот чуть позже меня совсем с другим встретился непосредственно на производстве… Ну а теперь впору думать о том, чтобы уехать ещё дальше. Уже не от Саратова, а от Москвы :)

64

В.Ч.: нет, в 1931г это действительно был завод комбайнов, построенный американцами в пару к Сталинградскому тракторному (комбайны-то были не самоходные, трактора их тащили). Самолеты Як начали выпускать года с примерно 1939. Какое-то время он назывался «Почтовый ящик №1». Я почитал Википедию. Об американцах ни слова. Сами построили. с 29 до 31 года. – Он: вранье. В википедии идут ожесточенные войны правок, в fb С.Л. Николаева можешь почитать. Я был там на экскурсии в 1987 или 1989 г. (наш декан пытался найти там тему для хоздоговора), директор заводского музея нам рассказывал, причем особо отмечал, что рассказывает для взрослых людей, а не заводской молодежи, которую быстренько и молча проводят мимо напр. портретов расстрелянных директоров. И фотографии американских специалистов и сканы документов мы видели. В числе 400 заводов, не просто спроектированных, а привезенных из Америки и Германии конструкторским бюро Альберта Кана за деньги от продажи зерна, ради чего был устроен голод 1933 г. Вот и вся индустриализация первых пятилеток. Из Википедии: назвали Саратовский завод комбайнов. В 37 г. (не в 41, т.е. предвидели войну-то) переориентировали на самолёты и назвали «Завод № 292 НКАП». Потом в тексте называется Саратовским авиационным заводом, не указано, когда переименовали, м.б. применяют позднее название к более раннему времени (военному). Точно, вот его разбомбили в 43-м, и было постановление о мерах по восстановлению опять же завода № 292. Но в послевоенное время опять называют Сар. авиационным з-дом. И делал он и вертолёты, и ракеты (одной такой, написано, сбили Пауэрса, другой – самолёт в Китае). В 62 году даже комбайны. В 63 клетки для птицефабрик и троллейбусы. Но и самолёты. Но и детские санки, посуду, кресла, игрушки. В 70 появился музей боевой славы Саратовского авиационного завода. Как же он назывался? Видимо, уже так. Появилось в том же году звание «Ветеран труда САЗ». В 77 году монумент в честь самолёта Як-3, где опять завод назван САЗ. В 88 г. «на территории завода стали появляться кооперативы, оказавшие пагубное влияние на взаимоотношения в коллективе завода, не принесших никаких положительных результатов в деятельности завода и вскоре ликвидированных» чота с падежами. Ликвидированных положительных результатов, видимо. О! «До 1991 года Саратовский авиазавод носил условное наименование п/я В-8122». До! А «от»? И ничего про «почтовый ящик №1» не написано. – Он: хорошо помню насмешки родителей именно над «почтовым ящиком №1», но это было чисто бюрократическое наименование, действительно для почты (служебной). Была мода называть в Саратове "ящиками" всё подряд в 70х, потом придумали "Тантал", "Контакт" и т.п.. До 10 лет я жил в Заводском р-не, и ещё 10 лет ездил туда, потому что у нас был сад-огород около ТЭЦ-2. Водитель автобуса объявлял "Комбайн", да и все так говорили. На табличке было написано "Остановка пл. Орджоникидзе". Что делают самолеты скрыть было невозможно: их же облетывали с аэродрома видно было аж от речного вокзала. Название "САЗ" появилось скорее всего при Горбачеве. Когда мы там были, в сборочном цехе, рассчитанном на 20, кажется, самолетов, стояло 3 и вяло работали лишь на одном. Нам объяснили, что Як-42 хорош всем, кроме прожорливости в смысле топлива и индийцы перестали покупать, а китайцы только присылают прежде купленные на ремонт (один как раз был такой). В цехах, впрочем, работа на станках кипела. Если ты когда там ездил – дорога объезжает завод справа и после поворота идет вдоль совершенно бесконечного двухэтажного здания, по-моему, ещё более длинного, чем НИИ, в котором работал Феликс Львович, а потом в "Лапике" я. Это было только конструкторское бюро завода. Одно оно и осталось и теперь там торгово-развлекательный центр "Оранжевый" (в google-maps можешь найти). Всё остальное разрушено: крыши провалились, отопления зимой не было. Сняли даже плиты с взлетной полосы с целью застроить аэродром жилыми домами (ага, дышать вонью с Крекинга!). В общем, полный погром. На рубеже 1980-90х гг. много писали, что они разрабатывают там какую-то "летающую тарелку" – "экраноплан". Согласно официальной версии, какие-то злокозненные западные конкуренты каким-то хитрым образом помешали. Потом некоторое время станки и помещения действительно сдавались в аренду кооператорам (скорее всего своим же работникам, выполнявшим маленькие случайные заказы по ремонту оборудования для других заводов), но огромную крышу чинить и платить за отопление арендаторам было, конечно, не под силу. Самое смешное, что теперь Россия осталась без самолетов и я вчера слышал, что "Як-40" вообще-то хороший самолет, его только немного довести надо. Администрация (если кто-то жив остался) небось теперь локти кусает. Но погром рядового авиазавода на с.д. ерунда по сравнению с той же участью расположенного напротив, через железную дорогу, "зуборезного", т.е. завода тяжелых зуборезных станков, умирание которого я наблюдал в режиме реального времени (в "Лапике" я же занимался теорией зубчатых передач и постоянно ездил для консультаций на "зуборезный" к последнему оставшемуся из когда-то 400 сотрудников КБ при заводе, был знаком с гл. инженером и директором). Это был один из всего трех мировых центров такого производства, причем в 60е гг. даже опережал кое в чем швейцарцев и американцев. Теперь там только оптовые базы и склады.

65

ВНИЦПВ. Сейчас поискал в интернете его историю, нашёл только общие фразы без подробностей. Ни имени тогдашнего начальника, ни того, что он обретался на территории Даниловского монастыря.

66

В.Ч.: Он был прав. До аспирантуры меня с руками пытались оторвать в разные места. Когда же я, по наивности законопослушно отработав 3 года в СГУ после аспирантуры тут же начал искать другое место, на меня, даже не защитившегося, смотрели всюду с большим подозрением и всюду отказывали 22 года подряд. Даже в «Лапик» меня взяли только со 2го раза, от безвыходности (Они обещали вместе со своей измерительной машиной поставить программу для собственно измерения, но не справились из-за отсутствия математической модели – Феликс Львович, сидевший на будущем моем стуле, предложил приближенную, но возможно пригодную модель, от которой я, движимый стремлением к абсолютной точности, всё-таки отказался, но тут он умер, а два или три человека между ним и мной не смогли разобраться в его записках и просто делали вид, что работают, сколько готово было ждать результата начальство, потом увольнялись. Я написал и собственно уравнения, и программу). Но и в «Лапике» долго смотрели косо, как на чересчур умного (через 3 года, когда я уволился, правда, сильно об этом пожалели). Гоз (забыл имя) из 102 кл, попался мне на улице, когда нам было лет по 28, и спросил: нет ли у меня на примете толковой выпускницы мехмата: его назначают руководителем группы. «Есть, –сказал я – родная сестра как раз заканчивает» – «Так она, как и ты, небось отличница» – «Отличница» – «Нет, мне надо со средним баллом 4. Отличники – они же начинают спрашивать: а почему мы делаем так, если можно лучше? А мне не нужно лучше, мне надо, чтобы делали, как сказано. Только 4». У матери был сослуживец, пришедший в «Саратовэнерго» с кафедры политеха ради заработка. Такая же история, в конце концов на кафедру вернулся. Так что для «производства» твоя ученая степень была бы излишней (а если начальник без неё – то для него опасной), в ВУЗах же считали бы, что твоя национальность и так представлена непропорционально. Отцу на партсобрании доводили до сведения (как раз в год нашего окончания школы), что есть негласное распоряжение ЦК всячески препятствовать поступлению евреев в центральные ВУЗы и защитам диссертаций. «Чтобы не готовить кадры для Израиля» (Мне рассказывали 3-4 раза о случаях, когда в доверительной беседе людям объясняли прямо, но ведь за такую откровенность можно было пострадать) Так что, подозреваю, кандидатский экзамен по философии тебе не зачли вовсе не в результате недоразумения. – Я: так я и не писал, что в результате недоразумения, просто концов было не найти, даже кто вычеркнул. И не «не зачли», о таком и речи не было, а не разрешили сдавать.